В Виктории Линник было всё одновременно привлекательно и отвратительно. Длинные прямые волосы седого цвета, большие, но редкие ресницы, густые прямые, но непослушные брови. Её черты лица никак не могли сложиться в единую картину. Но её тонкость и яркость брали вверх над несуразностью внешности.

– Виктория Линник, – девушка резко остановилась от зовущего голоса и нерешительно развернулась. К ней шёл Стэнли Дэвис. Щёки командира сразу набрали цвет, она поправила волосы, посмотрела по сторонам, проверив отсутствие лишних глаз. Главнокомандующий, не сводя взгляда от неё, прошёл мимо. Вика двинулась следом, заходя в здание столовой.

Стэнли Дэвис открыл ей дверь, но не позволил открыть вторую, ведущую к столам.

– Как всё прошло? – на удивление в голосе послышалась неуверенность.

– Новобранцы милые, – Виктория отошла к соседней стене, сев на маленький скромный стульчик. Ей было непривычно и страшно находиться одной в маленьком коридорчике с главнокомандующем.

– Мы можем попробовать ещё раз?

– Что? – она снова поправила волосы и улыбнулась, глядя на Дэвиса и вспоминая его чёрные кудри, на месте которых сейчас красовалась лысина.

– Неужели это игра будет продолжаться дальше?

Мужчина подошёл ближе к Виктории и наклонился над ней, рассматривая неравномерный цвет волос, который из бледно-жёлтого переходил в серый, смешанный с грязно-коричневым.

– Какая игра?

– Я и не сомневался.

Он наклонился, положив ладони ей на щёки и притянув лицо девушки к себе. Улыбка Виктория пропала с лица, а глаза наполнились слезами. Она сейчас смотрела не на главнокомандующего и не на легенду человечества, она смотрела на парня из прошлого, который обещал сделать её не просто счастливой, а самой любимой девушкой на свете. Линник скривила губы и всхлипнула от бури эмоций внутри. Перед глазами пронеслись все моменты из жизни, в которых Стэнли держал её за руку, даря ей мурашки по всему телу и чувство живых бабочек в животе.

– Я смотрел на этого парня каждый год и желание отправить его на внешний патруль всегда сталкивалось с жалостью. Почему же никто не сделал этого? Неужели он так хорош?

Чувство страха резко заполнило Викторию от неясности дальнейших действий и размытости сказанного.

– Испугалась? – Дэвис поцеловал душку в лоб, – кто-то должен был это сделать.

– Нет, – её голос дрогнул, она схватила главнокомандующего за запястья, упав на колени и уткнувшись ему в живот.

– Неужели он так хорош? – нервы Виктории сдались и слабость дала о себе знать. Слёзы начали впитываться в жилет Дэвиса, а всхлипы пропадать ещё в горле, не выходя наружу.

В корпус забежал Леон Эдер, его чёткость и внезапность испугали главнокомандующего. Тот, не раздумывая, подошёл к командиру, оставив Линник, стоящую на коленях.

– Он умер, мой друг умер, Рю умер, умер, умер, – Леон посмотрел на свои руки, потом на Дэвиса, затем на Вику.

– Что? – сердце Вики забилось сильнее, невидимая сила подняла её и будто телепортировала в объятья друга.

– Вот и ответ вам на многолетний вопрос, – Стэнли тяжело вздохнул, – нам необходимо собраться и оповестить всех.

Леон обнял Вику и тихо-тихо прошептал:

– Кажется, я знаю, что ты чувствуешь. Это я дал ему тот стакан. Я забыл про фильтрацию.

Лео помолчал минуту, пытаясь сдерживать эмоции, но огромный ком ненависти к себе и к своей забывчивости вывалился наружу криками и слезами. Он смотрел в потолок и кричал неразборчивые слова. Девушка держала его руку и тоже смотрела в потолок. По её щекам медленно стекали, Лео мог сдержаться, но он так устал казаться сильным. Вместе с мужскими слезами выходили все несказанные слова лучшему другу, все непроявленные эмоции и вся любовь к совместным моментам. Эдер улыбнулся, вспомнив, как ещё в армии маленький Рю ни с кем не общался и даже не пытался заводить друзей, пока такой же застенчивый Лео не сел с ним за один стол в столовой. Командир вспомнил, как они впервые стояли на площади ночного патруля, как впервые не спали неделю подряд и как прятались утром от Николая Клеймён, чтобы выспаться.

– Он всегда хотел извиниться перед тобой за недосказанность, – Лео посмотрел на Вику, сделал шаг к девушке и крепко обнял.

– Я никогда не злилась на него.

– Знаешь, почему он был груб с тобой?

Виктория покачала отрицательно головой и уткнулась лицом в плечо друга. Его рост позволял почувствовать беззащитность. Лео был самым высоким солдатом. Вике иногда даже было непривычно смотреть на него снизу.

– Ты всегда выбирала Стэнли Дэвиса, а он тебя. Рю нуждался в твоей помощи, но он никогда не мог попросить тебя о ней. Когда ты сказала ему, что не можешь больше продолжать эти отношения из-за необъяснимых чувств к Стэну, он хотел убить его.

– Зачем ты сейчас это мне говоришь?

– Я не знаю.

Лео посмотрел на подругу и сильнее прижал к себе. Две пары зелёных глаза смотрели друг на другу и не смели даже моргнуть. Вика провела своей рукой по плечу парня и попыталась перевести взгляд, но Эдер осторожно приподнял её подбородок и наклонил голову так, что их носы соприкоснулись.

– Я каждый день влюблялся по его рассказам в тебя, но видя тебя после, никак не мог сопоставить образ Рю и твой. Даже сейчас. Не могу понять, в кого был влюблён мой лучший друг в тебя или в свою фантазию. Ты не волшебная. Ты даже не излучаешь невидимый свет, который притягивает всё самое прекрасное. И от тебя не пахнет ранней весной. А твои глаза похожи на две стекляшки, но никак не на хризолит.

Эдер на секунду отвернулся, а потом внезапно поцеловал девушку, Вика от такой спонтанности сделала несколько шагов назад, приложив усилия перед тем, как вырваться из объятий.

– И губы не вкуса запечённого яблока. Не сердись, я просто проверял.

Вика округлила глаза, сжала руки в кулак и хотела ударить его, но тот схватил её руку в полёте и улыбнулся от слабости Линник.

– Она ушла от тебя, потому что ты умел только критиковать. И я уверена, что в её смерти виноват ты. И ты знаешь об этом. Не кажется ли тебе странным, что все, кого ты любишь, умирают по твоей вине?

Слова её будто лезвием прошлись по разбитому сердцу Лео. Мгновенная слабость по всему телу и мысли в голове, которые Эдер пытался держать глубоко в сознании под паролем, который так и звучал: «Ты виноват в её смерти». Эдер пытался не вспоминать, пытался держать себя в руках и изматывать себя до полусмерти, чтобы не оставалось сил ни на воспоминания, ни на разговоры.

Вика хотела выйти на улицу, чтобы привести мысли в порядок, но в дверь зашёл Лиутбер. Он посмотрел на девушку и прошипел сквозь зубы:

– Я терпеть не могу отвечать на вопросы, а они не затыкаются. Когда столовая будет открыта?

– Рю умер, – Вика всхлипнула и закрыла лицо руками.

– То есть про столовую ты ещё не узнавала?

– Чего? – Лео нахмурился, – твой друг умер, а тебе лишь бы избавиться от новобранцев.

– Друг. Я погрущу, но у меня нет сил даже на сон.

Вика кивнула головой, вытирая слёзы, затем хлопнула дверью в столовую, оставив парней наедине.

– Сочувствую, – пробубнил Лиу и вышел из корпуса к новобранцам.

Двадцать человек толкали друг друга и смеялись. Чем больше Вольф слышал беззаботный смех солдат, тем больше хотел заткнуть их ножом. Он пробежался глазами по надоедливой толпе в поисках помощи и наткнулся на Алину, которая сидела на сложенных досках. Оценив обстановку, Лиутбер понял, что лучше посидеть и успокоиться, чем продолжать рассматривать новобранцев и слушать их странные вопросы. Командир сел на доски рядом с девушкой и, посмотрев на её покрасневшие щёки, задал вопрос:

– Жарко?

– Что?

Лина поджала губы и криво улыбнулась.

– Почему ты сидишь тут, а не стоишь там?

– Отдыхаю, – Эфрон перевела взгляд на Артёма и Сашу, потом на командира и продолжила, – это мои друзья.

– Друзья…

Командир отвернулся от девушки и тяжело вздохнул. Не то, чтобы он был равнодушным к смерти Рю, напротив, в тот момент он почувствовал такую адскую боль, что не смог даже сказать слова сожаления. Даже сейчас чувство страха не позволяло ему выпустить эмоции наружи. Ему так это было знакомо, что в воспоминаниях всплывали моменты только, когда Вольф осознал, что его семья пропала по его вине. Парень просидел тогда почти целый месяц в пустом доме, в ожидании того, что всё-таки они вернуться. Рю стоял у дверей и не мог зайти к другу, чтобы поддержать, не мог смотреть в его пустые глаза. Лиутбер не кричал, не звал на помощь, он даже не пустил слезу, когда принял факт о их гибели. Никто не задавал ему вопросы, но в своей голове на каждый провокационный вопрос в свою сторону, Лиу всегда отвечал единственной фразой, которой его учила мать.