Птица мысленно заговорила с ним голосом старца:
– Да, именно так: сила, вложенная в чёрный камень, пришла не из нашего мира, и стала угрозой для всех живущих. Даже мне, духу-хранителю, в одиночку с ней не справиться. Но теперь у меня появилась надежда. Сатий, ты сможешь многое, и найдёшь способ избавить мир от чужеродного зла. Для этого, впрочем, тебе нужно учиться не только у меня, но и у эльфов и аэров. А пока что – пришло время для очередного испытания.
И феникс резко полетел вниз. Пикирование вызывало у Сатия не страх, а восторг – он наслаждался тем, как быстро приближается город, и то, что казалось сверху мелким, становилось всё крупнее и чётче. Вскоре птица приземлилась в портовой части города, где трое путников ещё не были – провожатый не стал вести их сюда, и неспроста: в квартале были не только корабельные и рыбацкие мастерские, но и множество бедных лачуг.
Сатий слез с птицы. Феникс сразу улетел ввысь, но мысленно парень чувствовал незримое присутствие Фенаса.
Осматриваясь, Сатий понял, что даже в великолепной столице есть место нищете. Тут и там встречались старики, женщины и дети в обносках или вовсе без одежды. У полуразвалившегося дома сидел на крыльце безногий мужчина и просил милостыню.
– Что с вами случилось? – участливо спросил Сатий.
– Я сражался на заградительной стене, и в одном из боёв троллеорки отрубили мне обе ноги. Меня подхватили другие бойцы и, истекающего кровью, принесли в палатку целителей. Но, как бы те ни были искусны, ноги они не смогли мне вернуть, – с горечью в голосе ответил мужчина. – Остаток жалованья я потратил на то, чтобы заплатить за проезд домой, в столицу, и чтобы купить кресло-каталку. А вернувшись в Хосток, вынужден побираться.
– Но неужели Солнцепоклонный не помог вам деньгами? – удивился Сатий.
– Он бы, может, и расщедрился, да вот только беда: я никак не могу попасть к нему на приём. Строптивые придворные считают, что ему негоже общаться с нищим калекой. Он, наверное, даже и не знает о моём несчастье.
– Я попробую замолвить за вас словечко, – пообещал Сатий. – Как вас зовут?
– Мелван, – ответил безногий. – Но даже если вы сделаете это, мне надо на что-то жить. Не найдётся ли у столь чуткого юноши хоть немного денег?
Сатий замялся: как сказать нищему, что у него нет ни единой купюры? Он не поверит, ведь перед ним, хоть и босой, стоял отрок в лучших шёлковых одеждах. Но, поскольку жители деревни Лесная Земляничка, отрезанные от внешнего мира, привыкли обходиться бартером, то перестали пользоваться деньгами. Эймел, впрочем, рассказывал Сатию о тех купюрах, что были в ходу, и даже показал пару из них, отметив, что там изображены портреты великих магов прошлого. Поспешно уходя из деревни, Сатий и вовсе забыл о деньгах, а у Весельчака были с собой лишь несколько банкнот, которые он потратил во время похода, расплачиваясь с теми хозяевами, кто хоть и дали стол и кров, но потребовали за это плату.
– Ну неужели вы не пожалеете несчастного воина? – жалобно спросил безногий. Сердце Сатия сжималось: он хотел помочь мужчине, помня наставления Фенаса о добре и милосердии. – Дайте хоть мятую десятку. Я не прошу о деньгах, созданных магией. Они, конечно, не портятся со временем, но стали теперь большой редкостью, ведь говорят, что все волшебники погибли…
«Созданных магией? – удивился Сатий. – А что, если попробовать и самому сотворить деньги? Так… надо сосредоточиться и вспомнить, как выглядели те купюры, что показывал папа. Там были портреты великих магов… ах да, я же их видел, когда осматривал памятники».
Сатий искренне и всей душой хотел помочь безногому, а потому всю волю направил на то, чтобы создать деньги. Он мысленно представил, как три – нет, пусть лучше будет пять! – крупных банкноты появляются у него в кармане. И – о, чудо! – потянувшись левой рукой, он действительно нащупал пять соТейных.
– Возьмите, пожалуйста, – протянул он Мелвану наколдованные деньги. Тот рассыпался в благодарностях голосом Фенаса… и тут Сатий проснулся.
«Всё это был всего лишь сон? Или… нечто большее? Всё казалось очень реальным. Мелван – что, если человек с таким именем действительно нуждается в помощи? Пожалуй, стоит рассказать о нём Солнцепоклонному», – подумал Сатий. Он, как и прошлым утром, почувствовал прилив сил и невероятную бодрость. Но увиденное во сне не давало ему покоя и не оставляло равнодушным.
«Смогу ли я наяву создать деньги с помощью магии? Если Солнцепоклонный прав, и я действительно принял дар Эймела, то должен суметь!» – решил Сатий. И, сосредоточившись, воссоздал в памяти образ сотенных купюр с изображением Великого мага. Но сделать так, чтобы деньги сами по себе появились у него в руках, никак не удавалось. Усилием воли Сатий продолжал мысленно представлять изображение соТейных. Увы, это оказалось не так просто, как во сне. И, сколько он ни пытался сосредоточиться, ничего не получалось. От усилий он даже закряхтел, отчего разбудил Фирри.
– Ты чего это? – удивился друг.
– Да так… приснилось кое-что, – отмахнулся Сатий, дав себе слово позже попробовать ещё раз.
– Ага, у меня тоже был необычный сон. Представляешь – будто я феникс и лечу над всем миром, а огонь с моих крыльев не опаляет и не поджигает, а превращается в мягкие пушинки. И люди счастливо смеются, купаясь в этом тёплом пухе, подбрасывают его в воздух и веселятся. А главное – нет никакой войны!
– Здорово! Удивительное совпадение – мне тоже вторую ночь снится феникс, только на нём летит мудрый старец и обучает меня то храбрости, то добру и милосердию, – признался Сатий.
– Значит, эти сны не простые, а вещие, – серьёзно заметил Фирри. – Интересно только, что ему привиделось? – спросил он, показывая на шумно храпящего Весельчака.
– Не знаю, но пора бы ему уже просыпаться. Сразу после завтрака нам надо зайти к Солнцепоклонному, прежде чем отправимся в порт.
– Это ещё зачем? – удивился Фирри.
– Я думаю, кое-что увиденное мною во сне может быть вполне реальным и наверняка заинтересует его. Другой вопрос – как мы Весельчака будить-то будем?
– Не знаю. Поливать водой явно не стоит – комнату затопим, но его не поднимем.
Сатий звонко расхохотался этому шутливому замечанию, и Фирри поддержал его смех. Весельчак перестал храпеть, что-то сонно пробормотал и открыл глаза.
– Нет, это что за хохот ни свет, ни заря? – грозно спросил пробудившийся, точно медведь из берлоги, Веслер.
Еле сдерживаясь, чтоб смех не перерос в истерический, Сатий шутливо ответил:
– А ты в окно погляди – вон тебе и свет, и заря!
– Ах вы проказники!
– Ну вряд ли ты захочешь бежать на корабль, не позавтракав, – заметил Фирри.
– Ладно, ладно, встаю, всё равно вы не угомонитесь, пока всех не перебудите, – поворчал для виду Веслер, поднимаясь с кровати.
Все трое умылись в соседней комнате, а затем спустились в столовую. Там уже суетились слуги, расстилая скатерти и разнося блюда. Путники уселись у открытого окна, и Веслер поморщился – рассветное солнце било ему прямо в глаза. Он попросил Сатия поменяться с ним местами, и тот с радостью согласился – он с детства привык смотреть на светило, почти не прищуриваясь.
Весельчак, увидев щедрое угощение – на столе были морепродукты, деликатесы, различные мясные блюда, фрукты и овощи, – был готов простить Фирри и Сатию, что они разбудили его своим смехом. Да и в конце концов, должен же он наконец привыкнуть к тому, что теперь всё время придётся вставать рано!
Ближайшую половину коло Веслер сосредоточенно жевал, не в силах оторваться, столь вкусным было каждое блюдо – тушёная индейка под соусом из веселинки и голубики, морская капуста с луком и мелко нарезанным куриным мясом, копчёная мекша[9] под маринадом из пряностей. Сатий и Фирри, как и в прошлый день, больше наслаждались фруктами и овощами, особенно им понравились жареные клубни со спаржевой фасолью и хрустящим луком.
Наконец, Весельчак с явной неохотой оторвался от стола, потому что Сатий настаивал на визите к Солнцепоклонному. Один из слуг отвёл их, заметив, что не стоит надолго отвлекать владыку – он готовился к военному совету с аристократами.
