— Ты расточителен! Ты не ценишь совершенный дар! Ты недостоин его! Ты делишься им с примитивными, жалкими существами!

Голос затих, а вместе с ним перестал слепить свет. Он слегка померк, и я даже попытался открыть глаза, чтобы узнать, наконец, кто именно вещает этим голосом. Кто пришёл ко мне наяву или во сне.

Но на потолке я не рассмотрел даже тени. Лишь яркий белый свет, без единого намёка на чьё-либо присутствие.

— Ты проделал длинный путь, — нотки недовольства исчезли. — Но впереди ждёт путь ещё более длинный. Отныне непозволительно тратить совершенный дар. Иначе возмездие не заставит себя ждать.

Идущий с потолка свет, наконец, исчез. Вместо него появилось трёхмерное изображение весенней природы. Знакомый каменный тракт, знакомые хвойные леса, знакомое огромное озеро в отдалении. И очень знакомые стены большого города. Я наблюдал ту же картину, которую когда-то видел во сне. Будто я, как фильмоскоп, глазами проецировал воспоминания из недр мозга прямо на потолок.

— У тебя много дел, — вновь отозвался «голос». — Вперёд!

Я открыл глаза. Взгляд вонзился в красный потолок. В уши ворвался шум переговаривающихся людей и скрип деревянных колёс. Похоже, мы в пути. Едем куда-то, а я всё так же валяюсь на полу кареты.

Несколько секунд я просто лежал, прислушиваясь к окружающей обстановке и прислушиваясь к самому себе. Тело не ныло, кости не трещали, голова не болела. Во рту сухость, но не до состояния, будто нёбо тёрли наждаком. Просто обычная жажда.

Я облегчённо вздохнул, в душе надеясь, что это не очередной ужасный сон, и с опаской посмотрел на свои ладони. Все метки были на месте. И на правой руке, и на левой. Никто ничего у меня не вырезал, никто ничего не выдернул. Я всё тот же, что был, когда спасал жизнь Вилибальду.

Вспомнив про бедолагу, я приподнялся на локтях и скосил глаза вправо. Вилибальд всё ещё находился в карете. Всё ещё лежал на полу. Но в этот раз он лежал не бледным бревном, закутанным в тёплый плащ, а просто спал. Спал, повернувшись на бок, подтянув к груди колени и подложив под щеку кулак.

Сама по себе на моём лице появилась улыбка; всё же мне удалось спасти парню жизнь. Никогда не видел, чтобы трупы похрапывали столь смешно. Я вновь протянул руку, чтобы проверить чужое дыхание, и остался удовлетворён. На всякий случай пощупал пульс и ощутил толчок. Затем осторожно закатал рубаху на боку и увидел затягивающуюся рану. Затянулась точь-в-точь как дыра в моей груди, оставленная наконечником стрелы.

— Мне всё же удалось, — прошептал я, а затем сосредоточился на себе. Ощупал с ног до головы и убедился, что на теле не осталось ни следа от порезов и ран. А надрез на предплечье превратился в бледную полосочку.

Затем, преодолевая лёгкий страх, я осторожно погладил пальцем метку на левой руке. Метку, которая отвечала за активацию спасительной иглы. Я опасался, что лишился её. Что растратил дар зря, как пугал меня Голос.

Но всё же я нашёл в себе силы и выпустил иглу на волю. В тесноте кареты нить закружилась вокруг моей талии очень осторожно. Словно понимала не хуже меня, где находится. Осветила оранжевым светом небольшое пространство, а игла замерла у потолка и, как мне показалось, укоризненно смотрела ярким кончиком.

В голове быстрым болезненным вихрем пронеслись очередные напоминания.

«Инъекция невозможна»

«Энергия истощена»

«Уровень невосполнимой энергии уменьшился на 10 %»

«Накопление энергии из окружающей среды составит 22 планетарных оборота»

Я инстинктивно почесал заросший подбородок, обрабатывая обновлённую информацию. Мне окончательно стало понятно, что затея удалась. Но хоть Вилибальда я спас, лишился части того, чем поделился со мной бедняга Бао Демин — лишился части исцеляющей энергии. Я пожертвовал ею ради спасения обычного человека. И теперь её не только стало меньше, но и восстанавливаться она будет дольше, чем раньше.

— Так вот на что намекал Голос во сне, — прошептал я, отвечая лихорадочно метавшимся мыслям. — Вот что за совершенный дар. Он не хотел, чтобы я тратил его. Чтобы тратил на простых людей. Угрожал даже возмездием.

Я рассеянно погладил метку, отправляя иглу восвояси, и задумался. Всё потихоньку становилось на свои места. После случившегося, я стал чуть лучше понимать, что со мной происходит. Кровавая битва и последующие события помогли немного приоткрыть закрытую дверь.

Ужасные реалистичные сны, где монстры рвали меня на части, не так сильно испугали меня, как мог подумать тот, кто заставлял их видеть. Я понял, конечно, на что намекал этот «кто-то» посредством подобных кошмаров. Он намекал, что всё будет гораздо хуже, если я ещё хоть раз посмею излечить кого-либо с помощью «совершенного дара». Возмездие не заставит себя ждать, как вещал кто-то, скрываясь за ярким белым светом.

Но меня это не особо беспокоило. Куда сильнее меня волновали молниеносные фразы про эмбрион и оригинальный биоматериал. Я никогда не думал о себе, как о биоматериале. Никогда не задумывался. Ранее я предполагал, что в структуру моего ДНК что-то внедрили, раз я пережил чудовищную аварию и получил возможность при помощи прикосновений активировать опасную энергию. Я не мог предполагать ничего иного, ведь мои познания в этом вопросе стремились к нулю. Но теперь… Но теперь мне кажется, я ошибался. Не было никакого внедрения в ДНК. Я всего лишь биоматериал. Подопытный кролик для тех, кто, я уверен, ставил на мне эксперименты. Я — биоматериал, внутри которого живёт эмбрион. Какой-то непонятный эмбрион, который и продуцирует эту энергию. Эту божественную энергию, делающую меня уникальным. Внутри меня нечто такое, что заживляет раны, заставляет организм быстрее восстанавливаться и делает кости крепче стали. Я до сих пор не могу забыть, как голой рукой перехватил острый клинок и выдернул его из вражеских лап. Простой человек — даже самый сильный — никогда не смог бы такого совершить. Лишь тот, чьё тело напитано невероятной, невообразимой силой.

Но и это не самое важное, что я о себе узнал. Да, я биоматериал. Да, в меня, наверное, что-то вживлено. Но и это ещё не всё. Чёртов голос, мне кажется, не только умеет нашёптывать и указывать направление, приходя во снах. Не только умеет будоражить мой мозг кошмарами. Он словно сидит внутри меня. Он смотрит на мир моими глазами. Он отслеживает мой путь. Но самое главное — он просыпается, когда я впадаю в ярость. Он оживает, берёт надо мной контроль. Он наслаждается через меня тем, чем никогда не наслаждался бы я. И это самое отвратительное чувство, что я когда-либо испытывал. Чувство марионетки, которую, как в моём сне, просто дёргают за ниточки. Дёрнут за одну — марионетка махнёт огненным щитом, срубая головы с плеч. Скажут идти — и марионетка идёт. Оказывается, я совсем не божество, как думал сам о себе во сне. Я всего лишь раб того, кто мною управляет. Раб Голоса. Раб белого света, идущего с потолка. Раб эмбриона.

— Дрянь дело, — новое открытие меня не порадовало. Я тяжко вздохнул, стараясь отогнать прочь поганые мысли. Хоть я всё ещё не до конца смирился с новыми обстоятельствами, понимал, что отныне для меня многое поменяется. Что мне придётся не только поразмышлять об этом более глубоко, но и научиться контролировать себя, чтобы очередной приступ ярости не заставил вновь смеяться чужим голосом.

Внутрь кареты ворвался злой крик Бертрама, вырывая меня из недр задумчивости. Сотник королевской гвардии кричал, угрожая напичкать стрелами, если они посмеют подойти ближе хотя бы на шаг. Кто такие эти «они» я не понял, конечно, но недовольный гул множества ртов и просьбы к благородным примо одарить монеткой, расслышал очень хорошо.

Стараясь не разбудить спящего Вилибальда, я уселся на полу и осторожно отодвинул шторку. Яркий солнечный свет вкупе с тёплым весенним ветерком ворвался внутрь. Прищурившись, я улыбался и некоторое время наблюдал за безоблачным голубым небом. Затем улыбка улетучилась. Улетучилась, потому что взгляд с небес спустился на грешную землю.