Его кольнули произнесенные ею слова. Значит, у нее есть совсем другой пласт жизни, о чем он ничего до сих пор не знает.

– Может быть, поведаешь мне о своих секретах? – Попытался он начать более серьезный разговор.

– Потом, потом. – Рассмеялась она в ответ. – Когда вернусь из гастрольной поездки, мы обязательно с тобой обо всем поговорим.

В этот момент какой-то странный человек в маске и черном плаще подошел к их столику и бесцеремонно уставился на них. В первый момент ни Андрей, ни Николь не обратили на него внимания. Но его стояние рядом со столиком несколько затягивалось. Николь нахмурилась и опустила голову, избегая его взгляда. Андрей же наоборот, невольно вопросительно поднял голову. Реакция этого типа, явно из нанятых карнавальных актеров, была мгновенной. Он сделал полупоклон и развернувшись пошагал через площадь в сторону дворца дожей. Когда он скрылся, Николь задумчиво сказала:

– Странный тип, он мне кого-то напоминает. Вот, только не пойму кого?

– Эти карнавальные шуты такие же назойливые, как и официанты на этой площади. – Пошутил Андрей. Однако Николь никак не отреагировала на его слова, оставаясь задумчивой.

Потом они долго бродили по кривым улочкам, где нет никакого транспорта, и только на знаменитых каналах курсируют гондолы, эти средневековые такси с импозантными возчиками. На улицах гуляли разодетые в карнавальные одежды и маски нанятые актеры, добавляя шарм атмосфере города и без того полной очарования и неповторимости. В одном из ювелирных магазинчиков он сделал Николь небольшой подарок, приобретя для нее венецианские украшения, серебряный браслет и золотое колечко с сапфиром. Николь очень осторожно, даже неким подозрением приняла подарки, но комментировать их не стала, просто сказав:

– Ты необычайно и, как мне кажется, незаслуженно щедр ко мне, но отказаться я не могу. Это кольцо и браслет всегда будут напоминать мне о нашей поездке в Венецию. Но у меня к тебе небольшая просьба.

– Какая? – Ему было приятно видеть смущение на ее лице.

– Браслет я возьму с собой на гастроли. А, вот, кольцо, – Николь на мгновение замолкла и потом достаточно проникновенно добавила, – кольцо пока пусть побудет у тебя. Я чувствую, что должно что-то произойти, что окончательно определит мою судьбу. Тогда ты мне его и вручишь. И не спорь, пожалуйста.

Последние ее слова прозвучали с интонаций грусти.

– Ты так говоришь, что можно подумать, что твое будущее не принадлежит тебе. – Сказал он, и, чтобы развеять неожиданно нахлынувшее на нее минорное настроение, весело добавил. – Эту поездку мы будем вспоминать вместе.

Она посмотрела на него довольно серьезным взглядом и ничего не ответила.

Корневу хотелось поговорить об их совместном будущем. Ему казалось, что сейчас это вполне своевременно. Но Николь ответила, что должна все обдумать, что у нее есть некие обязательства, существуют обстоятельства, которые заставляют не спешить принимать ответственные решения. Ответ, хотя и был сдержанным, но не безнадежным. По глазам Ники он видел, как она безмерно рада и благодарна. Последующую ночь практически они не сомкнули глаз. Побродив почти до рассвета по ночным улочкам Венеции, надышавшись воздухом и запахами, исходившими от отсыревших стен домов и дворцов города, позеленевших вод его каналов, насытившись его атмосферой, хранившей радости и печали знаменитых венецианцев, только под утро они добрались до гостиницы. На попытки расспросить Николь о ее прошлом, она лишь чуть-чуть приоткрыла историю своей жизни, сказав, что многие дни и ночи она проводила в одиночестве.

– Потом я подробно тебе обо всем расскажу. – Уходя от прямых ответов, упорно повторяла она, глядя своими темно-карими, как ночь, гипнотическими глазами. Словно зачарованный, Корнев безвольно погружался в их бесконечную глубину. Ника нежно обнимала его за шею тонкими, чувственными руками музыканта с натертыми до мозолей от бесконечных соприкосновений со струнами на кончиках пальцами, и при этом закрывала ему рот, дабы упредить излишние вопросы. – Пойми, мне многое надо тебе рассказать и многое для себя решить. Сейчас могу лишь сказать, что детство у меня прошло в закрытом пансионе, где моей постоянной подругой была сначала маленькая скрипка, которая росла вместе со мной, пока не превратилась в альт. И прошу тебя, не сердись. Я безмерна рада твоим словам. Все в свое время.

После этих слов он перестал приставать к ней с вопросами. В конце концов, каждый имеет право на свое прошлое и не обязан посвящать в него, выставляя напоказ все, что было в его жизни. Стараясь успеть посмотреть город, они колесили с утра по его узким улочкам, посещая многочисленные маленькие рестораны, и все, что их окружало, казалось чудесным сном. Надоедливые маски постоянно следовали за ними, или им только так казалось. Особенно назойливо вела себя уже знакомая маска, одетая по традиции городских представлений в черный плащ с красной, внутренней подкладкой. Он так часто появлялся на их пути, что Андрею удалось подробно его рассмотреть. Это был довольно высокий, сухощавый мужчина, с плотно натянутой на голову шляпой с широкими полями, большую часть лица скрывала черная маска с растянутым в улыбке ртом. Он прогуливался невдалеке от них, позируя, или просто стоял, периодически заигрывая с проходившими мимо туристами. Вполне вероятно, Николь и Андрей были ему вовсе и не интересны, хотя, как знать, но его перемещения по городу часто соответствовали их маршрутам.

– Странный человек, – Уже поздно вечером перед самым отъездом, неожиданно вспомнила о нем Николь и почему-то опять с беспокойством добавила. – Мне он кого-то очень напоминает.

– В этом городе все кого-то напоминают. – Отшутился Андрей и поцеловал ее ладошку руки. – Я люблю тебя и это самое главное.

В ответ Николь также улыбнулась и, закрыв ему уста своими изящными пальцами, мягко произнесла:

– Пока не надо об этом. Я тоже тебя люблю, но жизнь гораздо сложнее и предъявляет к нам порой слишком много требований.

– Мне кажется, ты все сгущаешь. Поверь мне, я чувствую, что все будет хорошо. – С максимальной беспечностью произнес он и поцеловал ее пальцы.

– Ладно, ладно. – Примирительно согласилась Николь. – Просто я всегда чувствую, когда за мной наблюдают. Во время концерта в зале бывают слушатели, которые не погружены в музыку, а глазеют на тебя, словно сыщики в засаде. Это страшно мешает.

– Если ты обо мне, то я обижусь. – Пошутил он.

Однако Николь говорила вполне серьезно. Срок их пребывание в Венеции подошел к концу, больше к этому разговору они не возвращались. Буквально за день до гастрольной поездки оркестра они благополучно прибыли в Москву.

Ивица не любила провожать тех, к кому была привязана. Они уходили, чтобы вернуться. Не у всех получалось. Вот и сейчас она старалась не думать о том, что утром ее мужчина должен надолго уехать. Конечно, хорошо, что он улетит в другую страну, где все нормально, и никто не стреляет. За что Бог дал им такую красивую и щедрую землю? Лучше бы дал больше терпения. Ненависть плохой советчик.

Ивица вышла на порог дома и долго зачем-то всматривалась в непроглядную тьму. Что-то ей почудилось враждебное, что-то ее беспокоило. Говорить об этом ей не хотелось. Потому и вышла посмотреть. Но что можно было увидеть в ночном небе, или в кромешной тьме, в окружавших их селение лесах, покрывших горные возвышенности? Ничего. Ивица продолжала стоять и мокнуть под дождем, упрямо всматриваясь в темень ночи.

Впервые он приехал к ним полгода назад. Высокий, с вьющимися черными, чуть тронутыми сединой волосами и такими же черными, как и у уроженцев этих гор, глазами. У Ивицы были такие же черные, как смоль, волосы, но глаза искрились синим небом, словно кто-то ошибся, когда красил небосвод, и две капли упали в ее зрачки, растворившись в глазных яблоках. Такие глаза часто встречались у девушек, живущих на окруженных морской синевой островах. Для жителей горных селений это была редкость. Старый священник, отец Гойко, сказал, что род Божидара происходит из этих мест. Церковь стояла в стороне от дороги, на вершине большого холма. Возвращаясь после работы по вечерам домой, Ивица любила заходить к старику, когда служба подходила к концу. Отец Гойко никогда не укорял ее за поздний приход. Ему нравилась эта красивая девушка, оставшаяся теперь одна в большом доме стоявшем, как и церковь, поодаль от дороги. Все женщины в их роду умели гадать, потому и ходили слухи, что, они самые настоящие колдуньи.