- Мог бы, – ухмыльнулся довольно и нагло рокер. И соло по его тону слышал, что мудила ни о чем не жалеет, но это было настолько, сука, характерно для Сильверхенда, что Ви сипло рассмеялся вместо того, чтобы злиться.
И мир не то, что сдвинулся, а рухнул и исчез окончательно, стоило им только переступить порог темной маленькой квартиры.
Как только входная дверь отсекла их от гомона снаружи, наемник набросился на рокербоя, вцепляясь в его плечи, сдирая с того майку одним движением, втискиваясь всем телом, изнывая от желания. И Джонни, блять, не подвел. Ответил со всем накалом: оттолкнул Ви, развернул к себе спиной, позволил лишь только стянуть джинсы с бедер, вжал лицом в перегородку, удерживая рукой за шею, и отодрал с оттяжкой и полной отдачей так жарко, что соло лишился дара речи нахуй, и под конец только и мог обессиленно выстанывать имя рокера.
Попытка принять душ почти увенчалась успехом… но закончилась все равно закономерно. Перехватив контроль, Сильверхенд отдрочил Ви его же руками так, – смачно, чувственно, медленно и, блять, изысканно, – что того под конец трясло, ноги подкашивались, а оптика снова порадовала полным отключением. Собственно, рокербою и пришлось вновь забирать контроль, чтобы просто довести наемника до постели.
И это было стратегической ошибкой, потому что оттуда они почти не выбирались до самого утра. Или же самой лучшей идеей Джонни, как решили они оба сообща после того, как кончили, наверное, по третьему кругу и наконец-то обессиленно закурили по первой с момента возвращения домой сигарете.
Но голод продолжал зудеть под кожей и никак не утихал.
Кажется, на этот раз все началось с того, что совершенно обнаженный Ви, нетерпеливо переступая босыми ногами, пытался съесть что-нибудь и восполнить водный баланс, оказав измученному организму хотя бы какую-то милость и помощь, а рокер абсолютно нагло пялился на соло опаляющим взглядом голодных черных раскосых глаз, развалившись художественно на развороченной к хуям собачьим постели, и пиздецки охуительно, без малейшего стеснения, даже, прямо скажем, несколько упоенно, дрочил на него же. И Ви давился немудреной жрачкой и слюной, впитывая всем существом это неебическое зрелище.
А потом все сдвинулось в очередной раз, голову заполнила звенящая пустота и огненное марево, и наемник уже сидел, оседлав узкие бедра Сильверхенда, проезжаясь по его твердому, впечатляющему, сука, и влажному члену задницей, а рокербой ласкал теперь уже его, забирая свой охуительный темп стильными выебистыми движениями кулака, а хромированная рука гуляла, холодя, по груди и животу Ви. И соло млел, с ума сходил от этого действа, скреб пальцами по обшивке ниши, ронял голову, смотрел в самодовольное небритое возбужденное лицо и был на седьмом небе. И лишь где-то по самому краю сознания кралась смурная жалкая мысль с тусклым мертвенным вопросом о том, как он будет жить один дальше. Без этого пламени. Без этой любви. Без этого счастья. И даже тень этого размышления попадала песком в глаза, щипала под веками, но соло сжимал зубы, сосредотачиваясь на мозговыносящем охуительном настоящем.
И это оказалось совсем несложно, потому что именно в этот момент Джонни ухмыльнулся снизу вверх – и все равно словно сверху вниз, как только умудрялся? – пьяно, азартно, кривовато, и внезапно сполз по матрасу ниже, обхватил руками бедра Ви, подтолкнул в поясницу, потянулся и…
Наемник мог бы ожидать чего угодно: дождя из лягушек, внезапного озеленения планеты, всеобщего покаяния корп и праздничного братания всех банд Найт-Сити, но не этого. Об этом он и не мечтал, блять, никогда.
Рокер жадно и горячо выдохнул ему в выбритый пах, облизнул губы и взял его член в рот одним мучительно-медленным охуительным движением. Твердый и гибкий язык прошелся по головке, скользнул затейливо по стволу…
И Ви, кажется, ебанулся разом. Нет, серьезно, он умудрился в этот момент еще и распахнуть ресницы и видел, блять, это ослепительное сумасводящее зрелище: как Сильверхенд прикрыл глаза, вдохнул глубоко, как напряглась его мощная шея, как он замер на миг, когда соло, извергнув громкий стон, непроизвольно, теряя последнюю волю и мозги, дернулся вниз, проскребая пальцами по пластику ниши, уперся ладонями в матрас за головой рокербоя, нырнул резко вперед, стремясь погрузиться дальше в это восхитительное бархатистое мокрое тепло.
И это было крайне охуенно. Не было и шанса осмыслить что-то хотя бы на миг, потому что крышу Ви рвануло капитально, какие-то секунды он не мог себя контролировать, жил исключительно на инстинктах, которые вопили ему двигаться, погружаться раз за разом в податливый рот, трахать тугое мягкое нутро, выгибаясь в невозможном звенящем удовольствии.
А продравшись через марево выкручивающего его головокружительного сумасшествия, наемник обнаружил с ужасом свои пальцы крепко сжатыми в волосах рокербоя и сообразил, что совсем потерял над собой власть на какое-то мгновение, и не помнит вовсе, что и как делал только что – и испугался до нервных судорог. Потому что Джонни доверился ему, полностью отдав контроль над ситуацией, а он, Ви, кажется… Ох, блять… В мысли моментально влезло воспоминание о том, как терпелив был сам рокер, когда впервые трахал его в рот – щадил, сдерживался до дрожи… И Ви затопила вина.
Но Сильверхенд подтолкнул его в поясницу, продолжая творить что-то, казавшееся соло удивительным и невероятным, своим ртом и губами – хотя не было в его ласках никакой навороченной изысканности, кроме бесконечного искреннего желания и жгучей страсти, – и наемник убедил себя разжать пальцы, зарылся в мягкие волосы с нежностью, огладил, и с невыразимым экстазом, гуляющим по самому краю, вынудил себя двигаться спокойнее, плавно, прочувствовать каждую шероховатость поверхности языка рокербоя, хотя все его существо заходилось буквально в какой-то истерике, пылало в уничтожающем огне. Но Ви упорно заставлял себя помнить на самом краю о том, что это удовольствие для двоих, а не только для него: ласкал родное лицо, вновь и вновь перебирал слипшиеся пряди, касался небритой щеки, ощущая за преградой плоти твердость собственного члена. И наградой ему был глухой грудной стон и дрожь, прошедшая по сжатому меж его бедер напряженному телу.
Наемнику почему-то казалось, что Джонни должен быть асом и в этой сфере. Возможно потому, что он был хорош во всем, о чем бы ни шла речь. Но выяснилось, что в минетах рокер был нихуя не профи, но это было вообще неважно, потому что отсасывал он Ви с таким желанием и жаром, в своей грубоватой, дикой и выебистой нестерпимой манере, явно плавясь от процесса сам, что мир вокруг схлопывался в невнятное яркое незначительное пятно.
В голове соло билось заходящимся пульсом только «Блять-блять-блять…» в такт каждому напряженному толчку бедер, да периодически мелькала призрачная мысль о том, что это, наверное, самое сильное, выносящее и изощренное удовольствие, которое он испытывал в своей недолгой жизни, но это было восторженным пиздежом, потому что все, что он чувствовал каждый раз, сплетаясь с рокером в одно пылающее целое, было дьявольски охуенно, нестерпимо, разрывало на части от блаженства – ничуть не в меньшей степени, чем сейчас.
И с ума Ви сходил вовсе не от минета как такового, а от того, что отсасывал ему именно Сильверхенд; от того, что рокербою пиздец как самому хотелось этого; от того, что ему это нравилось; от того, что тот возбуждался до передела в процессе, алчно желал Ви, – всего, полностью, принимал его, нуждался в нем – и наемника накрывало это через их странную ментальную связь, пропитывая каждую клетку тела, каждый нейрон, каждую каплю кипящей крови. И он отзывался со всей любовью и голодом, теряя себя самого среди их общего горячечного исступления.
И это было смешно и закономерно, что соло не протянул, как и Джонни в тот первый раз, долго: яркий оргазм вынес его менее чем через пять минут этого непередаваемого безумия. Рокер, хотя и не смог бы отшатнуться, в этой позе полностью отдав Ви контроль, прижатый тяжестью его тела, но даже и не попытался сделать этого. Лишь вновь напрягся сильный торс меж коленей Ви, и живое обжигающее плечо под его сжавшейся крепко ладонью. Сильверхенд позволил потерявшемуся, сходящему с ума наемнику толкнуться в последней истоме почти до самой задней стенки горла, и сорвался внезапно сам, кончая, содрогаясь крупно, выгибаясь под Ви, впиваясь жестко в его бедра пальцами до синяков, царапая, притискивая к себе отчаянно, бешено, болезненно. И соло мнилось, что они умирают в этой дикой вспышке. И они умирали. Уже были мертвы. Были донельзя живы.
