– Подожди, подожди! Как ты это сказал? Там, в Петербурге, не имеют об этом понятия?

– Очевидно, не имеют. Когда-то приезжал сюда немец Гумбольдт. Обстукал эту землю, обманул и стал знаменитым. А с того времени – ничего. Что имеется в середине этой земли, никто не знает. И это опять не такая мудрость, только нужно немного помучиться. Но, верно, для Черского – эта задача немного трудная…

– Эх, всё превращаешь в шутку! Если парень ударил двести пятьдесят раз в стену и не пошёл в госпиталь, то и такие работы выполнит. Дам приказ, и должен сделать.

Марчевский неуверенно покрутил головой.

– Это не так просто… – пробормотал он. – Там не очень в этом разбираются, но немного знают. Нужно знать, какие камни собирать, и когда нашёл, и где. Словом, нужно об этом знать. А такой Черский что умеет? Должен сперва многому научиться, прочитать порядочно книжек…

– Дам приказ! Должен учиться и должен прочитать!

У меня нет времени на такие забавы, у него есть.

– Скажи, что прочитает. Но не задумается ли: долго ли это продлится? Может, месяцы, а может, годы…

– Эх, это не важно! Черский от нас не убежит. А я терпелив. Ждал двадцать пять лет одной похвалы, могу и десять подождать другой. Всегда пригодится.

Марчевский постоянно казался неуверенным.

– Чем дольше над этим задумываюсь, тем больше прихожу к выводу, что не удастся нам преодолеть трудности… – произнёс он хмуро. – Черский сам не всё поймёт, ему нужно объяснить. Я немного могу помочь ему, найдется, может ещё кто другой. Но при таких поисках нужно часто делать эскизы местности, карту. Я в этом не разбираюсь и не обучен…

Поручик, очень внимательно прислушивающийся к разговору, энергично задвигался.

– Об этом, пожалуйста, не беспокойтесь! – произнёс он с энтузиазмом. – Что тут много говорить: отличная работа, хотя мы ещё не получили за это ни одной похвалы. Планы и эскизы беру на себя. Черский должен в этом существенно разбираться, поэтому передам ему всё, что умею!

Ланин дружески толкнул Марчевского кулаком в бок.

– Ну, видишь! – воскликнул он. – Дам приказ: с Черского будет топограф. Не нужно со мной ссориться. Имеются трудности – нужно постараться! Следовательно, полагаешь, – в голосе прозвучала радостная задумчивость, – что за это могла бы достаться командиру роты новая похвала?

– Кто знает, может, не только похвала. Что, если капитан превратится внезапно в майора? Если Черский солидно приступит к обучению, всё возможно…

Ланин сорвался с места. Он весь горел из-за чрезмерного впечатления.

– Помчусь в казармы! – сообщил он громко. – Подождите меня. Отдам только приказ и вернусь!

Марчевский схватил его за руку, пробуя остановить. – Нет, нет пойду! – Ланин сорвался с места. – Дело слишком срочное, чтобы его откладывать на завтра. Но ты… – внезапно обеспокоился он, – поможешь ему? Могу ему это сказать?

– Несомненно. Для тебя сделаю всё. Даже готов экзаменовать и Черского, и тех, которых мне пришлёшь. Так как чем больше заставишь их работать, тем лучше.

Ланин лихорадочно накинул шапку, плащ и ухватился за дверную ручку.

– Отлично, поставлю на ноги целую роту! Через полчаса вернусь!

Поручик тоже был уже одет.

– Если пан позволит, пойду в роту, – произнёс он, заговорщически подмигивая Марчевскому, – сообщу при случае, что также буду его учить.

– Пошли! Вдвоём будет приятней…

Голос Ланина звучал уже из сеней. Когда поручик закрыл дверь, Марчевский прислушивался, пока не стихли поспешные шаги, потом уселся на своём излюбленном месте у окна. – Интересно, что из этого получится? – задумался он. – Правильней нужно было бы уладить это дело без свидетелей… Поручик – человек порядочный, это несомненно. Или, однако… – бросил он взгляд на полные бутылки, и метнулось в нём внезапно беспокойство. – Этого я не предусмотрел: Ланин не выпил. Лишь бы только Черский не пострадал при этой оказии… Парень интеллигентный и способный. Бороться за него стоит, – мысли складывались всё спокойней. – Другие тоже извлекут пользу, это может быть началом большой работы. Ну, проиграем эту партию, попробуем иначе. А может, удастся? Чекулаев хорошо понял смысл, и, наверное, может из него хороший помощник…

Он погрузился в мысли. Готовое всегда к улыбке лицо погасло, набрало резкости и наконец застыло в какой-то удивительной, почти аскетической мертвенности.

Прошёл час. Одна из свечей внезапно притухла, неприятно зашипела и немного погодя вспыхнула сильней. Марчевский вздрогнул. Медленным движением достал из кармана часы.

– Девятый час… – проворчал он себе. – Вернутся или нет?..

Словно в ответ в сенях послышались твёрдые солдатские шаги. Ланин вошёл, точно так же сияющий, как тогда, когда появился сюда в первый раз.

– Приказ отдан! – воскликнул он с порога. – Черский будет у тебя завтра, чтобы получить подробные указания. Брат, это большая вещь! – в его голосе звучал энтузиазм. – Я это почувствовал сразу, но только поручик открыл мне глаза. Действительно эта Академия не имеет о нашей земле никакого понятия! За это мы им как следует всыплем теперь! Покажем, как нужно работать. Мы, первая рота пятого батальона омской дивизии под командованием капитана Ланина!..

Марчевский снова был таким милым и весёлым хозяином, как в начале.

– Может, уже тогда майора? – подсказал он доброжелательно.

Ланин заключил его в объятия и расцеловал.

– Дай Боже, чтобы подтвердились эти слова! – произнёс он обрадованный. – Что-то ведь полагается старому солдату за верную службу его Императорскому Величеству…

Он тяжело вздохнул и намеревался сесть, но инженер взял его под руку и ввёл в другую комнату. Указал рукой на стоящий у стены новенький красиво отполированный секретер – настоящей саксонской работы.

– Предчувствовал в течение долгого времени, что что-то висит в воздухе, – произнёс он, поочерёдно открывая различные дверочки и тайники. – Поэтому приготовился к такой оказии… О, взгляни: здесь ящичек, а там, за ним тайничок, например, для нескольких рублей на чёрный день. Никто о нём не догадывается. А этот высунешь и можешь поставить стакан чая, чтобы был под рукой… Оригинально, не правда ли? – он выпрямился и взглянул на капитана. – Не знаю только, нравится ли тебе этот саксон… Если да, то он принадлежит тебе. В память об этой прекрасной полковничьей похвале. От меня. Сам сделал проект и лично следил за работами.

Ланин придвинул кресло, уселся и в течение долгого времени не мог выдавить ни слова, волнение перехватило ему дыхание. Он откинул голову назад и неподвижными глазами всматривался в потолок, словно там заметил что-то необычное. Его лицо, несмотря на всю свою грубость, казалось, в тот момент и приятным, и привлекательным, и таким счастливым, что из-за этого блаженства всяческие изъяны не имели значения.

– Следовательно, как? – Марчевский прервал господствовавшую вокруг тишину. – Тебе нравится?

Благодарности, которые раздались потом, были тихими, но содержали в себе столько растроганности и беззаветности, что Марчевский взволновался. Он приготовил этот презент, чтобы, как он высказался Квятковскому, ubić interes (заключить сделку). Теперь он разобрался в положении, что покупка этого человека оказалась излишней: за этот презент тот отдал ему сердце.

– Знаешь, почему я плачу? – закончил Ланин, вытирая осторожно глаза. – Потому что задел ты мою самую чувственную струну: этот секретер будто создан для моей дочки! Издавна она просила меня о чём-то таком.

Вошёл поручик, который, по-видимому, тяготился уединённым пребыванием в соседней комнате. Ланин энергично выпрямился и охватил его полным триумфа взглядом.

– Смотри, что получил я на память о похвале! – воскликнул он.

Он начал лихорадочно выдвигать ящички, объяснять, повторяя многократно те же самые действия. Когда он нарадовался наконец вволю, уселись они снова у стола. Он налил себе стакан.

– За нашу дружбу! – произнёс он, радостно поглядывая на Марчевского. – Твоё здоровье!