Игнат оказался на редкость терпеливым и, полюбовавшись на молчаливого собеседника в ожидании ответа, запел снова.

«Ну что ж, это твое право, Моськин. Сейчас ты молод и силен, но придет время, когда ты будешь остро нуждаться в верных друзьях, теплом доме и стабильном доходе. Сейчас ты живешь, где придется, питаясь самым дешевым концентратом. Если ты сломишь свое непонятное мне упрямство, я дам тебе все, чего ты лишен, и немного больше. Ты сможешь носить настоящие вещи из натуральных материалов и есть вкуснейшую пищу, о существовании которой даже не догадываешься. И законники никогда не встанут на твоем пути. Подумай. Взамен этих преференций я предлагаю помочь мне, обнародовать свои разработки и перестать валять дурака.»

Игнат медленно подошел к Тихону и осторожно провел раскрытой ладонью по оборванным тряпкам, выполняющим роль одежды упрямого ученого. Тихон ощутимо напрягся, интуитивно отступив назад, а Бражников, не обращая внимания на столь красноречивую реакцию, так же не торопясь, стянул с головы молчаливого собеседника непроницаемый мешок.

«Ты очень изменился за годы скитаний, — задумчиво пробормотал Игнат, вглядываясь в тонкие красивые черты, — подростком ты был весьма посредственен. Видишь, мне даже не пришлось покидать эти стены, чтобы разузнать о тебе все, что необходимо, Прохор Степанович Моськин. Иди, подумай над моим предложением.»

Место, где предлагалось господину Моськину обдумывать выгодные предложения, выглядело карцером, да по сути и было им. За все время аудиенции, господин Бражников ни разу даже не взглянул в сторону верного спутника гениального маргинала, поскольку считал, что отлично разбирается в людях. Невзрачный Женька не вызвал у Игната никаких эмоций и был включен им в ряды туповатого Тараса, безымянного подельника и иже с ними. Поэтому и в подземелье Женька отправился вместе с Тихоном, чему тот не переставал радоваться до тех пор, пока за ними не захлопнулась железная дверь.

«Что дальше? — прохрипел Тихон, когда за дверью стихли шаги их тюремщиков, — давай, Женька, сыпь идеями. Мои мозги отказываются рождать умные мысли. И любые другие тоже.»

Женька присел на ледяной цементный пол и, косясь на приятеля, едва слышно пробормотал:

«Зато теперь я знаю, кто ты такой, Прохор Степанович. А кстати, почему ты остановился именно на этом невзрачном типе? Что мешало тебе подыскать более приличный прообраз?»

«Я и сам не знал, кто он такой, — просто отозвался Тихон, опуская голову, — по криминальным сводкам он не проходил, коммуналку не задерживал, я посчитал, что этого достаточно. К тому же, выбор у меня был не слишком большой. Моськин хотя бы был тощим и белобрысым, поэтому у много значимого Игната и не вызвал много сомнений. Хрен с ним, Женька. Что будем дальше делать мы? Как нам выбраться из этого мешка?»

Женькины дальнейшие планы оставались туманными. Он не имел представления о запасах терпения и выдержки всемогущего воротилы, поэтому о сроках их пребывания в застенках не предполагал даже вариантов. Последний же вопрос и вовсе повис в воздухе. Судя по внушительного вида помещению, а также предпринятым по пути мерам предосторожности, бункер охранялся ревностно и шансов на побег не оставлял.

«Развязать тебе руки, Тихон? — озвучил Женька самое очевидное и решаемое, — или ты так и будешь сохранять гордую неприкосновенность?»

Тихон негромко усмехнулся и неловко протянул из-за спины покрасневшие кисти стянутых рук. Женька принялся колдовать над замысловатым узлом, почему-то припоминая странную гибель деревенского бандюгана, угрожавшего ему ножом и требующего расплаты. Тихон терпеливо ждал, сохраняя полную неподвижность.

«Как ты думаешь, куда делась Соня? — вне всякой связи с происходящим пробормотал Тихон, когда его запястья оказались на свободе, — это же дочка Игната, помнишь? Кстати, было странно увидеть ее снова с тобой там, на склоне. Где ты с ней пересекся?»

Обстоятельства встречи с невнятной девчонкой вновь вернули Женьке депрессивное настроение. Он отчетливо увидел перед собой страшный могильный холм и недовольно поморщился.

«Я не знаю, откуда она всегда берется, и, если честно, не сильно удивлюсь, если завтра утром ее заторможенная мордочка будет маячить прямо здесь,» — проговорил он и закрыл тему.

Глава 51.

Вопреки Женькиным ожиданиям, ни назавтра, ни через день Сонина рожица так нигде и не появилась, так же как не появились наши строгие тюремщики, стремящиеся узнать вердикт капризного ученого. Трое суток мы с Женькой проторчали в полной изоляции от внешнего мира, обходясь короткими фразами, не содержащими никакой смысловой нагрузки. Мы оба опасались вести задушевные беседы, помня о всемогуществе господина Бражникова и его неумеренном любопытстве. Женьке казалось, что в подобном молчании прошла целая вечность, и от тоски он то и дело принимался нарезать круги по нашей неуютной келье. Мне не было нужды расспрашивать Женьку о его соображениях, поскольку я всегда мог узнать новости из первоисточника. Однако, даже сходя с ума от неизвестности, я ограничивал себя в подобных фокусах. После того несанкционированного проникновения в Женькино сознание, у меня больше не возникало желания копаться в его чересчур откровенных мыслях, от которых становилось неловко. Ожидая моего ответа, господин бизнесмен видно решил создать мне самые жесткие условия, после пребывания в которых мое решение станет очевидным. На четвертые сутки от голода перед моими глазами плясали разноцветные пятна, а тело отказывалось выполнять самые необходимые команды. В нашем милом закутке не предполагалось так же наличия самых элементарных удобств в виде какой-нибудь раковины с холодной водой и подобия сортира. Впрочем, последняя примета цивилизации вряд ли пригодилась бы нам, учитывая щедрость господина тюремщика. Мне нестерпимо хотелось пить, а за горсть концентрата я продал бы душу, однако врожденная гордость не позволяла мне идти на уступки. Неделю спустя Женька предпочел не подниматься с ледяного пола, продолжая безвольно валяться у стены, и я с тревогой заметил в нем первые признаки обезвоживания. Его речь стала невнятной, а дыхание едва протискивалось сквозь плотно сомкнутые посиневшие губы.

Вскочив на ноги, я решительно заколотил в массивную железную дверь, призывая своих тюремщиков.

«Откройте! Я согласен!»

Словно по волшебству, тяжелая дверь распахнулась, и на моем пороге появились безликие серые фигуры, в сопровождении которых мне предлагалось покинуть стены темницы. Женька, шатаясь и вздыхая, плелся сбоку, останавливаясь каждые несколько метров и переводя дыхание. Пока мы поднимались по полутемной лестнице, нам на глаза попалось несколько хитрых приспособлений, снабжающих обитателей огромного здания чистой питьевой водой. Я внимательно следил за тем, чтобы Женька не воспользовался этими благами цивилизации, и некоторое время у меня получалось сдерживать его порывы. Однако возле одного устройства я отвлекся и спустя минуту расслышал характерные звуки. Несчастный брат наглотался воды и теперь его выворачивало наизнанку. Наши сопровождающие в замешательстве замерли, не зная, что предпринять, а я, движимый неведомым инстинктом, просто обхватил извивающегося Женьку сильными руками, от волнения не придумав другого способа экстренной помощи. Женька, изрыгнув незначительную порцию воды, безвольно повис в моих руках, восстанавливая дыхание. Мне были необходимы соответствующие компоненты, чтобы составить для Женьки грамотное лекарство, но все, что я мог сделать прямо сейчас, было моими попытками не позволить ему свалиться на пол, в лужу собственной блевотины. Мой невоздержанный приятель некоторое время поболтался в ласковых объятиях, после чего уверенно вывернулся и с непониманием уставился на меня.

«Отпусти меня, Прохор, — вполне разборчиво изрек он, — дальше я сам.»

Его молниеносное восстановление из умирающих немного смутило меня, но я, не придав этому большого значения, нехотя выпустил Женьку на волю и продолжил путь.