Дыхание рокербоя потихоньку выравнивалось, становясь тише, спокойнее. Плечом Ви ощущал, как грудная клетка его поднимается медленнее, размереннее. Словно зачарованный, Джонни внимательно следил за тем, как пальцы соло проходятся по хрому его руки, очерчивая каждый изгиб мышц, линии связок, острые края брони. И, похоже, мучительно осознавая для себя материальность собственного протеза, накладывая это зрелище на подергивающуюся реальность, рокер с трудом, но продирался через туман бессознательности и безвольности.

Обведя напоследок прошитую швами кожу плеча на стыке живого тела и протеза, Ви четко поймал границу чувствительности, отметив в какой именно момент Сильверхенд вздрогнул коротко и вдохнул глубоко, на миг приподняв голову.

Мрак в квартирке начинал меняться, переходя из почти кромешной темноты в утреннюю серость, когда вымотанный наемник дернул с дивана плоскую длинную подушку, бросил ее на пол и сполз ниже, ложась на твердое прохладное покрытие. Потянул за собой рокербоя, укладывая спиной к себе. Прижал тесно, обвивая его одной рукой поперек груди, левую же, поврежденную, примостив под темноволосую голову.

Джонни к этому моменту дышал тихо, ровно, но молчал и все равно почти не двигался сам, однако глубоко в их общем, сейчас крепко переплетенном сознании Ви уже начинал отлавливать какие-то туманные слабо оформленные мысли, отголоски пока почти неразличимых эмоций. Пустота отступала, кошмар же, кажется, ушел на сегодня окончательно в тень.

Вжавшись крепко в горячее недвижимое, но расслабленное тело рокера, соло перебирал пальцами левой руки длинные пряди его волос, с каждым жестом ловя отголоски боли, ползущие от ладони. Но, в сущности, боль эта была настолько незначительной в сравнении с тем невыносимым кошмаром, чудовищной мукой и безумием, что сегодня им пришлось разделить на двоих.

И, уткнувшись сзади в широкое плечо, впитывая запах кожи Сильверхенда, Ви напел тихо и немелодично: «С-can you feel it?..»

Коснулся носом все еще влажного загривка, сглотнул ощетинившийся колючим и режущим ком в горле, раздраженно перестроил уровень гормонов, понимая, что не может позволить себе сейчас расклеиваться, и прошептал, словно глупую и странную колыбельную: «Can you touch it?..»

Мускулистое плечо под прикосновением его губ расслабилось, словно бы рокербой, и правда, начал засыпать.

Из лежанки же, наоборот, выбрался Нибблз, возвещая начало нового дня, и уставился на непривычную картину охуевшими желтыми глазами. Наемник зыркнул на него предупреждающе, мысленно яростно заклиная не шуметь.

«Get ready ‘cause here we go…»

====== Get ready ‘cause here we go ======

Ви собирался сознательно и расчетливо предать человека, которого он до одури любил. Того, кто ему верил. А если сказать еще точнее – поверил полностью лишь недавно. Доверился, блять. Одного из самых подозрительных людей, которых наемник встречал на своем пути.

В голове мантрой бесконечно билось болезненным пульсом: «Завтра. Завтра. Завтра. Завтра». И было бы очень неплохо остановить это ебанутое огненное шипастое колесо, накатывающееся на него неотвратимо, словно в ужасающем ночном кошмаре, потому что Сильверхенд начинал задумчиво и оценивающе на него поглядывать с пассажирского сидения. Наемник нервно стиснул руль вспотевшими ладонями, ярко и остро осознавая: рокербой слышит его мысли. Читает их. Улавливает. Но пока еще не знает, нет.

Припорошенное песком дорожное полотно улетало под капот, сливаясь в слепящую ленту. Сухой, пахнущий нефтью воздух врывался в приоткрытые окна тачки. Бесконечные Пустоши потоком скользили мимо. Джонни молчал. Слава богам.

«Завтра» не подходило. Слишком, блять, очевидно. И Ви, буквально пару секунд протупив, не без проблем продрался через мысль из разряда «Только, блять, не думать о белой обезьяне» и переключился на прочно поселившийся в его голове и зациклившийся намертво за последние пару дней припев Chippin’In.

«C-can you feel it?»

Завтра. Чувствуешь?

«Can you touch it?»

Завтра. Осязаешь?

«Get ready ‘cause here we go».

Завтра. Готов ты или нет – никого не ебет, но завтра все начнется.

Наконец-то отвернувшись, рокер лениво перевел взгляд на стелющиеся мимо пустынные пейзажи. Отняв одну руку от руля, соло как можно торопливее извлек из кармана джинсов подтаявшую капсулу омега-блокаторов и, не мешкая ни милисекунды, чтобы не дать мыслям оформиться, закинул ее в рот, моментально глотая. К худу или к добру, но омерзительное блядское дело было сделано. Ви резко, с пробуксовкой остановил тачку, припарковавшись у обочины. На лицо его неумолимо и мучительно наползала краска стыда.

Сильверхенд успел обернуться и взглянуть на него, удивленно и красиво изогнув темную бровь над авиаторами. Наемник четко видел, как чуть приподнятые до этого уголки жестких губ рокербоя поползли вниз, как появилась поперечная знакомая морщинка на переносице. А потом Джонни пропал в резких, сопровождающихся отвратительным скрежещущим звуком, исказивших его очертания помехах, не сказав ни единого слова.

Скрестив руки на руле, Ви бессильно уронил на них голову, уткнувшись лбом в предплечья.

Ебаные святые угодники, а что бы ты сделал, если бы рокер был живым, а? Разблокировал бы дверь с его стороны и выкинул его нахуй на полном ходу? Охуячил бы битой до бессознанки? Траванул бы наркотой до отрубона? И все ради того, чтобы он не узнал, о чем ты собираешься думать, ссыкливый слабак? Заткнись, всех несуществующих богов ради, заткнись! Ты ни черта не понимаешь!

Соло сидел несколько минут крепко зажмурившись, до разноцветных пятен под веками, а потом распахнул обреченно сухие глаза, глядя себе под ноги, различая на коврике каждую песчинку, натащенную подошвами в салон; каждую царапину на своих кедах. Мир поблек, но одновременно все грани и линии предметов отрисовались угрожающе остро, раняще. Тошнило, дышалось тяжело, сдавленно, с сипом.

Хотелось выпрямиться, облегчить дыхание, отлепиться от руля, но неподъемное чувство вины давило на загривок, на лопатки, на спину, заставляя оставаться в согнутом положении. То, что сделал Ви, было необходимо сделать. Для самого Сильверхенда и для их общего блага. Да, по установившемуся между ними негласному джентльменскому соглашению жрать блокаторы или псевдоэндотрезин без предупреждения и согласования было подло, не по-пацански, неуважительно. Предательством это было – вот чем.

Если делаешь, то хотя бы не ссы называть вещи своими именами, мелкая ты сучья душонка!

Наемник скривился и сжал челюсти до желваков, ощущая, как в сердце колюче ткнулась огромная зазубренная игла, вошла глубоко, да там и засела. Тогда, в сортире «Красной грязи», рокербой взял с него слово, добился клятвы, что Ви не допустит больше мыслей о том, чтобы отдать Джонни тело, о том, чтобы сдаться, оставить все как есть. Вынудил не сметь ставить его жизнь выше своей. Объяснил, сука, почему. И это, блять, было доходчиво и понятно! Для рокера была невыносима мысль о том, чтобы занять чье-то сознание. Чье угодно. Это было для него самым страшным адом. И это исключало для соло размышления насчет любых планов по спасению Сильверхенда.

Рыпнувшись резко на водительском сидении, Ви содрогнулся в конвульсиях, сотрясших тело, и со всей дури шарахнул модифицированными кулаками по рулю. Не помогало, хотя металл штурвала чуть и погнулся, принеся хотя бы мизерную толику удовлетворения. Но растущая в нем отравляющая боль, ширящаяся бесконечно, растекающаяся ядом по всем капиллярам, была несравнимо грандиознее и голоднее. И тогда наемник внезапно сам для себя заорал без слов, страшно и яростно, изо всех сил, срывая голос на изнемогающий хрип, пытаясь извергнуть из себя хотя бы часть владеющего им безумия.

Ви выдрался из ремней безопасности, оцарапываясь о крепления, торопясь, понимая, что еще пара секунд, проведенных в этом салоне, где он привык видеть на соседнем сидении знакомую до каждой черты, до каждого жеста, фигуру, буквально заставят его сойти с ума, пиздануться необратимо, задохнуться насмерть, и вывалился наружу, падая на колени в пыль и песок.