Пригнув рогатую голову, из хижины вышел бывший Винбарром и застыл, очарованный нежностью неба. Белёсые глаза рассеяно скользили по пейзажу, трогательно-хрупкому, беззащитному в своей невинной красоте. Он удивлённо посмотрел на Катасаха. Тот кивнул.

— Там сейчас… — он было неопределённо махнул на хижину, но как заворожённый уставился на тонкую сияющую кромку на горизонте. — Брат мой, можно я пойду? — за всю свою бурную и недолгую жизнь Винбарр никогда и ни у кого не спрашивал. Катасах улыбнулся.

— Иди уже. Остров ждёт тебя.

Мёртвый король оглянулся. Он никогда не знал Катасаха таким сильным. И Мев — такой человечной. И renaigse¹ … мысль завязла и запуталась где-то в паутине отживших чувств.

Винбарр раскинул руки и побежал навстречу восходящему солнцу.

Ребро ладони нежно скользнуло по ледяной щеке Мев. Великолепные губы, такие же фантастически красивые, как и в день их первой встречи, растянулись в мягкую улыбку.

— Утро наступило, minundhanem².

— Её утро всегда с Мев, Катасах, — она поджала пятки, и тонкие руки обхватили его, насколько могли.

Целитель зарылся ей в волосы и поцеловал куда-то между рогов.

— Винбарр ушёл.

— Она знает.

Мев села, и сощурившись, посмотрела на не успевший осыпаться призрачный след мёртвого короля.

— Винбарр сказал, там в хижине…

— Ну пойдём, пойдём, — согласилась хранительница мудрости и неловко сползла с его рук.

Под её небольшой ладонью кривой посох с сухим стуком поблёскивал красивым зелёным камнем в навершии. Маленькие короткие шаги до входа давали ей время подумать, на что же всё-таки она опирается больше — на землю посредством посоха или на Катасаха посредством его руки?

— Ты прав был тогда. Получилось именно так, как ты и говорил: ты — суть почва под моими ногами.

— Разве?

— Угу. Ты не мог этого знать, minundhanem. И никто не мог, — она остановилась, чтобы он оглянулся.

— Я просто очень любил тебя тогда. И очень люблю сейчас, Мев, — тихая задумчивость делала её лицо почти кротким, обманчиво-беспомощным. — Обычная правда любящего сердца, та, что вне времени. Да ты лучше меня всё знаешь, я в этом не разбираюсь.

— Напоминай ей почаще, Призрачный Вождь. А то Мев что-то забывает. Наверное, возраст…

— Надо было назвать тебя Хранительницей Хитрости.

Зелёный камень посоха блеснул и упруго отскочил от целительских ягодиц.

Негромко переговариваясь, они вошли в хижину.

Полумрак и тишина заполняли её доверху.

Мев улыбнулась и замерла.

— Послушай.

— М?

— Тихо, но не пусто, слышишь?

Катасах вслушался. В замкнутом помещении смерть всегда оставляла дыру, пустоту в восприятии, усугубляла одиночество и раздвигала пространство так, что любая присутствующая жизнь воспринималась всего лишь крупицей на краю Вечности.

— Посмотри, — прошептал он.

На шкурах у стены лежали двое. Константин спал, обняв Анну и руками, и ногами.

Хранительница мудрости и целитель переглянулись.

На щеках бывшей on ol menawi³ горел болезненный румянец.

— Пойду поставлю Молоко.

***

Бывший Винбарром бежал, едва касаясь сонной земли, сдерживая порыв разлететься тысячами осколков, наполнить собой остров, утешить его оскудевшие земли новой свежей силой, обнять очнувшееся солнце и наконец подарить его измождённой почве.

Только у самого жерла погасшего вулкана Тир-Фради бывший Винбарром остановился.

Подняв подбородок, он всматривался в поредевшие леса, затянутые мутной дымкой равнины рек, и взгорья, обрывающиеся у самого побережья.

Тысячи раз он осматривал свои угодья, будучи Верховным Королём. Ему были ведомы границы территорий племён и кланов, спорные земли с renaigse, места обитания nadaig⁴, святилища… Но теперь всё это разом потеряло свою ценность, опустошённое, выхолощенное. Пронзительный взгляд взрезал толщу земли, проходился по тугому суглинку, толкающему подземные воды вверх в ручьи; рассекал тайные пещеры с таинственными кристаллами; проваливался в умолкшие тусклые святилища, где тысячу жизней назад воины кланов заключали обеты на крови…

Мёртвый король стоял у самого края, созерцал землю, и он же был бесконечно сосредоточенным вниманием, что проникало повсюду, измеряя, оценивая и познавая старую землю нового мира.

Так могла идти или Кера, или горная львица. Он закрыл глаза и улыбнулся.

Бывший Винбарром приложил кулак к груди, где снова билось молодое иное сердце. Источник новой сильной жизни, которую он сызмальства так хотел защищать. Беречь и любить.

Дрожащие руки попытались обхватить его, но поймали только воздух и стукнулись о собственные плечи.

Кера вздохнула.

— Я так ждала тебя, minundhanem… — неизвестно что было хуже, — не мочь обнять любимого или продолжать быть для него невидимкой.

Мёртвый король повернулся к ней и обнял, и мелкие голубые искры побежали по её коже. Она снова попыталась обнять его и тихо расплакалась.

— И я ждал. Посмотри, как красива наша земля, — он обвёл рукой линию горизонта. — Всегда хотел показать это место, но не мог. Жар вулкана испепелил бы тебя. А теперь я так рад разделить с тобой эту удивительную красоту!

Её подбородок дрожал, пока, моргая, девушка следила за его восторженными движениями.

— Теперь так будет всегда? — она не сводила с него заплаканных глаз, будто наполненных стремительным серебром горных рек.

— Мне больше не нужно быть рядом, чтобы продолжать любить тебя. Я освобождаю тебя, Кера, — он смотрел с той теплотой, в которой она нуждалась все эти годы, и которой была лишена, — ты свободна от любви ко мне.

Кера опасливо смотрела вниз, на покатые бока чаши кратера, где далеко внизу лежал плотный сизый туман.

— Ты очень много сделала для всех нас, minundhanem, — кажется, будто бывший Винбарром впервые обратился к ней так. — Благодаря твоему упрямству, граничащему с безрассудством, случилось перерождение мира и буквально каждого из нас. Благодаря тебе исполнилась моя единственная мечта — осознать Предназначение, разжечь собой алтари по всему острову и пробудить жизнь. Я с рождения шёл к этому, и без твоего вмешательства ничего бы не вышло. Теперь я хочу, а главное — могу! — любить так сильно, как вообще способен, понимаешь?

Девушка растерянно озиралась в попытках найти, куда же обращён взгляд Мёртвого короля. Её мятущееся сознание никак не могло зафиксировать его идущий волнами образ: то ли перед ней стоял ровесник, почти мальчишка, с добрыми смешливыми глазами, то ли умудрённый не одной сотней лет старик, в глазах которого было так много, что хотелось кричать от страха.

— Только теперь я понял, прожил и почувствовал, как сильно нуждается во мне эта земля, и эти облака, что поливают землю дождем, и эти птицы, что возвращаются на счастливые берега Тир-Фради…

Он смотрел сквозь неё на остров, до самой кромки воды, и видел крохотные цветные вспышки нитей жизни острова, и ему не терпелось как можно скорее раствориться и выправить спутанные и оборванные меридианы.

Уголки рта Керы опустились.

— Ты говоришь, что больше не будешь со мной, Винбарр?

— Я говорю, Кера, что теперь буду любить тебя солнцем на твоей гладкой коже, водой на твоих горячих губах, зёмлей под твоими лёгкими шагами и освещать твои пути звёздами в ночи…