Девушка что-то мучительно пыталась понять, беззвучно повторяя услышанное. Пока она переминалась в нерешительности и наблюдала, как скоро срывались в кратер камешки из-под тонких сапог, Мёртвый король приблизился и поцеловал её высокий лоб. Она только опустила ресницы и подняла подбородок ему навстречу. Колючие искрящие поцелуи пили слезинки заплаканных глаз до тех пор, пока улыбка наконец тронула её сжатые губы, и тяжёлая печать скорби покинула лицо Керы, унося с собой резкую складку меж её строгих бровей.
Когда она открыла глаза, её окружила панорама оживающей земли. Кое-где даже мерещились островки нежной зелени. Знакомый голос шепнул возле уха священное «minundhanem», и откуда-то сверху раздались слабые крики журавлей, что вели свой клин в сторону болот Ведвилви.
Кера набрала побольше воздуха и прокричала птицам приветствие Ткачей Ветра.
***
Когда вторая подряд плошка с гулким стуком разбилась о пол, Мев наконец подняла глаза на Сиору. Та, сдвинув брови, шёпотом ругалась и собирала черепки.
— Твоя душа снова решила покинуть тело? — хранительница мудрости возилась с очередной узелковой головоломкой у огня.
— Да почему я должна помогать?! Всё моё племя ушло в смерть из-за него!
— Ты считаешь, бывшему Константином и бывшей on ol menawi самое место рядом с ними? Сиора, ты уверена?
Последняя из Красных Копий замерла и почти с отчаянием оглянулась на Мев.
Очень долго принцесса не соглашалась носить туники с цветами своего племени, снедаемая чувством вины. Она даже пыталась спилить рога, крича что у неё больше нет прав зваться on ol menawi. Но к счастью, её вовремя остановил Катасах, и с тех пор глубокие борозды напоминали о её трагедии. Потом она даже собрала накидку из чёрной рогожи, и назвалась кланом Небытия в одном лице. Хранительница мудрости терпеливо относилась к экстравагантному сиориному гореванию, пока однажды та не достала старую одежду, и наконец сумела принять свою ответственность и новую жизнь.
— Я ни в чём не уверена, нелюдимая. Кроме того, что моего племени больше нет.
— Ткачей Ветра, кроме Керы, и остальных тоже нет, — эхом отозвалась Мев, — иди следом, если хочешь. Ты ведь знаешь, чего хочешь?
Сиора расплакалась и села на пол.
— До Самозванца… Мы с Эсельд договорились, что она будет главой Красных Копий, а я жрицей. Но я не смогла, Мев.!
— Так, а что тебе мешает сейчас? — холодно спросила хранительница мудрости, кургузыми пальцами вылавливая крохотный узелок в катасаховой задаче.
— Но у меня больше нет племени! Ты насмехаешься, Мев?.. — Сиора почти кричала.
— Нет, — зелёные глаза нелюдимой смотрели очень просто и очень мягко.
Заострившиеся черты, тёмные круги вокруг беспокойных глаз, впалые щёки с поблёкшими веснушками… юная принцесса находилась в самом эпицентре чернейшей из ночей души. Она умирала изнутри, и только Мев было ведомо, что рождалось и выжигало старое из прокажённой болью души Сиоры.
Дрожащими бледными пальцами девушка растирала лоб.
— М-моё племя сейчас — это вы, Люди Тени?..
— Люди Тени…
— Но ведь они твои.?
— Мев больше не их жрица. Мев больше не нужна здесь.
— Да каждый из детей Людей Тени мудрее и сильнее меня тысячекратно.! Как же я…
Нелюдимая отложила головоломку и внимательно читала борьбу в душе и сердце Сиоры. Лицо девушки светлело.
— Преодолевая неприязнь, злобу и боль от содеянного, я прохожу испытание, сжигая ненужное, чтобы дать в себе путь Жреческому Пламени?.. — глаза Сиоры расширились от неожиданного масштаба понимания истинных причин происходящего.
Хранительница мудрости улыбалась одними глазами.
— Иди давай, перевязывай.
Сиора торопливо вытерла покрасневший нос локтем.
— А как же вождь? Нам нужен вождь, ведь я ещё долго никому не смогу смотреть в глаза в Совете…
— У Людей Тени есть вождь. Молчаливый Вождь Нанчин. Он был им все эти годы, — Мев злым шёпотом пожелала узелку вместе с Катасахом отправиться поглубже в яйцеклад йоглана со своими загадками, — Ничего не меняется. Всё остается почти по-прежнему. Разве что чуть иначе…
***
— Тебе надо было умереть, чтобы принять правду о себе. А мне — всего лишь заткнуться, чтобы начать по-настоящему слышать и видеть других. — Две полные до краёв деревянные плошки, поднятые невидимыми пьющими, с размаху стукнулись в воздухе, переливаясь содержимым друг в друга.
Данкас сидел на том же камне у самой трясины, поджав под себя пятки, и флегматично сёрпал перекисшую брагу. Корона лежала рядом на полном бурдюке. Ему не нужно было ни видеть, ни слышать невидимых присутствующих, чтобы знать, кто из них кто.
Катасах закашлялся.
— Раздери меня левольг!.. — прохрипел он, морщась и неизбежно хмелея. — Наивысочайший, как ты это сделал?
— Захотел — и сделал. Я теперь всё могу, — бывший Винбарром легко боднул друга, — ннно почти ничего не хочу…
— Ну и как ты теперь, брат мой? — даже призрачные глаза целителя раскраснелись от едкого напитка.
— Счастлив. Теперь я на своём месте. А ты?
— Тоже счастлив. Осталось только решить пару задач с Константином…
Бывший Винбарром скривился.
— Он больше не Константин. Теперь он Anemhadgen — Анемадген, — «переродивший свою душу». Что тебе от него надо? Оставь его уже! Пусть пребывает в своей minundhanem…
Данкас, покачиваясь, подлил им в чаши.
— Ну как что. Мы же так и не закончили с ним тогда… когда ты пришёл…— квадратный кулак Катасаха пришёл бывшему Винбарром как раз между рогов. Он хохотнул.
— Эти ваши занятия… Делайте, что хотите, — процедил тот.
— Ну да, ну да, тебе же раз в сезон попадались жрецы из renaigse, ничего необычного… Да брось, тебе же не всё равно!
— Совершенно всё равно. Как только я смог его понять, всё потеряло значение. В том числе и все прошлые противоречия. Поэтому — делайте. Не возражаю.
— Остров будет жить? Ты сможешь?
— Да что б тебя йогланы на рогах катали… Ты вот вроде умный, Катасах. Как думаешь, если я смог устроить мертвецам попойку, смогу остров возродить?.. Конечно смогу!.. Удивляюсь, как ТЫ смог!
— Что-о-о…?
Бывший Винбарром развел руками, попутно нашаривая опоры в воздухе.
— Ну вот это всё. Грядки твои эти… рассада…
— На моём месте ты тоже делал бы, что можешь.
— Я на своём месте.
— Вот и делай.
— Вот и делаю.
Данкаса неожиданно быстро сморило, и он посапывал, обняв камень.
Бывший Винбарром молча рассматривал друга из-под полуприкрытых век. Посерьёзневший Катасах смотрел на него, запоминая зыбкие черты.
— Вы поговорили?
Мёртвый король кивнул.
— Кера осталась с лёгким сердцем, брат мой. И мне ни тенлана не осталось понятного, что же именно в ней задержалось. Приняла ли.
— Главное — ты сказал, как есть, не смолчал и не слукавил.
— Не смолчал и не слукавил, да, — они снова уставились друг на друга. Где-то печально закричал козодой. Катасах улыбнулся и махнул рукой, дескать, возвращается жизнь-то!
— Ну, а ты-то что теперь? — бывший Винбарром смотрел целителю прямо в душу, и столько безотчетной тревоги и тоски было в этом взгляде, будто прощались двое обычных земных друзей, а не молодой бог — с воплощённым средоточием милосердия.
— Я заберу её отсюда. Она готова к Большому Миру, — Катасаху было неимоверно легко передавать весь взятый груз на плечи именно того, кому он был предназначен, — Мы будем вместе удивляться и делать открытия. Путь она посмотрит в глаза всем своим забытым страхам и посмеётся над ними, и пусть они больше не мучат её. Нас больше ничего здесь не держит.
