— Иди, мой король… Иди ко мне!

Люциус медленно вошёл, наслаждаясь каждым мгновением. Гермиона выдохнула от восторга и обхватила его ногами, скрестив лодыжки на его пояснице. Его движения были как сладкий яд, огненная лава, разливающаяся по венам вместо крови. Гермиона истово поднималась ему навстречу, желая только одного: чтобы это никогда не заканчивалось.

Когда Люциус перевернул её на живот и поднял, сжимая бёдра, она уже ничего не соображала. Возбуждение накатывало жаркими волнами: одна за другой.

Малфой толкнулся в неё, и Гермиона всхлипнула от лавины новых ощущений. Она видела их обоих в десятках зеркал: обнаженные, мокрые от пота, задыхающиеся от желания — и это зрелище заводило до умопомрачения. Люциус властно сжимает её бедра и одной рукой прогибает спину, не переставая вбиваться. Он словно создан для неё: с сильным телом и крепкими руками, которые творили с ней что-то невероятное.

Склонившись, Люциус прошептал:

— Кончи для меня, малышка! Кончи!

Гермиона вздрогнула. Эти слова переполнили чашу напряжения, которое уже перехлёстывало через край. Ослепительная молния прошила тело, пробежав по позвоночнику и заставляя выгнуться. Женщина запрокинула голову с криком наслаждения, плеснув по щеке Люциуса мягкой волной кудрей.

Но он не спешил её отпускать. Пока Гермиона приходила в себя, она почувствовала успокаивающе прохладный гель, а потом и палец мужа в анусе.

— Люциус!

— Расслабься, милая, я не сделаю тебе больно.

Движения его были осторожными и медленными, и от того, с какой нежностью Люциус входил, Гермиона неожиданно для себя возбудилась, хоть это и казалось совершенно невозможным. Почувствовав это, Малфой добавил второй палец, затем третий.

— Да, чёрт возьми… — простонала Гермиона. — Да…

Она не узнавала ни свой голос, ни себя. Были только он, она и дикое неутолимое желание. И когда член сменил пальцы, боль принизила приятные ощущения. Гермиона испуганно дёрнулась, но Люциус сжал её плечи и прошептал:

— Всё хорошо, детка, всё хорошо. Просто расслабься.

Она ощутила теплую головку его члена, и легким движение он вошел в неё. Боль и наслаждение смешались воедино. Колени дрожали и подгибались, но дикое желание снова нарастало с неистовой силой. Люциус двигался медленно и плавно, давая ей привыкнуть к новым ощущениям, и всё же она знала, что он сдерживается с большим трудом.

Малфой сжимал её ягодицы то нежно, то грубо, и от этого кровь приливала к низу живота, усиливая и без того безумные ощущения. Возбуждение охватывало от одного только осознания, что Люциус обладает ею, но когда его пальцы добрались до клитора, Гермиона издала гортанный стон и подалась ему навстречу: муж чувствовал всё, чего бы ей хотелось, словно читал мысли.

И Люциусу передались её ощущения, он задвигался глубже, теряя себя от узости её плена и острого наслаждения. Дыхание обрывалось, из груди рвалось животное рычание.

— Да, Гермиона! Да!

Гермиона вдруг вскрикнула. Волна лёгкой дрожи прошла по её телу. Затем ещё одна. И тело затопило необыкновенное тепло. Казалось, она разлетелась на тысячи осколков и каждый из них слился со Вселенной.

Она чувствовала, что и Люциус готов кончить, он вбивался всё быстрее и в конце сильно и глубоко вошёл, с глухим стоном выплёскиваясь в неё. Он упал рядом, тяжело дыша, и легко поцеловал её в макушку.

Гермиона постепенно приходила в себя, а Люциус вдруг взял её лицо в ладони и принялся покрывать быстрыми жаркими поцелуями.

— Милая моя, хорошая… Прости, прости, уже всё…

Она в изнеможении прошептала:

— Я не знала, что и от этого можно получать удовольствие…

— Мерлин! — он с облегчением выдохнул и упал на подушки. — Скажи мне только, о чём ты сейчас думаешь?

Гермиона рассмеялась.

— Я думаю… я не жалею, что выбрала тебя. А ты?

— А я рад, что взял в плен именно тебя, а не Поттера или, не приведи Мерлин, Уизли.

Она снова рассмеялась, и смех звенел, как серебряные колокольчики.

Люциус нежно очертил овал её лица и сказал:

— Я рад, что Минни больше нет. Потому что утром из этой комнаты выйдет Гермиона Малфой.