– Что-то случилось, куколка? – Зикки обдает вонью перегара и грубо хватает локоть.

– Показалось, – глупо растягиваю губы в улыбке. «Странно».

Через пару минут, мы спускаемся по лестнице полуразрушенного дома. Тихо хмыкаю. Подвал. Как романтично.

Зик резко толкает меня в спину, картинно падаю на колени. Вечеринка начинается. Медленно встаю и разворачиваюсь. Жирдяй вновь толкает меня, только уже к стене и придавливает своей потной тушей. Меня с головой окатывает похотью. Вот гадость! Так, пора это заканчивать.

– Какой же ты омерзительный, – скривившись, сообщаю ему и аккуратно отодвигаю от себя.

Смотрю в потемневшие от желания глаза, чувствую его удивление. Конечно. Не будь я способной поднять полтонны одной рукой, вряд ли бы он сдвинулся с места. Улыбаюсь. Бью ногой в пах. Толстячок складывается пополам и грузно оседает на колени. Звонко смеюсь, уже не скрываясь. Предвкушение, вот что я чувствую. Захожу за спину, обманчиво мягко беру его голову в ладони и наклоняюсь поближе к уху Зика:

– Тебе следовало быть более избирательным с теми, кого хочешь затащить к себе в постель.

Мой шёпот звучит слишком громко в оглушающей подвальной тишине. Резкий рывок руками, хруст шейных позвонков, и тело Зика обмякает в моих руках. Тихо, удовлетворённо вдыхаю носом и закрываю глаза. Меня наполняет жизнь, бьет во мне ключом. И я спокойна. Это главное.

***

Стою возле входной двери, слепо всматриваясь в желтый листик с кривым подчерком, и чувствую, как силы покидают меня. «Тебе не следовало выставлять ее за дверь». Вдох, выдох. Срываю лист и практически лечу к выходу.

На часах 3:12. Ровно три секунды назад я поняла, что квартира родителей приоткрыта, за пять секунд до этого почувствовала дикий страх и смертельную опасность. Кровь во мне леденеет. Я вхожу внутрь. Нос улавливает запах свежего мяса. В коридоре включается свет. Из тени кухни выходит стройная девушка с зелёными волосами. На вид ей около двадцати пяти, а её угольно-чёрный облегающий прикид кажется ещё чернее из-за пролитой на него крови.

– Тень, – она улыбается и склоняет голову на бок в качестве приветствия. Я прекращаю дышать. То, что она знала позывной, означало лишь одно – всё, что я скрывала изо всех сил, вырвалось наружу.

– Меня зовут Хризолит. Ты, должно быть, знаешь обо мне, – её оранжевые глаза впиваются в мои. Линзы? Сплошной пафос.

– Впервые слышу.

Я незаметно осматриваю её: кобура на левом бедре, нож на правом. Маленький кухонный топорик со стекающей по нему густой кровью в руке за спиной.

Судорожно сглатываю.

– Я думала, ты будешь старше, – наемница насмешливо фыркает, – сколько тебе? Семнадцать?

– Двадцать один.

– Ты юна и глупа, – невозмутимо произносит она, доставая топор из-за спины.

Опускает на мгновение взгляд, будто рассматривает бурые дорожки на лезвии. Молчу. Я могла бы убить её уже с десяток раз, но отчего-то стою, как приклеенная, и слушаю ее предсмертную речь.

– Найти их было не так уж и сложно, – продолжает она, ничего не подозревая, – она была очень расстроена.

Глубоко вдыхаю, одновременно просчитывая дамочку: разговаривает с убийцей рангом выше вместо того, чтобы быстро замочить. Дилетантка.

– Твоя мама была милейшей женщиной, она так спешила открыть тебе дверь, что даже не спросила «кто там». Вы, кажется, ссорились перед уходом, верно? Она была немного зла, но бесконечно рада, что ты все-таки пришла.

Хризолит улыбнулась. Сжимаю кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони. Заткнись, заткнись, заткнись!

– Кто тебя нанял? – Хрипло спрашиваю я, сжимая челюсти.

Наемница звонко смеется:

– Ты же не надеялась, что я скажу?

Я молчу. Держать себя становиться еще труднее, однако, когда я еще глубже вонзаю ногти, кровавая пелена медленно сходит, очищая сознание.

– Тебе не за чем эта информация.

– И всё же, – я выставляю ладони перед собой, словно бы принимая поражение, и мирно склоняю голову.

– Тень из Триады показывает смирение?

Хризолит моментально хмурится, отбрасывая всю игривость:

– Не верю, – её тело напрягается, как пружина, – я не скажу тебе.

Устало разминаю шею и разочарованно цыкаю:

– Жаль, трупы не разговаривают.

Её глаза округляются, до отвращения медленный взмах рукой… В полете перехватываю летящий к груди топор. Смотрю на наёмницу:

– У тебя были проваленные задания? – спрашиваю я.

Неверяще смотрит на меня. Тяжело вздыхаю: сколько раз я уже видела это осточертелое выражение!

– Ни одного.

– Тогда хочу поздравить тебя с первым.

Взмах! Лезвие топора легко входит в её горло; в глазах Хризолит навсегда застывает удивление.

Наваждение спадает, и у меня подкашиваются ноги. Тихо всхлипывая, оседаю на пол и закрываю рукой рот. Крупные слезы текут по щекам, прорезая соленые дороги. В голове шумит, и я, не понимая, что творю, медленно поднимаюсь и иду к кухне. Дверь закрыта, но я даже отсюда чувствую вонь свежего мяса. Собравшись силами, я легко нажимаю на ручку, приоткрывая комнату.

Мама, разделанная, как свинья на Рождество, разбросана по всей кухне. Вместе с ней и частями лежит отец. Гора мяса и кости, торчащие из кровавой жижи. Склоняю голову, жмурюсь и прижимаю руку ко рту, пытаясь подавить рвотный рефлекс… однако потом я замечаю стеклянные запачканные кровью глаза папы и, не сдержавшись, очищаю желудок куда-то себе под ноги.

Судорожно вытерев лицо, я задыхаюсь от сжимающихся легких. Проходит пару минут, прежде чем я беру себя в руки и иду искать трехлетнюю сестру. Закрываю дверь, сжимаю кулаки, выдыхаю и прислушиваюсь к своим ощущениям. Считаю про себя. Восемь секунд – столько занимает поиск малейшего живого отголоска в квартире. Есть! Иду в спальню и распахиваю шкаф. Облегченно выдыхаю, от обуявшего страха темнеет в глазах, и я медленно опускаюсь на колени, не веря своим глазам. С моей маленькой девочкой всё хорошо. Аккуратно вытаскиваю её, укутывая в плед.

– Всё хорошо, – шепчу я, прижимая её к себе, – всё хорошо, солнышко, я защищу тебя, обещаю.

Поднимаюсь на ноги, стараясь не разбудить сестрёнку, аккуратно прохожу через прихожую и вызываю лифт. Пшеничная прядка Оушн вылезла из-под кокона на моих руках. Захожу в лифт, не в силах оторваться от последнего, что осталось от прежней жизни. Снимаю сигнализацию с папиной машины, включаю обогрев и кладу сестру на заднее сидение. Сама же возвращаюсь в квартиру, аккуратно закрыв за собой дверь.

Достаю чемодан. В него бросаю часть летней и с половину зимней одежды Оушн. Завязываю волосы в хвост и открываю крышку ноута. Благо, протокол взлома был загружен на флешку Кортни, а Макс заставлял везде ее с собой таскать. На взлом камер наблюдения уходит пару минут, прежде чем в памяти у них остается лишь закольцованная запись тихой ночи. В спальне забираю все украшения мамы. Осматриваю комнату в поисках чего-нибудь ценного. На глаза попадаются мамины духи и отцовский одеколон. Сердце перестает биться. Хватаю флаконы.

Всё, что я нахожу, летит в чемодан. Я иду на кухню, заставляя себя не дышать. Включаю газ на всех конфорках. Смотрю на тела родителей.

– Простите меня.

С ресниц срывается последняя слеза.

Закрываю дверь на кухню, предварительно оставив там взрывчатку. Таймер непрерывно тикает, отсчитывая секунды. Выношу чемодан на улицу, разбиваю стекло над рычагом экстренной эвакуации. Сирена начинает верещать на весь квартал, раздражая слух. Слышу, как испаряется сон у жителей, чувствую их панику. Они спешат покинуть дом прежде, чем случится непоправимое.

Семь.

Завожу машину.

Шесть.

На улицу выбегают люди. В руках держат все, что смогли вынести.

Пять.

Машина рычит, выезжая со стоянки.

Четыре.

Последний человек выбегает из подъезда, захлопывает за собой дверь.

Три.

Слышу сирену пожарной машины и скорой.

Два.

Во всем квартале отключают свет.

Один.

Взрыв раздирает тишину, в одну секунду разваливая дом на части.