Он поднёс стакан к губам, но не наклонил. После некоторого колебания поставил стакан на прежнее место.

– Позволь, брат, не выпью, – вымолвил он просительно. – Наверное, не сомневаешься, что желаю тебе добра. Однако обещал и жене, и дочке, что сегодня воздержусь. Пусть порадуются вдвоём, когда приду с презентом. Но вы не стесняйтесь. Выпейте и за себя, и за меня.

Марчевский не уговаривал его, даже похвалил и подсунул закуски. Ланин ел с аппетитом, много говорил и был в самом хорошем настроении. И всё веселей поглядывал на товарищей, когда они опорожняли время от времени рюмку.

Прошёл час и другой, беседа становилась всё более приятной и всё более делились они между собой городскими сплетнями. Ланин в каком-то особенно радостном месте забренчал по стакану и сразу взглянул на него с большим волнением.

– Вот и не выпил! – произнёс он радостно. – А говорят, что Ланин – пьяница. Это твоя заслуга, – взглянул он растроганно на Марчевского. – Бог мне свидетель, что кровь бы пустил, чтобы тебя как-то отблагодарить…

Он задумался. Должно быть, что-то необыкновенное пришло ему в голову, потому что лицо его внезапно застыло, а в глазах появилась большая сосредоточенность.

– Знаю! – произнёс он тихо, поднимая указательный палец вверх. – Наверное, это… Знаю я вас хорошо, поляков, и знаю, чем можно вам доставить самое большое удовольствие. Поручик, – его взгляд неуверенно остановился на Чекулаеве, – не считай за плохое, что я сейчас сделаю. Ты порядочный человек. Ты меня понимаешь.

Он встал, выпрямился, легко опёрся руками о стол. Грудь поднялась высоко, медленно раскрылись губы. И сразу взяло начало из них красивое, захватывающее пение на польском языке:

Глаза Чекулаева отступили назад, как бы испугались. Марчевский встал, встал и он также, хотя и лицо его побледнело. Что-то в нём противоречило между собой, что-то боролось внутри в течение некоторого времени. Вскоре, однако, уступило оно место грусти и доброжелательности. Дополняя слова напевностью, он присоединил к Ланину свой голос.

Марчевский словно уменьшился, съёжился в себе, в течение некоторого времени он смотрел на них с недоверием и сомнением. Он взглянул внимательно на поручика: это было, несомненно, лицо порядочного человека.

Он бросил взгляд на капитана: кроме большой взволнованности не заметил ничего. Таким образом, он набрал в лёгкие больше воздуха и тоже присоединился к ним.

Пронеслась вся песня, и не было в ней ни одного лишнего слова. Когда она закончилась, Ланин взял инженера за руку.

– Ну, что, наверное, доставил тебе удовольствие? – спросил он. – Как россиянин и капитан я совершил преступление. Но для тебя готов отважиться на всё.

– Я хорошо понимаю это, – произнёс тихо Марчевский. – И ты тронул моё сердце… У тебя прекрасный голос.

Ланин просиял.

– Очевидно, – признал он. – Если бы не этот голос, не было бы у меня жены, так как она даже не взглянула на такого гуляку, как я… Ну, мне пора, – вынул он из кармана часы. – Смотри, двенадцать! – удивился он. – Просидели мы столько часов без водки… Необыкновенно! Забираю этот саксон на плечи и ухожу…

– Зачем мучиться? Пришли в понедельник солдат.

– Разве я могу отказаться от этого удовольствия? Исключено! Представь себе, что будет дома? Стучу, как все черти, бужу жену и дочку. Они перепугаются, что вернулся пьяный. А после этого бросятся мне на шею!

Он надел плащ, попрощался и придвинул секретер ко входу.

– Кто тебя научил этой песне? – спросил безразлично Марчевский. – Так чисто поёшь и не ошибся ни разу, несмотря на то что были польские слова.

Ланин начал вытаскивать ящички и поочерёдно вручал поручику.

– Эх, это целая история! – произнёс он, повеселев, не прерывая работы. – Несколько лет назад один из солдат пел эту песню в казармах, и я поймал его с поличным. В наказание на следующий день поставил его у Иртыша и приказал петь в течение целого дня. Присматривал за ним лично. А что, слух у меня хороший…

В этот момент он боролся с каким-то ящичком. Встретилась где-то помеха.

– И что с ним стало? – спросил Марчевский.

– Ага, вот так! – Ланин наконец справился, но сунул ящичек снова, чтобы понять механизм. – С этим парнем?.. Да, конечно, что же? Под вечер охрип полностью. А потом свалился в Иртыш. Поплыл по течению. Искать, очевидно, не стоило, так как глупый… Ну теперь всё понял! – радовался он. – Ловко ты придумал эту незаметную задвижку. Вот моя маленькая обрадуется! Должен её теперь увидеть…

Он выпрямился, улыбнулся весело и забросил секретер на спину. Марчевский открыл двери. Поручик подал ему руку и несколько раз крепко пожал.

Был хороший, солнечный день, но после вчерашней оттепели прижал мороз, снег затвердел и при каждом шаге приятно скрипел. Черский шагал упруго и быстро. Он вошёл в предместье Новая Слободка, отыскал надлежащий дом и квартиру и постучал в двери. Кто-то там пригласил его по-русски. Он вошёл, снял шапку и по стойке «смирно» доложил о своём прибытии по приказу капитана Ланина.

Марчевский поприветствовал его по-польски, а когда он снял плащ, и они уселись, всматривался в него в течение долгого времени.

– Пожалуйста, простите мне эту назойливость, – улыбнулся он наконец тем добрым и располагающим к себе способом, который сразу располагал к нему всех. – И пожалуйста, позвольте, буду называть по имени. По правде говоря, не мог бы быть твоим отцом, но разница в возрасте у нас солидная. Как капитан представил тебе цель этого сегодняшнего визита?

Черский отвечал кратко и ясно, как во время рапорта. И держал себя точно так же. Сидел только на краешке стула, но прямое жёсткое тело сразу говорило, что в каждое мгновение он готов сорваться с места! Глаза чутко отмечали каждое движение губ и каждое вздрагивание лица своего собеседника.

Марчевский снова улыбнулся.

– Прошу сесть нормально, – тепло произнёс он. – Я такой же самый изгнанник, как ты. Таким же образом ты учил какого-то черкеса и какого-то татарина, когда они пришли… Добрые ребята? Расскажи что-нибудь о них. Мне интересно, как складывается жизнь в казармах.

Черский обрисовал с такой добросовестностью облик и характеры, что в глазах Марчевского появилось явное удивление.

– Умеешь видеть, – произнёс он, ставя самовар. – Это хорошо… Но если знаешь их так обстоятельно, то, наверное, они не имеют от тебя никаких тайн?

Наверное, не имеют. Часто советуются, пишу за них письма домой. Это сближает. Впрочем, не только я делаю это. Каждый из земляков опекает так кого-то и по большей части пользуется их доверием и доброжелательностью.

– Я об этом слышал. Что с парнями из деревни? Вы их также учите?

Так от слова к слову Марчевский узнал о ежедневной жизни роты, и делал это таким естественным и приятельским путём, что Черский медленно терял свою натянутость и рассказывал всё свободней.

Самовар зашипел. Марчевский встал, налил в стаканы чай и пододвинул к Черскому сахар. За чаем Марчевский подробно обговорил дело, которое было непосредственной причиной визита. Когда он закончил, Черский глубоко вздохнул, будто освободился от какой-то тяжести.

– Признаюсь, теперь честно, – произнёс он. – Идя сюда, был убеждён, что это одна из необычных идей капитана, и опасался, что раньше или позже возникнут из этого какие-то хлопоты…

– Однако это идея Ланина! – прервал Марчевский, выговаривая слова с нажимом.

Черский охватил его внимательным взглядом, слегка улыбнулся.

– Ага, понимаю! – догадался он о смысле этого подчёркивания. – Его идея, но хорошая. Если смогу учиться свободно.

– Не только ты. Нужно склонить к этому целую роту. Среди вас есть немало даже таких, которые начали университетское обучение. Пусть тоже возьмутся за работу. Книги мы вам достанем, по крайней мере самые важные. Помимо того, кажется мне, лекции, связанные с исследованием окрестностей Омска, могут быть действительно очень интересными. Этого до сих пор не делалось систематическим способом. Но достаточно ли у тебя сил на учёбу? Это большой труд…