Люка указал на тень под разлапистыми глянцевыми листьями, но замер, разинув рот. На них таращился неподвижно стоящий ящер, размером с хорошего мерина или даже небольшого дракона, как на гобелене у них в гильдии. Чуть поодаль такое же чудище терзало падаль. Капитан Годиш некоторое время мутным взглядом смотрел на зверей и вдруг на четвереньках пополз прямо на них.

— Пашшли вон, — прохрипел он и сердито махнул рукой, покачнувшись. — Кому сказал! Ну!

Звери нервно высовывали раздвоенные жала. Тогда Годиш с трудом выпрямился и ещё раз замахнулся на них, уже двумя руками. Нехотя, но они отступили, тяжело топая кривыми когтистыми лапами, и их длинные хвосты тяжело зашуршали по камню.

— Этого не может быть, — пробормотал Люка.

— У нас теперь есть еда. Пусть даже и чужая. Что тебе ещё надо?

— Н-н-ничего-ничего, Матео…

Этьен с Жираром переглянулись и уставились вслед ползущим вразвалку ящерам. Кислая вонь мертвечины нисколько не тревожила моряков.

— Вот мы и пришли на Малин, вот мы и здесь, Ален. Всё, как мы и хотели. Ты только дождись меня, слышишь…

Он старался не замечать шёпот тысячи голосов, что хохочут и передразнивают, что жуками заползают в его уши и хрустят на зубах блестящими панцирями.

Капитан Годиш сидит под гладким стволом мёртвого дерева и смотрит на прибой прозрачными, как небо, глазами. Губы беззвучно двигаются. Иногда он замирает, вслушивается и смеется коротким глухим смехом. В его руках почерневшие и сухие обрубки других рук, которые он не глядя перебирает узловатыми пальцами. Рядом на камне лежит широкий лист с нетронутой печёной рыбой, на которой мохнатая синяя муха неторопливо умывает лапки.

Жирар с Этьеном лениво переругивались и меняли пальмовые листья на широкой крыше низенькой хижины и буднично посматривали в сторону капитана.

— Эй, на палубе! Есть кто живой?

Чуть пригнувшись под тяжёлой ношей, из чащи к ним вышёл Люка.

Его можно было узнать только по голосу.

В цветастой тунике и штанах, гладко выбритый и заметно округлившийся, он и близко не походил на сгорбленного комита с бульдожьими щеками, даже без плети, одним взглядом, наводящего трепет на гребцов.

— Вы тут совсем, блядь, одичали, спрашиваю?

Он свалил с плеч небольшую тушу с крупными ушами и широким рылом и встал, руки в боки.

— Изыди! — заорал Жирар и спешно наложил охранный знак.

Этьен мучительно соображал.

— Да ладно вам, мужики, это же я, Люка!

— Люка-который-ушёл-на-разведку-и-исчез-на-три-месяца, ты хотел сказать?..

— Отставить! Я пожрать притарабанил! Вы, поди, на одной рыбе и листьях тут?

Он деловито пнул тушу в бок и доверительно сообщил:

— Мы не одни на этой земле. Здесь есть ещё люди. И они вполне себе дружелюбный народец. И, кстати, это не Малин, если у вас ещё были какие-то сомнения.

Люка что-то гортанно крикнул, и к нему из зарослей вышел коренастый низкорослый мужчина с раскрашенным лицом.

— Это Октай, главный ихний. Вы бы видели его жену или сестру, или кто она ему, — он понизил голос. — Глаза — во! Киль — во! Корма — во! А губы! На вкус как черешня, клянусь!

Октай с любопытством осматривал лагерь чужаков, пока наконец не заметил под деревом капитана. Он нахмурился и что-то тихо сказал Люке.

— Как он? — Люка посерьёзнел.

— Всё так же. Сидит, смотрит на море. Не ест ничего.

— Мы думаем, капитан — того. То есть — совсем.

— Решил, будто построит корабль и пойдёт обратно на Гакан. С товаром и гостинцами. Решил, что Ален ждёт его в порту…

Люка оставил их с туземцем и подошёл к Годишу.

— Капитан?

Тот никак не реагировал. Только продолжал гладить чёрные высохшие обрубки кистей и вглядываться в горизонт.

Люка присел на корточки и заглянул в его глаза. Словно выцветшие, но как никогда ясные. Годиш усмехнулся и продолжил смотреть сквозь него.

— Мы будем жить. Он очень бы этого хотел, Матео…

Люка было взял его за руки, но Годиш закричал и с нечеловеческой силой набросился на Люку и повалил на землю.

Когда Годиша наконец оттащили, Жирар нехотя проговорил:

— Руки не трогай. Его нельзя трогать за руки. Ни за его собственные, ни за те, другие.

— Мы пытались их забрать, но капитан…

— Они ему, в общем, важны.

— Ну и пошли бы со мной, раз он такой, — Люка обиженно рассматривал порванную тунику.

— И бросить его здесь.?

— Он нам не мешает. Нам и втроём хорошо.

Люка отметил про себя, что Жирар боится быть отстраненным от опеки над капитаном.

Октай подул на Годиша, потом что-то скороговоркой сказал.

— Октай говорит, Годиша нужно лечить, его тело не сможет быть долго в таком состоянии.

— Чем же он, по-твоему, болен?

— Октай говорит, душа капитана осталась в лапах Морского Дьявола, и если её не вернуть, тело не вынесет разлуки и умрёт.

Вечерело. С моря на берег наползал вязкий неуютный туман.

Этьен смастерил подобие вертела, разделал мясо, и, капая жиром, принесенная Люкой туша начала распространять сказочный аромат по побережью.

Капитан, как впрочем и всегда к ночи, пришёл в возбуждение, выкрикивал нечленораздельные звуки и раскачивался. Туземец жался к огню и внимательно наблюдал за направлением взгляда Годиша и что-то бормотал, качая головой.

Они не знали, что каждую ночь из воды появлялся сам Морской Дьявол, окружённый сонмом прихвостней, выходил, чтобы рвать Годишу сердце, задавать страшные вопросы, предъявлять каждого погибшего. Вот и сейчас из проступавших неясных очертаний в тумане показался его высокий грозный силуэт. Перед ним сквозняком пронеслись белоглазые демоны и спрятались в тенях, пляшущих у костра. Один, особенно подвижный и шкодливый, прыгнул в огонь и обдал собравшихся снопом горящих углей. Пока моряки хлопали себя по одежде и кляли сырые хвойные дрова, Морской Дьявол подсел к Годишу и положил голову ему на плечо.

— Скажи, Матео, — прошептали узкие чёрные губы. — Ответь Мне, где был твой бог, когда вы, ничтожные жалкие мураши, вопили и так хотели жить, что дышали водой?

— Заткнись!

— Это же Я подбадривал Алена и шептал ему: «Борись!», и в то же время Я унимал дрожь в крепких руках Жирара, когда он держал его…

— Перестань!!!

— Именно Я убедил Люку, что его жизнь ценнее жизни Алена, и Я прикрывал глаза Этьену, когда он сворачивал…

— Пошёл вон!!!

— Теперь Я навсегда с тобой, Матео. Теперь Я буду твоим Аленом…

Годиш попытался оттолкнуть Морского Дьявола, но не смог. Он закрыл было руками уши, но многооктавный рёв проклятого голоса словно шёл изнутри его самого.

— Тебе недолго осталось. Я никуда не спешу. Вот только умри — и Я заключу тебя в Свои объятия. Навеки. Знаешь, сколько длится Моя Вечность?

— Да! Я виноват! Я знаю, что ты могуч! Но я тебя не боюсь! Ни тебя, ни твоих демонов, ты понял?!..

Язык не слушался капитана, и из его глотки выскакивало только надсадное клокотание.

Глаза Жирара покраснели, и если бы не чёрные следы углей, попавших в лицо, можно было бы подумать, что он плакал. Он похлопал по спине Годиша и сдул с него пепел.

— Чутка посидим и пойдём в дом, капитан. Что-то зябкий сегодня туман.

— А вообще какие они? — спросил Этьен и покосился на Октая.

— Кто? Дикари? Да безобидные. Плачут и смеются, молятся огню, воде, траве, небу и всему, что видят. Как Жирар — Озарённому.

— Да пошёл ты! — закатил глаза Жирар.

— …и у них нет рабов. Дикари, одним словом.

Годиш нервно поглядывал на собравшихся вокруг костра. Похоже, он не единственный, кому портили жизнь пришедшие с моря чудища. Туземец не сводил глаз с копошащейся вокруг нечисти и что-то шептал, целуя повешенную на шнурке ракушку. Когда их взгляды пересеклись, они едва заметно кивнули друг другу.

Без особой радости и под настырные уговоры Люки моряки перебрались в деревню, построив на окраине для себя и капитана лачугу. При всём своем дружелюбии моряки держались особняком и старались не разлучаться. Кроме Люки, который вовсю знался с дикарями и жил в одной из хижин с низкорослой улыбчивой туземкой.