Джамир шагнул к воде. Намокать не хотелось, но и провести в пути несколько недель — тоже. Он погрузил в воду одну ступню… И замер. Что-то заставило его обернуться.

— На землю! — заорал антимаг.

Рефлексы цесаревича работали исправно. Брошенная сулица лишь чиркнула его по левому плечу.

Испуганная кляча с поклажей рванула к озеру, едва не сбив Джамира. Тот хлопнул ее по крупу, чтобы она сделала еще пару шагов, и кобыла исчезла в таком же гейзере.

Джамир скрылся в зарослях рогоза, надеясь, что Аянира сочтут менее опасным противником и займутся сначала им.

— Ты же знаешь, мы всегда находим предателей.

Горец-антимаг узнал этот голос. Его палач из Цитадели, тот, кто встречает провинившихся после пробуждения от тренировки.

Отвечать Джамир даже не думал. Еще не хватало так глупо себя выдать! Он шел между пучками рогоза по наветренной стороне. Гибкие стебли раскачивались на ветру, скрывая след его движений. Что-то в кармане мешало ему, и горец вспомнил, что положил туда одно из зеркал Аянира. Другие висели на груди цесаревича в особых чехлах.

Джамир достал зеркальце, протер его, посмотрел. Половина была закрыта чехлом, но вторая показывала двоих ассасинов в черно-белых плащах. Один — тот палач — двигался в сторону Джамира. Другой прижимал раненого Аянира древком глефы к стволу дерева.

Джамир срезал кортиком вытянутое коричневое соцветие и часть жесткого стебля размером с локоть, примерился — и метнул копьецо из рогоза в сторону от себя. Палач-антимаг тут же ускорил шаг. Как и сам Джамир, он продвигался очень аккуратно, чтобы не тревожить приметные стебли. Но горец, в отличие от него, знал, куда идет противник.

Джамир скользнул к палачу, ударил наотмашь кортиком. Тот услышал его, отпрыгнул, но попал под возвратное движение клинка. Правое плечо прорезала багровая полоса. Палач перехватил древко глефы левой рукой, ткнул коротко сверху. Джамир ушел кувырком, сократил дистанцию. Он ударил кортиком снизу вверх. Попал: угодил ему в бедро, подрезал сухожилие. Тут же получил по голове утяжеленным древком глефы, но не упал. Атаковал снова, метя в пах. Промахнулся: предыдущий удар повалил палача на одно колено.

Голова гудела от удара древком. Джамир закрыл глаза, как на тренировке, и бил на звук. Он услышал, как с плеском упала глефа. Все. Джамир обошел противника со спины, приподнял ему голову и перерезал горло.

Горец вернул кортик в ножны, забрал глефу. Голова кружилась так сильно, что его подташнивало. Он пошел к Аяниру, спотыкаясь, опираясь иногда на древко.

Цесаревич был залит кровью — похоже, своей. Видимо, выбрался из захвата, но справиться с противником так и не сумел. Джамир крикнул, привлекая к себе внимание. Антимаг его проигнорировал. Он перехватил древко ближе к середине, отбил удар Аянира, ткнул его древком в живот.

Горец заорал, метнул глефу. Промахнулся. Но бросок заставил антимага отшатнуться, подарил цесаревичу еще несколько мгновений. Джамир выхватил кортик, закусил губу. Пошел вперед, шатаясь. Антимаг усмехнулся, отвернулся от Аянира и прыгнул к Джамиру.

Плети воды обхватили тело ассасина прямо в прыжке. Он упал, и разлившаяся вода заледенела, приморозив его к земле.

— Удачно, — прохрипел Джамир.

Он подошел к обездвиженному антимагу, опустился на колени и вонзил кортик ему в сердце.

***

— Мамочки… — совсем по-детски вскрикнул Лаэрт, увидев Данатоса в окружении комков некроплоти и Феликсу без сознания. — Ну, так не пойдет!

Фехтовальщик уверенно ткнул факелом в ближайший комок. Тот горел гораздо хуже коконов Окуби.

— Ранжисона! — заорал юноша. — Нужна помощь!

Вдвоем с сарданом они кое-как спалили все вокруг алтаря.

— Весь ром на эту дрянь извел, — прогудел канонир. — Что теперь Ранжисона будет пить, когда грустно?

— У меня есть банановый ликер, — усмехнулся Лаэрт. — Правда, не с собой.

— Дамское пойло, — расплылся в ехидной улыбке сардан. — Что здесь случилось?

— Кажется, Феликса перестаралась с колдовством, — поджал губы юноша. — Могла бы и меня позвать! Нет, надо было себя извести до полусмерти.

— Зато наш оборотень свободен, — Ранжисона продолжал жечь плоть прямо вокруг тела Данатоса. — Бока ходят, значит, дышит. Жив.

— Придется ночевать здесь, — поморщился Лаэрт. — Пока один из них не очнется. Дани мы не унесем без магии.

Ранжисона вдруг застыл.

— Если ты смог пуму магией прикормить, — начал он, — значит, и другое зверье сумеешь?

— Не, — замотал головой Лаэрт. — У кошек к магии сродство, у другой животины такого нет.

— А у них? — Ранжисона кивнул на оборотня и чародейку.

Лаэрт хлопнул себя по лбу.

— Вот я дурак!

Сардан увидел, как глаза фехтовальщика заливает яркое сине-фиолетовое свечение. По телу Данатоса стали прокатываться такие же лазурные искры — язвы от некроплоти затягивались. Минута, другая, и оборотень поднял голову, а потом смог твердо стоять. Под его когтями некроплоть осыпалась сухим пеплом, а не таяла жирной сажей, как от огня. Данатос мотнул головой, будто отгоняя назойливое насекомое, потом осмысленно посмотрел Лаэрту в глаза.

— Дружище! — обрадовался фехтовальщик. — Ну наконец-то!

Ранжисона довольно заулыбался, поднял Феликсу на руки. Оборотень шел рядом, слегка спотыкаясь.

— Идите к реке, — посоветовали им разведчики. — Дочь Джораакинли смоет скверну. Мы здесь закончим.

Лаэрт благодарно кивнул Форелям.

К реке шли медленно. Лаэрт продолжал подпитывать Данатоса магией, но это, казалось, перестало помогать. Перевертыш шагал натужно, тяжело, с трудом переставлял лапы.

— Не знай я тебя, брат, подумал бы, что ты просто устал, — пошутил проводник.

Данатос вскинул морду и тихо зарычал, но Лаэрт не совсем понял, что оборотень имел в виду.

Река встретила их легким ветром и серебрящейся под луной рябью. Данатос вошел в реку, окунулся и лег на прибрежном мелководье, положив морду на лапы. Вода вокруг него слегка засветилась, и оборотень блаженно заурчал. Ранжисона зашел в воду по пояс вместе с Феликсой на руках.

— Пушинкой тебя не назовешь, волшебница, — крякнул сардан, смывая с лица девушки кровь, пока вода держала ее тело. — Женщину обычно на руки возьмешь — а веса чуть! Как будто пух внутри, а не мышцы с костями. А ты прям как Таджи… Вроде тощая, но тяжелая — стало быть, крепкая!

Он приговаривал ей, как отец дочери. Феликса наконец начала приходить в себя, закашлялась, сплюнула черной кровью.

— Ее нужно отнести к Брисигиде, — нахмурился Лаэрт. — Сдается мне, аура черной магии на нее сильнее повлияла, чем на нас.

— Да… — прохрипела Феликса. — Я же напичкана… — она скривилась, уцепилась за руку Ранжисоны, — светлой магией… от некроза.

Она свалилась у сардана с рук, схватилась за его предплечье, кое-как встала на ноги. Ее долго тошнило желчью. Желчь была темной, почти черной. Чародейку трясло крупной дрожью.

— Мне это не нравится, — Лаэрт свел брови. — Проще привести Брисигиду сюда. Я сбегаю…

— Не надо, брат.

Фехтовальщик обернулся на голос Данатоса. Тот звучал гулко, будто оборотень заново учился говорить. Может, так оно и было?

— Я ее отвезу, — продолжил Данатос. Лаэрт не мог толком разглядеть его в темноте, только различал очертания. Силуэт явно был намного меньше рогатого мутанта, которого он только что видел. — Кажется, полегчало…

— Как ты меня напугал! — Лаэрт с громким плеском выбирался из воды. — Знаешь, сколько тебя не было?

— Знаю, — коротко ответил Данатос. Что-то в его голосе заставило фехтовальщика умолкнуть.

Ранжисона снова взял Феликсу на руки, вынес на берег. Данатос глубоко вздохнул. Послышался тихий влажный треск — перевертыш принимал одну из своих смертоносных форм.

— Давай, ее — на спину, — сказал Лаэрт, — я сяду позади, придержу.

— А не свалитесь? — засомневался Ранжисона.

— Я — точно не свалюсь, — заверил его фехтовальщик без всякого веселья. Он легко забрался на спину Данатоса даже в темноте. — Поехали, дружище. Только сильно не гони.