«Тебя это обидело? — усмехнулся я, — ты хотел, чтобы они остались подольше?»
«Нет, конечно, — совершенно растерянно проговорил Женька, — просто, странно все это.»
Я не желал рассказывать Женьке секреты своего мастерства. Я многое скрывал от него, предпочитая оставаться в его глазах сдержанным скромным ученым, поэтому неопределенно отозвался, озвучивая первое, что пришло в голову:
«Они были обдолбаны дурью, Женя, кто скажет, что происходило в их мозгах под ее влиянием?»
Мое не слишком убедительное объяснение немного сбавило Женькин интерес, однако до конца не убедило. Он по-прежнему продолжал пялиться на меня, теперь больше не насыпая мне неловких вопросов. Само собой, ни о какой ночевке речи больше не велось, до рассвета мы просидели в своей заброшке, настороженно прислушиваясь к внешним звукам. Скучающая банда исчезла и затаилась, вероятно, поджидая другого, более благоприятного момента для демонстрации намерений. Когда с первыми лучами зари мы осторожно выползли наружу, я с нескрываемым удивлением обнаружил первого обитателя деревушки. Точнее, обитательницу. По грязной расквашенной улице нам навстречу шла неопределенных лет тетка, бодро размахивая хозяйственной котомкой. Очевидно, среди трех избушек где-то прятался торговый ларек с концентрированной дрянью. Достоверно узнать об этом возможности нам не представилось, поскольку жительница, не дойдя до нас пары десятков шагов, внезапно изогнулась, отбрасывая в сторону свою сумку и неуклюже рухнула в грязь, причудливо извиваясь. В ее движениях я отчетливо рассмотрел признаки эпилептического припадка и, не раздумывая, поспешил на помощь. В моей врачебной практике я не раз сталкивался с подобным недугом и сейчас уже выстраивал алгоритм оказания первой неотложной помощи. Наклонившись над пациенткой, я обхватил руками ее плечи, фиксируя положение, и вдруг она затихла, неожиданно погружаясь в крепкий здоровый сон. Подобная реакция вызывала много вопросов и опасений, но, проверив ее пульс и послушав дыхание, я понял, что моя помощь уже не нужна. Селянка мирно и крепко спала, развалившись на жидкой грязи. Женька крутился рядом, придерживаясь дипломатического молчания, однако его изумленная рожа и без озвучки транслировала все теснившиеся в голове вопросы. Мы вдвоем перенесли пациентку на более подходящую для сна поверхность, и на всякий случай, постучались в ближайший домишко. На наши настойчивые стуки в окне показалась полуиспуганная физиономия, и тут же скрылась из вида, чтобы через секунду возникнуть на крыльце.
«Помогите ей, — попросил я незнакомку из избушки, — женщина сейчас спит, ей нужен покой. Возможно у нее есть кто-то кто позаботиться о ней?»
Односельчанка коротко кивнула, без особого интереса оглядывая спящую, пообещала сообщить ее мужику, который нынче дома не ночевал, а с друганами накидывался химической дурью. Я подивился чрезмерной осведомленности незнакомки и, распрощавшись, подтолкнул Женьку на главную деревенскую дорогу.
«Пойдем, Женя, — пробормотал я, — здесь все будет хорошо и без нашего участия. А ее мужик, возможно, был одним из наших ночных гостей»
Упоминание ночных пьяных разборок вернуло на Женькину мордаху настороженное выражение, не покидающее его до самой окраины. Нам оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться за пределами странного поселения, когда позади нас раздался уверенный окрик. Мы не успели обзавестись в поселении друзьями, поэтому не сомневались ни секунды, кого именно увидим сейчас перед собой. Ночная банда привычно окружила нас тесным кольцом, а самый главный, и самый трусливый, как показала практика, без предисловий двинул мне под дых, желая восстановить пошатнувшееся реноме. От подобной наглости в моих глазах потемнело, а под кожей заструилось пламя. Больше я не желал таиться и притворяться, пора было поставить завравшегося придурка на место. Я протянул вперед раскрытую ладонь и направил поток энергии на странно дернувшегося главаря, мешая ему завершить начатый маневр. Главарь изогнулся, вытягиваясь, и снова сломался пополам, демонстрируя своим подельникам чудеса гибкости. Те, вместо того, чтобы выручать своего атамана, почти с научным интересом наблюдали, как корежит во всех направлениях их могучего и ужасного лидера. Бессонная ночь, проведенная в напряжении ожидания, а также полуголодные несколько дней, посвященные спонтанному переходу, лишали меня возможности расправиться сразу со всеми желающими. Мои силы стремительно таяли, и даже если мой Женька решит помочь мне, оторвавшись от созерцания любопытного и завораживающего зрелища, нам все равно не одолеть наглую толпу. Внезапно, одного из подельников-бандитов отпустило, и он, ловко наклонившись, прицельно запустил мне в голову обломок кирпича. Огонь разом погас, и ожившая толпа наконец-то сообразила, чем ей нужно заняться. Следом за первым обломком ко мне прилетел еще один, лишая меня твердой опоры, потом еще один, потом я сбился со счета, проваливаясь в пустоту. В глазах замелькали черные тени, тело обожгло нестерпимой болью, а озверевшие маргиналы взяли реванш, расправляясь с моей податливой тушкой. На какой-то миг в мое угасающее сознание просочилась мысль о моей вечной жизни и непонятном сожалении, потом перед глазами все закружилось, заплясало бешеной серой стаей, и я понял, что умираю.
Глава 44.
«Я сделал все, как ты просил,» — нервно проговорил Тарас, обращаясь к тщедушному невысокому человеку, сидящему за массивным резным столом в просторном светлом кабинете Научного Центра. Человек никак не отреагировал на сообщение, и Тарас рискнул приукрасить повествование красочными подробностями.
«Я шел за ним двести километров, не останавливаясь ни на минуту. Это не человек, это машина, не знающая усталости. Я едва успел догнать его в каком-то невзрачном поселке с четырехзначным обозначением. Я приложил все усилия, чтобы выполнить твою просьбу. И я выполнил ее, а сейчас хотел бы услышать твой ответ!» — закончил Тарас и уставился на сидящего в кресле.
Тот коротко кивнул на столь эмоциональное выступление и задумчиво произнес, будто бы обращаясь к самому себе.
«Сумка, Тарас. Где она?» — озвучил он единственный вопрос, и Тарас ощутимо напрягся под пронзительным взглядом тусклых серых глаз. Он не видел никакой сумки, к тому же перед Тарасом стояли совсем другие задачи. Да и к чему его грозному заказчику старое чужое барахло?
«Мне была нужна его старая сумка, Тарас, — более эмоционально проговорил хозяин светлого кабинета. — именно это я ставил целью твоей чудовищно опасной экспедиции. Теперь мне интересно, какую же именно задачу выполнил ты?»
Сейчас в голосе тщедушного человека отчетливо звучали стальные ноты, заставившие Тараса разбудить в себе мастерство убеждения и красноречия.
«Я избавился от него, Игнат, — повышая голос на пару тонов, произнес он, — он больше не будет мешаться тебе под ногами. Но хочу заметить, сделать это было весьма затруднительно. Он дьявол, Игнат, безжалостный и дикий. И если кто-нибудь мне скажет, что он был гениальным ученым или что-нибудь еще в этом роде…»
Тарас ожидал, что Игнат Бражников, могущественный и великий Игнат, способный изменить ход истории одной незначительной гримасой, тут же облегченно выдохнет и назначит Тараса своим первым советником. Однако Игнат, вместо раздачи преференций, пугающе медленно поднялся с кресла и, наклонившись над массивным столом всем своим невзрачным корпусом, едва слышно прошипел:
«Что ты сделал? Повтори.»
«Я расправился с ним, — уже менее пафосно пробормотал Тарас, внутренне холодея, — мои парни… То есть я сам забил его кирпичами. Обломками кирпичей.»
Зачем-то уточнил он и наконец замолчал, осознав всю неправомерность своих действий.
Когда полмесяца назад Игнат Бражников вызвал к себе в кабинет верного Тараса и озвучил главную беду, обрушившуюся на его голову, у серого кардинала тут же обозначился план мести. Он прекрасно помнил, сколько труда и усилий было потрачено Великим Игнатом на создание тайной лаборатории, сколько предосторожностей было предпринято, чтобы не попасться под прицел силовым структурам и остаться в их глазах непогрешимым и могущественным. А еще Тарас хорошо помнил о перспективах, в туманных красках описанных господином Бражниковым. Но даже в такой неясной интерпретации Тарас сумел рассмотреть для себя массу выгодных моментов, и, когда никому неизвестный Прохор Моськин безжалостно ворвался в их гладкие планы, поклялся отомстить наглому выскочке. Тогда он невнимательно прослушал наставления Бражникова, посчитав, что в данных условиях их желания должны совпасть, и отправился вершить правый суд.