Ивар кивал так, как будто я рассказываю больному с раком прямой кишки про геморрой.

– Я спать не могу, пачками жру обезболивающее! – Орал я. – И только когда я играю, только когда я ухожу в прекрасный мир музыки, у меня ничего не болит.

Волна спокойствия разлилась по моему сердцу. Даже произнося слово «музыка» я уже был счастлив. Я улыбался, прикрыв глаза.

– Что там по расследованию? – Спросил Ивар, едва я закончил свой монолог.

– Ничего. Он мог сбежать, но я не уверен. Ну, вот куда делся его паспорт? А аттестат?

– А куда он мог сбежать? – Вдруг задал правильный вопрос Ивар.

Возможно, это первое о чем бы подумал взрослый человек, но я был шестнадцатилетним ребенком, намертво увлеченным музыкой. Кроме оркестра в моей голове к тому времени места не осталось ни для чего.

– Может, к дяде? В Томск, он искал там училище. – Предположил я.

– И дядя промолчал, когда Витьку посчитали мертвым? – Удивился Ивар.

– Да он у меня вообще с прибабахом, такой мог промолчать, но Витька…. На него это не похоже, разыграть свое утопление, чтоб сбежать – это жестоко.

Мы еще немного посидели, и я пошел. За последний месяц время наших встреч сократилось с трех часов до тридцати минут в лучшем случае.

Восьмого марта мама опять получила от дяди Вити перевод в пятьсот рублей, что было очень необычно. За все то время, сколько я себя помню, ни мама, ни кто-либо из нашей семьи никогда не получал от дяди никакого подарка. А тут два раза подряд, и такие внушительные суммы. Версия о том, что Витька мог быть у дяди, получала косвенное подтверждение. Возможно, дяде было стыдно за то, что он скрывает племянника, когда все думают, что тот утонул, и он, таким образом, откупается от угрызений своей совести. Надо было проверить эту версию, но я не мог сосредоточиться, чувствовал себя как в беспамятстве, весь день играл или думал о карьере музыканта, даже не ходил на стройку.

Когда я, наконец, решился заглянуть на заброшку, увидеть Ивара я не рассчитывал, но он был там.

– Смотри, что я тебе сделал.

Он протянул мне аккуратно выпиленный продолговатый кусок фанеры, на котором черной ручкой были нарисованы клавиши пианино. Как на странно, рисунок был довольно просчитанным: размеры клавиш соответствовали прототипу, расположение и количество октав также радовало своей точностью. Я расположил рисованное пианино на остатки разрушенной стены и протарабанил по имитации клавиш какое-то из любимых произведений. Оно тут же отозвалось нежными переливами в моей голове. Это было ненастоящее пианино, порождающее настоящий звук, естественно, слышный только мне.

– Спасибо. – Сказал я.

А ведь Ивар даже не знал, что этот подарок пришелся как раз к моему дню рождения. А я не знал, когда день рождения у него. Может он был в один из тех дней, когда я решил не тратить время на общение с ним. Уколы совести были более жестокими, чем я мог заслуживать. Я просидел с Иваром до глубокого вечера. С тех пор наши встречи не просто возобновились, но и стали более растянутыми во времени. Школа, музыкалка и Ивар – вот все на что меня хватало той весной.

А потом наступило лето, экзамены, и следующий год в том же духе.

Я закончил десятый класс с хорошими результатами. Однако, вопреки моим стараниям и всеобщим ожиданиям, директор музыкальной школы сообщила, что сокращенная программа моего обучения должна занять не менее половины стандартного срока и составит три с половиной года. Соответственно, мне придется проучиться у них еще полтора года.

Я встал перед дилеммой. Если я никуда не поступлю – меня призовут в армию, что само по себе не плохо, но за два года я могу позабыть все то, чему научился. Опять-таки в музыкальное училище без оконченной музыкальной школы можно было не соваться. Однако поступить в любое другое учебное заведение означало навсегда отказаться от своей мечты стать музыкантом.

Выпускников принял в свои объятия стабильно поддерживающий свою репутацию, уютный ресторанчик «Марс». Девчонки с моего класса были словно принцессы на балу, многих из них я видел в платье впервые. Даже Варя Петрова – настоящий друг всех футболистов, пришла в шикарном вечернем платье. Одноклассники тоже были на высоте шика. Кое-кто был в рубашке и классических брюках, но большинство пришло в классических костюмах. Денис единственный пришел во фраке. На наши выпады, он поведал, что фрак остался с выпускного в музыкальной школе, где эта часть одежды считалась необходимостью. Так как Денис не носит в повседневной жизни классические брюки, а тем более пиджаки, он решил не тратить скромный бюджет своей семьи на приобретение очередного бессмысленного предмета гардероба, и прийти в чем есть. Такой ответ удовлетворил присутствующих, и Дениса оставили в покое.

– Будешь поступать в музыкальное? – Спросил я.

– Да. У меня уже все готово. Через пару недель поеду. – Ответил Денис.

– А я не могу поступить в этом году.

– Почему? – Спросил он.

– Музыкальную школу оказывается надо посещать не менее трех с половиной лет, чтобы получить аттестат.

– Сочувствую.

– Да не стоит. Если бы мне сразу сообщили, что двух лет не хватит, я бы вряд ли стал там обучаться, а теперь уже нет выбора, придется доучиваться. – Сказал я.

– Пошли ко всем. – Сказал Денис, вставая с каменного невысокого забора, минуту назад служившего нам скамейкой.

– Сейчас приду.

Я остался сидеть на месте, погружаясь в свои тяжелые думы. Не знаю почему, но ни о чем я не мог думать в тот вечер, кроме прошлого своего выпускного, оставившего меня без брата. Больше всего в тот момент мне хотелось увидеть Ивара. Он поддерживал меня в предположении, что Витька мог уехать учиться к дяде Вите. Больше ни с кем на такие темы я говорить не решался, а Ивар соглашался с каждым моим доводом, а их было не мало. Во-первых: Витька собирался поступать в музыкальное училище Томска, созванивался с приемной комиссией и готовился к вступительным экзаменам, в этом не было сомнений. Но Витька никому об этом не говорил, и отец твердо верил, что его старший сын станет врачом, а тот, в свою очередь, ни разу не предпринял попытки разубедить в этом отца. Во-вторых: в день Витькиного исчезновения, исчезли также все его документы. А в-третьих, есть еще один интересный факт: со дня пропажи брата в реке, дядя Витя стал очень ощутимо нас поддерживать финансово. Я решил, что так он заглаживает свою вину перед нами, потому что знает, что Витька жив и молчит. А Ивар вообще предположил, что эти деньги может, зарабатывает сам Витька своей игрой на улице или выступлениями в какой-нибудь группе.

Как бы то ни было, я просидел там, где меня оставил Денис еще полчаса, пока меня силой не затащила в ресторанчик Варька. Сопротивляться этой машине не было смысла: ростом она была чуть выше меня, зато силы в ней было как в трех таких хлюпиках, как я.

Два бокала пива подняли мое настроение так быстро, что я сам не понял, как оказался на танцполе. Десятый «А» образовал замкнутый круг, где каждый выпускник обхватил талию впередистоящего и, энергично тряся бедрами, исполнил ламбаду. Потом еще и еще на бис. Я крутил задом, громко подпевал, смеялся, как ненормальный. Наконец мы без сил вернулись по своим местам и налили еще по одному бокальчику.

– Если пойдешь в армию, я могу тебе написать. – Подойдя и нагнувшись ко мне, заявила Варька.

– О, да это же прекрасно! – Перекрикивая музыку, ответил я и поцеловал ее, сам не понимая, зачем.

Она тяжело плюхнулась ко мне на колени и обвила мою шею длинными мускулистыми руками. Я исказился в глупой улыбке, размышляя, как долго еще выдержит кресло под нами, но заиграл спасительный медлячок Наутилуса «Я хочу быть с тобой», и Варя, освободив мои расплюснутые ноги, потянула меня в центр зала. Как она не раздавила меня своими страстными прижиманиями до сих пор для меня остается загадкой, но мне это понравилось. Когда в одиннадцать часов добрые официантки сообщили нам о закрытии «Марса», Варя вызвалась проводить меня, поскольку к тому времени я едва стоял на ногах.