– Приятно слышать такие слова из уст россиянина мне, поляку… Очевидно, с солдатом меньше хлопот, когда он всё понимает. Более сильными аргументами не нужно пользоваться?

Поручик немного опешил.

– Разное там бывает, – ответил он уклончиво. – Количество наказаний уменьшилось, однако, очень серьезно. Если бы не водка, может быть, их не было бы вообще.

– Пьют много?

– К сожалению. Особо не удивляюсь. Жизнь в казармах нелегка, и, впрочем, начинает их уже пожирать тоска по дому. К счастью, в нашей роте нет этого грозного явления. Парни с этим обучением имеют достаточно работы…

– В других тоже ведь учат?

– Верно. Несмотря на это, там хуже… Может, потому что не хватает им Черского. А может, отсутствие попросту Ланина?.. – поручик в задумчивости погладил волосы. – Порой задумываюсь об этом человеке и не всегда могу его понять. На взгляд пьяница, грубиян…

Он прервался внезапно и взглянул на Марчевского в смущении.

– Не должен так говорить о начальнике, – добавил он неуверенно. – Эх, – махнул он рукой, – вы, наверное, знаете его лучше, чем я. Так вот этот мужлан из старых офицерских кадров, который едва умеет сделать свою подпись, обнаруживает столько понимания для этого обучения, что смог бы пристыдить лучших его. Впрочем, сама идея была отличной. Он дал пример другим ротам, опередив всех.

– Ну и, очевидно, теперь собирает похвалы?

– Понятно. Аммонд упомянул его в особом приказе и поставил другим в пример. Старик ходит гордый, как павлин. Не вредит, чем облегчил он парням жизнь, это факт. Полагается ему за это похвала. Если бы…

В сенях раздались энергичные шаги. Вошёл Ланин: быстрый в движениях, упругий, сияющий, как солнце. Ухватил Марчевского за руку, пожал крепко, а потом приобнял его и поцеловал в обе щеки.

– Здравствуй, друг сердечный! – произнёс он откровенно. – И прости, что прихожу так поздно. Не смог вырваться из-под заботливых крыльев моей матушки. Холерна (дьявольская) баба! Представь себе: угрожала мне войной!

Он прыснул со смеху и только теперь взглянул на поручика. Предостерегающим движением приложил палец к губам.

– Ни слова об этом никому! – произнёс он угрожающе. – Потому что если…

Чекулаев щёлкнул каблуками и вытянулся перед ним, как струна.

– Согласно приказу, Ваше Высочество! – объявил он громко. – Тайны начальства для меня всегда являются священными.

Ланин ласково похлопал его по плечу.

– Знаю, что неплохой из тебя мужик, – произнёс он. – Немного пьёшь, но научишься этому, когда двадцать лет проведёшь в Омске. Ну, брат, – обратился он к Марчевскому, – вытаскивай бутылки! Ни капли не было во рту со вчерашнего дня. Дьявольская баба!..

Он спокойно жаловался на свою половину, а инженер накрыл в это время стол. Он сам вёл своё небольшое хозяйство в двух снятых комнатках, но буфет, как вскоре оказалось, был заполнен до отказа.

– Неплохо, неплохо, – хвалил Ланин, поглядывая с одобрением на появляющиеся каждый раз другие бутылки. – Не гневайтесь, что сразу промочу горло.

Он наполнил стакан и выпил, как воду. Потом, однако, в течение долгого времени даже не глядел на стакан. Говорил зато за двоих. Марчевский наблюдал с полным удивлением эту воздержанность, но был доволен этим. У него была крепкая голова, и мог он выпить много, однако в Сибири пил единственно тогда, когда это было обязательно. Таким образом он умело поддерживал беседу.

– Чувствую, – произнёс он с прохладцей, – что произошло что-то хорошее.

Ланин наклонился в кресле и гордо выпятил грудь.

– Ну, догадался, наконец! – воскликнул он. – Ясно, очень хорошее! Ланин самый мудрый командир роты во всём батальоне! Понимаешь? Отмечено это в особом приказе!

Марчевский притворился, что слышит это в первый раз, и поздравил его горячо. После этого он произнёс великолепную короткую речью, обнял его и пожелал новых отличий. Поручик аплодировал от всего сердца. Ланин взглянул на него, взглянул на инженера и внезапно расплакался.

– Дорогие друзья… – произнёс он. – И лучшие братья… Вы понимаете меня. Догадываетесь, что значат для такого, как я, который двадцать пять лет провёл в гарнизоне, слова похвалы перед лицом целого полка… Об этом говорят, об том говорят, а о Ланине – ничего. В течение двадцати пяти лет! Это страшно… А теперь наконец я!

Он вытер медленно слёзы, Марчевский подвинул ему стакан, потому что не любил рюмок. Ланин окинул его неожиданно серьёзным взглядом.

– Мой дорогой, желаешь ли мне добра? – спросил он. – Наверное, да. Таким образом, договоримся: если не попрошу сам, не пододвигай мне сегодня водки. Мне хорошо с вами, не хотел бы испортить настроение. А тебе хотел бы как-то выразить признательность… Потому что ведь в этом есть твоя большая заслуга…

– Черского! – Марчевский весело ворвался в его слова. – Прежде всего Черского.

Ланин просиял.

– И Черского. – признался он. – Несомненно, парень в обучении имеет золотые уста. Хотя и до штыка нет недостатка у него таланта, – поморщился он сразу с неприятным осадком. – Несколько дней назад он устроил мне такую взбучку…

В глазах Марчевского промелькнуло беспокойство.

– Взбучку? – сказал он быстро. – Тебе? – подтвердил он вопрос недоверчивым пожатием плечей. – Вероятно, шутишь. Нет в Омске такого, кто бы справился с тобой!

– Ланин прыснул смехом.

– Ясно.

– Шучу, – ответил он. – Но тогда было со мной на самом деле неважно. Прихожу утром после небольшого принятия водки и, как обычно в таких случаях, схватил Черского за шею: «Пошли, брат, покажи мне, что умеешь!» Вышли мы во двор, карабины в руках: звон, треск! Если бы был мороз, всё было бы лучше. А здесь уже весна. Бросило меня в жар, ударила в голову водка, начали заплетаться ноги. А сопляк на мне. Как начал меня гнать, и бить, и колоть!

– Не смог прервать боя?

– Стыдно мне было. Подошло несколько офицеров, а вблизи упражнялись солдаты.

– Ну и что? Чем закончилось?

Ланин весело покачал головой.

– Было очень плохо, – ответил он. – К счастью, у парня нет недостатка в разуме: он сориентировался, чем это может ему грозить. Сделал преднамеренно неумелое движение. Я воспользовался оказией, ударил раз, ударил другой. А потом он только отскакивал, притворяясь сильно утомлённым.

– Эх, снова шутишь…

– Не шучу! Хорошо знаю, как всё случилось. И отлично знаю Черского. Тогда он мог меня опрокинуть, пригвоздить к земле. Но он этого не сделал. А почему? Потому, что умеет видеть. Буравит меня этими глазами, умея отгадать самую быструю мысль. И сориентировался он, что будет плохо. Мудрый парень! Открыл я его с первого взгляда.

Говорил с ним на эту тему, и чем дольше говорил, тем больше чувствовалось в его голосе симпатии. Поручик начал поддерживать его. Марчевский осторожнее, чем обычно, умело подчёркивал некоторые моменты и добавлял в беседу много юмора.

– Из этого вывод, что должен биться с ним только трезвым, – пошутил он. – Согласишься, однако, со мной, что ему везёт? – посерьёзнел он. – И, наверное, нужно бы снова воспользоваться этим… А что, если выскочит какая-то новая похвала?

– Ну, ну? – живо заинтересовался Ланин. – О чём думаешь?

Марчевский заколебался. Но вывернулся, будто начал сомневаться в правильности своей идеи.

– Говори наконец! – поторопил капитан, похлопывая его фамильярно по плечу. – Что у тебя хорошая голова, об этом тоже знаю! Таким образом, что?

– Гм, как сказать?.. Задумывался порой, не нужно ли было здесь, в Омске, привлечь для работы Петербургскую академию наук…

Ланин сразу потерял всю заинтересованность к вопросу.

– Это не для нас, – махнул он рукой. – Мы не мудрецы, только солдаты.

Марчевский вздохнул.

– Да, это верно, – признал он. – Ну что же, значит идея была глупой. А в первую минуту казалось мне, что снискал бы ты за это похвалу. Ведь идея: начнёшь теперь выводить роту в район. Такой Черский, если его немного подучить, мог бы собирать разные камни, ловить рыбу, зверей, может, даже собирать растения. Там, видишь, в Петербурге, не такие опять же мудрецы, в том, что есть около Омска, не имеют ни малейшего понятия… Для нас камень – это твёрдая вещь, которая порой пригодится, когда нужно кого-то ударить. А для них камень – большое открытие. А если открытие – кто его совершил? Рота капитан Ланина! Хотя и, – заколебался он снова, – наверное, ты прав… Этим не стоит себе морочить голову. Слишком длинная дорога!