Кошмарная, на самом деле, ситуевина.

Ви ярко ее себе представлял: сидишь ты себе, такой, в «Посмертии» – самый уважаемый фиксер города, лучшие заказы, связи на самом верху, эдди рекой, город почти у твоих ног… И тут, здрасте пожалуйста: привет, Бестия, это я, Джонни, вернулся из ада. Смогла забыть меня? Или где-то в области сердца все еще покалывает темными ночами, когда бессонница распинает на дорогущих чистых простынях? Как революция? Как «ебаная Арасака» (тм)? Как твои принципы? Ниче не жмет, нигде ниче не ворочается?

И ты сидишь посреди всего богатства и уважения, которых достиг за восемьдесят лет, построив их на предательстве себя, своих чумб и принципов, и понимаешь, что сидишь на самом деле в говне, а не в золоте, как ты упорно пытался себя убедить. А эта дохлая небритая сволочь в грязном потрепанном броннике, припорошенный бетонной пылью Арасака-тауэр, все такой же кристально чистый, сияющий и искренний, как ты когда-то. Даже с руками в крови. Вечно объебанная бухлом и препаратами язвительная совесть, которая даже ничего не предъявляет, а только стремится тебе чем-то проникновенно дружески помочь. И от этого еще отвратительнее.

Да это ж ад какой-то, бедная женщина! Ви аж вспотел под самурайкой.

- Пускай идет, Ви, – к слову сказать, соло и не собирался гнаться за фиксершей, нутром чуя, что сейчас это бесполезно, каковы бы ни были намерения рокербоя. Джонни пропал в помехах, и переместился, нарисовавшись восседающим на контейнере, задумчиво качая ногами, не достающими до земли. – Она успокоится, просто в такие моменты ей хочется побыть одной. А пока обыщи говноеда. Если у него есть что-то мое, я хочу это вернуть.

Эта просьба была Ви куда более симпатична, чем невольное участие в дружеских разборках Бестии и Сильверхенда. Дружеских ли?..

Покойный Грейсон не врал, он и правда хотел выкупить свою глупую жизнь кое-чем, принадлежавшим рокеру. В кармане его штанов обнаружилась карта доступа к тяжелому грузовому контейнеру.

- Твою мать. Я, кажется, знаю, что это, – редко на лице рокербоя можно было увидеть такую вот ничем не омраченную довольную улыбку, почти мальчишескую. Ви даже потерял пару секунд, позволив себе искоса насладиться завораживающим зрелищем – каждый раз непривычно до мурашек, словно кошка расхохоталась тебе в лицо. Что интересно, в отношении людей Ви таких улыбок от Джонни не замечал. Только в отношении вещей и ситуаций. Это тоже многое говорило о рокере, его характере и отношении к миру. А наемнику до судорог хотелось, чтобы Сильверхенд хотя бы раз так улыбнулся ему – легко, открыто, от всей души. Пусть желание это было глупым, где-то даже унизительным – потому что казалось, что улыбку эту надо чем-то заслужить, как-то добиться… Но, Ви был уверен, что за заслуги рокербой улыбками не разменивался. То, что вызывало такую реакцию у Джонни, должно было просто существовать, не пытаясь быть чем-то или кем-то. Опять эти ебаные экзистенциальные сложности, в которых Ви плутал как полуслепой во тьме. Возможно, Ви для Джонни банально в этом смысле не существовал, и это стоило бы просто принять.

Еще не стянув брезент, соло уже знал, что именно он увидит под ним. Очертания были вполне себе красноречивыми. Создавалось ощущение, что то ли Смэшер, то ли Грейсон и правда были немного повернуты на Сильверхенде. Чем иначе объяснить этот дикий музей памяти?

- Моя тачка, – от крайних удовлетворенности и любования в голосе рокербоя казалось, что будь он сейчас материальным, возможно Porsche, прятавшемуся под покрывалом, перепало бы немного настоящей ласки. Старый раритетный спорткар был небольшим, в косвенной компенсации Джонни явно не нуждался. Ви знал характеристики автомобиля, хотя никогда и не водил такую модель: машинка была чистым зверем, причем норовистым, требующим умелого и опытного седока. И эта тачка неимоверно подходила рокеру – дикая, сложно управляемая на поворотах, разгоняющаяся до максимума за мгновения. Интересно, сам-то Сильверхенд понимал, насколько характерную он себе выбрал модель? Или же тянулся к подобному неосознанно? – Садись. Даже разрешу тебе вести.

На бампере фирменным шрифтом красовалась надпись SAMURAI, на подголовниках заднего сидения скалился яркий красный демон лого группы. Ни у кого не возникло бы сомнений, чья именно тачка была перед ним.

- Может хочешь сам?.. – восторг рокербоя был таким искренним и ностальгическим, что наемник просто не мог не предложить от чистого сердца. Ви остро понимал и чувствовал, что у Джонни руки чешутся вновь коснуться руля, ощутить власть управления этим диким зверем, почувствовать себя живым именно в том, что дарило ему, кажется, настоящее удовольствие. Ви мог бы поклясться, что на лице рокера отразилась буквально на миг борьба, но тот лишь вновь как-то внимательно и долго взглянул на соло, словно прикидывая – сказать что-то или же промолчать.

- Валяй ты, пацан. Не будем рисковать нестабильностью нашего подключения на таких скоростях, – Джонни качнул головой и переместился на переднее пассажирское сидение. – Поехали на эти месторождения. Хочу посмотреть, на что это похоже – где эти хуесосы закопали мою бренную жопу.

С управлением Ви справился, надо сказать, не сразу, но приноровился в итоге.

В салоне, все еще неуловимо пахнувшем табаком, громко орал рок, дорожное полотно гладко лилось под колеса в непривычно ярком желтом свете фар поршика. Соло старался пока не отвлекаться надолго от дороги, но изредка все же бросал взгляд на рокера. Тот курил молча, так же безотрывно глядя на серую ленту утекающего навстречу асфальта. В темных стеклах авиаторов плавились рвано отблески огней рекламных щитов и фонарей. Отблеск, темнота, отблеск – словно бешеный пульс. Слова упали среди гремящей музыки неожиданно, внесли диссонанс.

- Что за свечи надо мною, что за лица? С моим телом больше горя не случится.

Голос Сильверхенда был глухим и безразличным, словно бы он сейчас не взялся внезапно зачитывать Ви стихи, а говорил тихо и задумчиво сам с собой, пребывая в одиночестве. Наемник выгнул вопросительно бровь, на секунду покосившись вправо.

- Все стоят, один лежу я в этом теле – жалость лжива, умираешь в самом деле.

Несущийся на скорости автомобиль внезапно влетел в область мелкого дождя, лобовое стекло покрылось моментально каплями и потеками, влага раздробила свет, ослепляя кристаллическими вспышками, делая визуальное восприятие туманным, размывая мир вокруг, словно сами глаза на миг наполнились влагой. Ви включил стеклоочистители, не понимая, почему сердце так тревожно кувыркнулось где-то в горле, а после вновь опустилось в груди, словно придавленное какой-то тяжестью. Рокербой усмехнулся, отвернулся от Ви, оставив его удивленным взглядам теперь лишь черноволосый затылок, и глядел теперь в боковое стекло на проносящиеся мимо и исчезающие в пелене мелкой мороси склады. О чем он думал? О том, как его тело, возможно в багажнике, везли по этой дороге в один конец, без обратного билета?

- Вот лежу себе в листве венков зеленой, так достойно, вечно, собственной персоной.

Появилось ощущение какой-то фатальной ирреальности. Голос Джонни на миг обрел саркастические самоуничижительные ноты, но оставался таким же тихим, еле слышным за всепоглощающими рифами очередной рок-баллады. Ви потянулся было сделать радио потише, чтобы лучше слышать слова рокера, но прохладные металлические пальцы левой руки Сильверхенда поймали за запястье, пресекли поползновение на полпути и твердо вернули ладонь соло на руль. Это рокербой проделал не глядя, так и не отводя взгляда от утекающих в прошлое складских рядов. Тачка вырвалась из области дождя и теперь неслась по мокрому асфальту, собирая на влажное лобовое весь оставшийся блеск инфраструктуры окраин – а его становилось все меньше. Здания оставались позади, по бокам дороги неумолимо вырастали кучи мусора. Все мокрые поверхности ловили и зеркалили свет фар, золотясь как-то фантастически, словно покрытые инеем. Неосознанно Ви передернул плечами от странного озноба. Было чувство, будто он принял что-то наркотическое, хотя голова его и была ясна.