«Здесь, что ли, доктор живет?» — просунул в дверь нечесаную голову нежданный посетитель.

Я коротко кивнул и с любопытством уставился на визитера. На вид ему было около сорока, но нелепый наряд из рваной нейлоновой куртки и застиранных штанов неопределенного цвета прибавляли ему добрый десяток лет. Мужик неловко протиснулся внутрь и грузно рухнул на мою койку. Хозяйка не стала баловать нас разнообразием мебели, и мне приходилось вести прием, пользуясь тем, что имелось в наличии.

«Ты и правда доктор?» — еще раз уточнил мужик, рассматривая мою замотанную рожу. Я снова кивнул и приготовился выслушивать его жалобы. Однако осторожный гость не торопился делиться сокровенным, готовя для меня новые вопросы.

«А в какой области ты специализируешься?» — выяснял подробности моей биографии настырный мужик.

Я рассказал ему, что имею высшее медицинское образование, знаю фармацию и хирургию, разбираюсь в неврологии, а также владею навыками составления препаратов растительного происхождения. Мужик важно кивал, не сводя с меня почтительного взгляда. Мне, в целом, были безразличны его оценочные суждения, но его искренний интерес располагал и подталкивал к откровенности. Я коротко рассказал ему об обширной практике и все же решил выяснить, что привело его ко мне. Пациент долго собирался с мыслями, и, наконец, решился. Он медленно поднялся с моей койки и, подойдя вплотную, заговорчески прошептал:

«Тут вот какое дело, приятель. Я, знаешь ли сам и не пришел бы к тебе. Вот только один человек уж больно заинтересован в том, чтобы все были здоровы, счастливы и благополучны. Ну он — то и уговорил меня заняться этим вопросом.»

Странные слова посетителя настораживали, но мне было интересно дослушать до конца его загадочные откровения.

«Так значит ты и есть фармацевт, хирург, невролог и ученый, который разбирается в химических снадобьях, так? — с этими словами визитер резко сдернул с меня домотканый шарф и удовлетворенно кивнул, рассматривая мою рожу. — я так и думал, Прохор Степанович. Извиняй приятель, тебе придется пройти со мной.»

От неожиданности я не сразу подобрал подходящие случаю слова, продолжая молча пялится на визитера. Выходит, Женькины опасения были справедливы, мелькнула случайная мысль, и следом за ней я ощутил весьма болезненный укол в плечо, любезно предоставленный мне вежливым посетителем. Перед моими глазами замелькали темные пятна, контуры предметов потеряли четкость, и я безвольно и неловко рухнул на пол, выпадая из реальности.

Глава 22.

Сознание возвращалось ко мне постепенно, короткими эпизодами, наполненными фантастическими картинками. Я видел себя то в центре цветущего луга, освещенного ярким солнечным цветом, то проваливался в глубокие снежные сугробы, то стремительно несся по тугой трассе на своем верном «монстре», оставившим меня много лет назад. Потом картинки разбавились осознанием неудобной позы, которую я, как ни старался, никак не мог изменить. Я распахнул глаза и с неудовольствием обнаружил, что ни луга с цветами, ни тугой трассы поблизости не было. Я сидел на бетонном ледяном полу, крепко прикрученный к стене короткой цепью, создававшей мне неудобства. Меня окружали скучные бетонные стены и низкий потолок с узким зарешеченным окошком, сквозь которое проникал тусклый дневной свет. О назначении этого нелепого помещения я мог только догадываться, и первое, что пришло в мою гудящую голову, была мысль о промышленном складе. Мысль не стала приоритетной, и вскоре ушла, сменившись другой, более актуальной. То, что осталось в моей памяти до погружения в нирвану, говорило мне о серьезности намерений моих похитителей, о решительности их идей, и о моей незавидной участи. Я мог бесконечно долго перебирать варианты причин моего похищения. Люди Свиридова, равно как и соратники убиенного Захара в равной степени могли интересоваться моей тоскливой персоной. К ним могли легко присоединиться борцы за чистоту нации, и в самом невероятном случае, ими могли стать мстительные нордсвильцы, выследившие меня в моем спонтанном пути. Размышления прервались острой необходимостью изменить позу, в которой застало меня мое пробуждение. Я неловко приподнялся на ноги, больно выворачивая скрученные конечности, и попытался немного пройтись. Прогулка не обещала быть длительной и приятной, однако и того, что мне удалось, вполне хватало восстановить кровообращение. В окошке стремительно темнело, а сквозь бетонные стены начинал просачиваться холод. Моя невосприимчивая шкура позволяла мне продержаться в ледяном мешке значительное время, однако я не был уверен, что она спасет меня от длительного сидения на бетонном полу. Лапы нестерпимо болели, однако я был готов потерпеть, лишь бы не видеться со своими тюремщиками. Которые, к слову не спешили радовать меня своим обществом, сохраняя интригу. Пока у меня оставалась возможность, я рассматривал темницу, отыскивая в ней приметы, выдающие ее назначение. В наступавших сумерках я едва смог разглядеть дверь, слившуюся с серой стеной, и ржавую трубу, протянувшуюся вдоль потолка. Это были все ориентиры, и они мне не говорили ровным счетом ничего. Махнув рукой на все предпринятые попытки, я снова присел, ежась от холода. Вероятно, мое беспамятство длилось дольше, чем я думал, поскольку я откровенно замерз и изрядно проголодался, прохлаждаясь под низкими сводами. Неожиданно до моего слуха донесся едва уловимый звук, в котором я с отвращением узнал поступь своих завоевателей. Мне не хотелось заводить долгих бесед, и в целом, я не был настроен на свидание, однако шаги приближались, а вместе с ними неотвратимо близилась нежеланная встреча. За дверью что-то зашуршало, и вскоре серое полотно нешироко приоткрылось, впуская посетителя. К этому моменту в каморке полностью наступила ночь, окошко слилось с темным потолком, и я не рассмотрел своего гостя. Тот, не тратя усилия на торжественную часть, торопливо подошел ко мне и деловито звякнул моей цепью, возясь с замком. Когда оковы спали, визитер резко рванул меня за лапу, приподнимая с пола.

«Шевелись, Прохор Степанович, — раздался в темноте знакомый голос, — у нас не так много времени.»

«Возможно, мое заточение повлияло на восприятие, и я стал принимать желаемое за действительное», — подумалось мне, когда я наощупь брел к темному провалу приоткрытой двери. Когда страшный подвал остался позади, поменявшись на непроглядный коридор с такими же бетонными стенами, я рискнул поинтересоваться у своего провожатого:

«Где мы и куда направляемся?»

«Слишком много вопросов, Прохор Степанович, — нервно отозвался тот, — я не готов пока озвучить ответ ни на один из них. Наберись терпения, мой дорогой!»

Мы шли довольно долго, я успел заскучать от долгой дороги, и когда где-то впереди показался тусклый отсвет выхода, мной овладела пугающая мысль избавиться от сопровождающего и рвануть на свет. Я старательно гнал ее из головы, однако она продолжала расти и крепнуть.

«Не вздумай, — донеслось до меня из темноты, — ты и так наделал глупостей больше, чем следовало.»

Я подивился способности моего попутчика читать мысли и подумал о своем последнем свидании с барышней, в красках воскрешая в памяти самые интимные нюансы.

«Прекрати, Прохор Степанович! — тут же отозвался попутчик, — не пытайся казаться хуже, чем ты есть. К тому же мы почти пришли.»

С этими словами мой спутник распахнул еще одну дверь и грубо втолкнул меня в еще одну каморку, мало чем отличающуюся от предыдущей. За тем исключением, что в ней, кажется присутствовала мебель. Провожатый тщательно закрыл за собой дверь и повозившись в кармане, щелкнул фонариком. С непривычки меня ослепило, а перед глазами запрыгали веселые черные клочки. Проморгавшись, я с изумлением уставился на своего тюремщика, в котором опознал своего родного брата Женьку.

«Как тебе удалось меня отыскать? — вместо тысячи слов благодарности прохрипел я, — и все же, где мы?»