Болотная дымка расползлась по сторонам, обнажая всю глубину высокого звёздного неба над ними.

Мёртвый король только медленно кивал рогатой головой, глядя на те же звёзды, что и Катасах.

***

Покачиваясь, Мев тихо брела в свою бывшую хижину. Она останавливалась, склоняла набок голову и то так, то эдак, рассматривала замшелые резные камни. Непредсказуемая жизнь, как впрочем и всегда, выскочила на очередной виток, на котором ей уже не было места. И нелюдимая смотрела, впитывала то новое, что неслышно заступило и вплелось в её прошлые будни. Будто и всегда так было.

— Разве могло быть иначе? — пробормотала она, и улыбаясь чему-то своему, поспешила внутрь.

Укрытая одеялом Анна — больше не Анна! — сидела, оперевшись на стену, и рассматривала Вигшадхир. В её расслабленной руке была чашка с бульоном, который грозил вот-вот пролиться, идя на поводу у задумчивости бывшей on ol menawi.

— Да пребывают твои силы, бывшая on ol menawi, — хрипло рассмеялась нелюдимая. Анна была похожа на вполне себе живую, хоть и нельзя было отследить по нитям её жизни, какого бога они питали.

— Привет-привет, Мев, — Анна слабо улыбнулась, и плошка наконец дала течь, — ооой…

Мев проворно подковыляла и уселась рядом, подхватив сосуд.

— Ты не думай, ты пей! — во всё ещё бледные губы девушки ткнулся шершавый бок плошки. — Особый рецепт Нанчина. Выстраданный, она бы сказала…

Воровато оглядевшись, нелюдимая уставилась куда-то внутрь Анны.

— Как ты себя чувствуешь? Ты себя чувствуешь?

Анна кивнула. Солнце нагрело одно её ухо, и было так невозможно хорошо, что не хотелось ни о чем думать.

— Они учатся, — чёрная скрюченная рука махнула в неопределённом направлении, но было очевидно, что речь о Константине с Катасахом. — За него не волнуйся. Жрецы все немного странные, — Мев выпучила глаза и скривила рот, иллюстрируя «странность» Константина. — Он привыкнет. Ты привыкнешь. Все привыкают со временем, — доверительно сообщила она.

Бывшая Анной расслабленно кивнула.

— Ладно, сейчас важнее то, что ты здесь, а не там, — похоже, Мев говорила сама с собой в присутствии регента Торгового Содружества. Наверное это и был её способ выразить участие.

— Анна и Константин покинули нас навсегда, — хранительница мудрости положила ледяную руку на ладонь бывшей Анной, и та вздрогнула. — Вместо них к нам вернулись Фритт-сиал, свободная для самой себя, и Анемадген, переродивший свою душу. Взвесь на весах своего сердца и послушай, как это звучит?

Девушка тихо кивнула и слабо улыбнулась.

Катасах с Константином нашли их блаженно улыбающимися заходящему солнцу.

***

Холодные рептильи глаза неподвижно смотрели на Молчаливого Брата. Тот спокойно сидел напротив огромного леволана и, сложив на груди широкие руки, таращился в ответ. Ещё в самом раннем детстве он узнал от нелюдимой о хитрости невидимого третьего века земноводных, и тем сильнее Нанчину хотелось переиграть гигантского ящера. Шёл третий час их беззвучного противостояния.

Короткие сильные пальцы медленно покинули пестрые рукава туники, вывернутой праздничным шитьём кверху, и начали издалека. Синхронно покачиваясь, они рассказывали, что сейчас самое время для яиц. Маленьких вкусных птичьих яиц, спрятанных высоко в открытых, и укрытых низко — в Тайных гнёздах. И нужно быть бестолковым, бестолковым тенланом, чтобы пропускать такое лакомство. Пусть дурацкие тенланы пускают голодные ядовитые слюни: им-то неведом секрет, который Молчаливый Брат вот-вот откроет мудрому леволану Самой Нелюдимой. Острая морда ящера повернулась боком к Нанчину и внимательно уставилась одним глазом на его красноречивые руки. А он продолжал. Только благородный зверь леволан способен разыскать в земле под особыми кустами песочно-зелёные фазаньи яйца, такие сладкие и с такими густыми желтками, что само солнце пристыженно укрывается облаками, когда видит эти вкуснейшие питательные желтки.

Нанчин и сам непроизвольно сглотнул. Последний раз сам он лакомился яйцами больше года назад, ещё когда леса были полны еды.

Рассечённый розовый язык вынырнул из узкой пасти, чтобы проверить, правду ли говорили руки друга зеленоокой сестры.

…и нужно быть совсем избалованным вниманием двуногих братьев, чтобы отказываться от такой вкуснятины и уступать розыски тайных фазаньих гнёзд тенланам, — вкрадчиво продолжали нанчиновы руки. — Всем известна неряшливость тенланов, они даже не почувствуют вкуса, выгрызая нежнейшие желтки вместе с гнёздами и комьями земли, цепляясь клыками за корни! Только тонкий вкус высокородного леволаньего племени сможет оценить по достоинству первые из яиц нового фазаньего поколения…

Леволан неотрывно следил за взмахами квадратных ладоней. И вот уже не человеческие руки со знакомым запахом порхали почти у самого его носа, а два жирных фазана, отяжелев от обильных семян, грузно плюхнулись в траву у Тропы Великой Охоты. Ящер подозрительно покосился на Нанчина и, опустив холёное тело на землю, зашуршал следом.

— Ну как? — хранительница мудрости возникла словно изниоткуда.

Да как, — печально двигая пальцами, как бы пробормотал Нанчин. — Они посидели, повыясняли, кто главнее, и конечно же, ему удалось выманить зверя в лес. Там он уже разберётся сам наверное. Может, жену себе встретит. Кто же его знает. Пока пальцы раздражённо пересказывали содержание их беседы, сам Молчаливый Брат старался не смотреть ни вслед ушедшему ящеру, ни в глаза Мев.

— Надо же. Она бы не смогла так убедительно привести ему все доводы, — хранительница мудрости смотрела на Тропу Великой Охоты и рассеянно поглаживала зелёный камень на посохе. — За Сиорой присматривай давай. Ей бы поувереннее держаться. Сиора будет хорошей жрицей Людям Тени, уж поверь. Теперь ты здесь главный, Молчаливый Вождь Нанчин. Хотя ты всегда был здесь главным, чего уж.

Руки старика повисли, а потом и вовсе втянулись в разноцветные рукава.

— Ой ну только давай не будем, да? Она и не скрывала, что уйдёт однажды, — теперь и Мев отвернулась и зачем-то вытирала глаза. — Отныне вы — не дети Тир-Фради. Отныне вы — взрослые Тир-Фради. Сами — умелые и отважные, вот и живите как хотите. А Мев…

Она что-то ещё бубнила ему в плечо и всё чаще шмыгала носом, пока старик крепко обнимал её, и только сердито клевал подбородком её плечо, соглашаясь бездумно и безраздельно с каждым словом нелюдимой.

— За зверями следите. И не забывайте о святилищах, — она лукаво улыбнулась, но глаза были печальными, — бывший Винбарром проверит. Он теперь навсегда с вами.

Нанчин улыбнулся.

— Ну и к Данкасу заходи иногда. Он будет рад, если иногда будешь помогать ему с Базаром. Да и с Советом. Ой всё! Некогда мне! — сердитый взмах маленькой черной руки положил конец затянувшемуся прощанию.

Хранительница мудрости бодро засеменила в чащу, беззвучно поблескивая кривым посохом с блестящим зелёным камнем.

***

Они стояли в порту и держались за руки, задрав носы почти к самому небу. Рослый плечистый Катасах и нескладная, как кривое болотное деревце, Мев.

— Она не понимает, зачем навт забрался так высоко! Навт вьет гнездо там? — сложенная щепотью рука только усиливала недоумение.