— Это чары, чтобы никто не мог пройти толпой и вообще… — Гермиона пожала плечами.
— О, я и не думал, что в твой кабинет и тем более в твоë бюро ходят толпы. — Рон удивлëно посмотрел на Гермиону.
Она только махнула и стала пальцами разминать шею.
— Гермиона, так нельзя. Работа не убежит, твои обязанности мягко сказать не экстренно важные, — Рон помолчал, всматриваясь в её лицо, а то вдруг она разозлиться за такие слова. — Когда я зашёл сегодня за тобой, и дома тебя не было, сразу понял где ты.
— Еда есть?
— Что? — Рон вытаращил глаза.
— Ну еда, ты же всегда что-то носишь на такой случай.
— Ты хочешь есть?
— Да, Рон, я хочу есть, очень.
Рон встал и пулей вылетел из двери, но через секунду снова просунул голову.
— Конечно есть, я сейчас всё принесу, подожди, пожалуйста, — он нахмурился, — и убери эти чары с двери, ну какие толпы в твоём бюро.
Гермиона сдвинула брови в ту же минуту, но Рон этого не увидел, он уже спешил по важному делу, которое не требовало отлагательств.
***
Гермиона, подавляя собственную дрожь в теле, отважно вошла в дверь книжного клуба. Того самого, с которого всё началось.
Войдя в светлое помещение, она была уверена, что там кто-то есть. Она знала, что Теодор придёт, и хотя не знала его так близко, как могло ей показаться, Гермиона была уверенна, что Теодор держит слово. И он будет ходить в книжный клуб несмотря ни на что. Но Теодора Нотта в класс не было, сначала ей показалось, что там абсолютно пусто и никто не пришёл. Но потом она услышала странный, хлюпающий звук и не менее странный свист. Обернувшись на эти необычные звуки она поняла, что в самом конце класса, на дальней парте, мирно спит Джеймс Бетелл.
Она встала на цыпочки насколько это возможно в своей тяжёлой, громоздкой обуви, и стараясь не издать ни единого звука прошла к собственному столу.
Звуки переливались, то медленное сопение, то ритмичное посвистывание. Эти звуки спящего человека странным образом успокаивали Гермиону и она забыла, что совсем недавно была в полуобморочном состоянии и в цепких лапах страха.
Она пыталась всмотреться в этого пожилого мужчину и рассмотреть его лицо. Волосы у него были густые, копна полностью белоснежных волос, чёрные как смоль брови и лицо исчерченное морщинами. Мелкими штрихами и глубокими полосами, и Гермиона осознавала, что когда-то он был красив, а сейчас горе и утрата стёрли с его лица красоту и молодость. Оставив наследие горя в виде морщин.
Она смотрела на него и не могла разглядеть полностью его черты, он спал в такой позе, что половину лица было укрыто от её взора, но всё-таки она заметила, что в уголках глаз были мелкие морщины. Гусиные лапки, так их называла мама, или морщинки счастья, так их назвала Гермиона в детстве.
Мама Гермионы говорила что только у счастливых, много улыбающихся и смеющихся людей бывают такие морщинки. И она часто ругала Гермиону за то, что та хмурила лоб и говорила, что это морщины отрицательных эмоций, а вот гусиные лапки говорят о добрых и весёлых людях.
Думая обо всём этом, Гермиона не заметила как дверь открылась и никто иной как Теодор стоял и улыбался ей с порога.
Гермиона резко повернулась и указательным пальцем, который прижала к своим губам, показала чтобы он молчал, а глазами указала на Джеймса. Теодор кивнул.
Он сел на ту самую парту напротив Гермионы и улыбнулся. А Гермиона перевела взгляд с Джеймса на него. Почему он всегда улыбается? Как будто у Теодора не было проблем, а беды обошли его стороной. Разве его отец не был Пожирателем смерти? Казалось, что Теодор не видел ничего, что было на войне. Будто обошёл её…
Лицо Теодора было серьёзным, но его глаза всегда плясали, горели эмоциями. Эти синие, глубокие глаза, и что-то в них было притягательное, словно ты проваливаешься в синюю глубину, и нет возможности выбраться. Но Гермиона хорошо плавала, и вынырнуть из этого омута у неё получилось легко.
— Нравлюсь? — шёпотом спросил Теодор.
Гермиона почувствовала как кровь прилила к её щекам и она закатила глаза, выпуская воздух. Теодор беззвучно засмеялся.
— Знаешь, Гермиона, я уже думал, что всё потеряно и выставил белый флаг для мистера Малфоя, но мне кажется я поспешил, всё-таки я непременно тебе нравлюсь!
Лицо Гермионы окрасилось ещё больше, и она смотрела на Теодора и думала, что его юмористический сарказм не помешал бы ей в обыденной жизни. И только сейчас она поняла, что с Теодором ей находиться было проще и спокойнее. Она с ним не волновалась.
Резко что-то пошло не так. Она смотрела в глаза Теодору и волнение начало вибрировать по её телу, от самых кончиков пальцев ног пробежало знакомое покалывание. Она почувствовала, что ноги и руки немеют, и это определённо не влияние Теодора. Гермиона повернулась в сторону двери и поняла причину своего беспокойства.
Теодор, увидев куда смотрит Гермиона, обернулся в эту сторону и улыбнувшись, развёл руками.
Там стоял Малфой.
Он был как всегда безупречен, его волосы, костюм и осанка, и то, как он стоял в дверном проёме, всё в нём было словно без изъяна.
Малфой просто смотрел сначала на Гермиону, потом на Теодора, а потом он посмотрел на Джеймса и беззвучно прошёл к первой парте, той самой, где сидел Теодор. Он сел рядом и толкнул его сумку, задев и самого Нотта.
— Ну что опять не так? — поморщился Теодор и отодвинув сумку, спешно потёр свой локоть.
— Ничего! Совершенно ничего. Если не считать красных щёк и твоих идиотских улыбок.
Теодор снова засмеялся, и в этот раз он не контролировал свою громкость. Джеймс зашевелился.
— О, извините меня. — Джеймс проснулся и отряхивал свою мантию, словно сбивая с себя сон.
— Ничего, только что пришёл третий участник. Вы ничего не упустили. — Гермиона сказала это дружелюбно.
Джеймс кивнул в знак благодарности и одновременно приветствия.
— И так, каждому из вас был представлен список с литературой. Хотелось бы узнать, кто что выбрал. — Гермиона хотела посмотреть на каждого, но смотрела только на Джеймса Бетелла.
Она боялась смотреть на Теодора в присутствии Малфоя, а на Малфоя смотреть не могла и вовсе, так как речь и рассудок ей были необходимы, хотя бы до конца этого вечера.
— Позвольте начну я? — Бетелл откашлялся.
Гермиона кивнула, и мужчина встал из-за своей парты. Его рост оказался куда внушительней, чем казалось Гермионе.
— Роман Фицджеральд “Книжная лавка”.
Гермиона улыбнулась, это был неожиданный, но символичный выбор.
— Это история об одинокой женщине, которая покупает на берегу моря старый дом и открывает в нём книжный магазин. Единственный книжный магазин в городе. — он грустно улыбнулся, — Дом стоял много лет, был никому не нужен, а как только его купили, началась война за этот самый дом. Женщину хотели выселить из него и из города в целом. Это история светлая, но очень грустная. Но так действительно бывает, к сожалению. Когда что-то не нужное приобретает смысл, лишь после того, как это кто-то приобретёт.
Гермиона подумала, что последние слова относятся к чему-то большему, чем просто описанию истории из книги.
— Да, история грустная, но в ней есть много тепло, уюта, правда же?
Джеймс кивнул.
— Её никто не понимает, совершенно никто. Но как только дела в магазине наладились, то зависть и неприязнь навалились на женщину. За неё никто не заступился и это очень страшно. — Гермиона вздохнула.
— Да, Гермиона, можно я вас буду называть вот так, по-простому? — он улыбнулся и ей показалось, что глаза его блеснули слезами.
— Да, конечно.
— Эта книга о мужестве. О женщине которая попыталась сделать для всех что-то хорошее и не получила взамен ничего, даже простого доброго слова. Гермиона, прочитав эту книгу я подумал… Я хочу сказать вам спасибо, за этот клуб и за то, что несмотря на наше прошлое, — он запнулся, — вы общаетесь с нами. Спасибо тебе девочка за это, — и он поднял книгу и улыбнулся.
В улыбке Джеймса была боль, страдание, сочувствие и тоска. И Гермиона улыбнулась в ответ, так, как умела, вкладывая в эту улыбку частичку своей души.
