– Не угадали психиатром. Буду лечить таких психов, как вы. – Сказала Варя.

На это я сгреб ее в свои объятия, поднял над землей и закружился с ней вокруг своей оси.

– Отпусти! – Визжала она, но было поздно: потеряв равновесие, я рухнул вместе с ней.

Хвала небесам, что загремели мы не на асфальт, а в мягкий, травой поросший грунт. Совсем замечательно было бы, если б моя рука угодила в клумбу и, поднимаясь, я бы преподнес своей прекрасной даме охапку полевых цветов, но я вляпался в кое-что другое. Слабым утешением может служить мне тот факт, что экскременты, радушно принявшие мою ладонь, не принадлежали крупной собаке, однако, знающие люди поймут, что аромат кошачьего дерьма может конкурировать с собачьим и оставить его далеко позади.

Не знаю, как я и мои друзья не умерли от смеха в те последующие полчаса, но если бы этого падения не случилось, лучшие моменты этого вечера растаяли бы безвозвратно. Я об траву очистил свою руку. Варя купила бутылку минералки и еще по бутылке «Жигулевского». Отмывшись окончательно, а также, осушив свою бутылку пива, я заключил, что этот вечер по праву может сравниться с вечером выпускного. Я неоднократно заверил своих друзей в своей искренней любви и взял с них торжественное обещание встретиться завтра. Мы с Дэном проводили Варю, потом домой пошел Дэн, и я остался один. Мне очень хотелось разделить свое радостное настроение с Иваром. Я шел мимо заброшки, надеясь в просветах проемов под окна заметить огонек от его сигареты, но этого не произошло. Я зашел в недостроенное здание, два года служившее нам с Иваром штаб-квартирой. Там было пусто. Немного расстроившись, я взял доску и стал играть. На полу лежала пачка сигарет Ивара. Я поднял ее. В пачке «Явы» нашлись две сигареты и коробок спичек. Прикурив, я оглядел свое нехитрое пристанище и поймал себя на мысли, что буду скучать.

Дома все было по-обычному мило. Мама с чаем, папа с газетой и моя комната с пианино. Я прошагал к величественному инструменту и громко сыграл что-то агрессивно счастливое, вырывающееся у меня изнутри.

– Это я сам сочинил! – Поведал я, зашедшей в комнату маме.

– Очень интересная музыка. – Сказала мама. – Пойдем, чайку попьем?

– Да, сейчас, пять минут. – Ответил я.

– А ты запиши свою музыку, а завтра послушай ее еще раз. – Предложил папа.

Я так и сделал. За чаем мы сообщили папе, что в четверг едем в музыкальное училище.

– Сереж, если не возьмут, поступишь в медицинский? – Спросил отец.

– В армию пойду. – Ответил я.

Не могу сказать точно разочарование, печаль или злость завладели в тот миг лицом и мыслями моего отца, поскольку я, не поднимая на него глаз, отправился спать. Он свою жизнь построил так, как велело ему сердце, так с какой стати я не могу последовать этому его примеру? Довольный сегодняшним днем и особенно вечером, не мучаясь постылым чувством вины и избыточными мыслями, я отправился спать.

Наутро некоторая скованность в мыслях и кишках давала о себе знать, но эти симптомы были поверхностными и не доставили мне таких неприятностей, как похмелье после выпускного. Едва я успел позавтракать, на пороге появился Денис.

– Я уезжаю в полвторого. – Сказал он.

– Жалко расставаться. – Развел руками я.

– Это тебе. – Он протянул мне большой пакет, в котором лежали сборники нот, хрестоматии, новые и его рабочие нотные тетради, тетради по сольфеджио, несколько магнитофонных кассет с классической музыкой и мечта всех музыкантов – антикварная книга "Биографии композиторов с IV–XX века с портретами", изданная 1904 году. В трёх частях в одной книге. С портретами композиторов на отдельных листах.

Эта книга уже одной своей древностью представляла интерес для любого коллекционера, но для меня, музыканта, пианиста, который волею судьбы прощается со своей мечтой и с музыкой в целом на два долгих года, она означала материальное доказательство моей причастности к миру музыки, заявляла о том, что я не потерян как пианист.

Я обнял Дениса, едва не прослезившись.

– Мы с тобой не слепые, и я понимаю, что твой талант сравним с огромным айсбергом, основная часть которого до этого дня покоится под водой, в то время как мои успехи связаны с моим титаническим упорством. Но, каким бы непреклонным ни был «Титаник», несясь на попутных волнах, все мы знаем, что произойдет, когда корабль и айсберг встретятся. Я заранее признаю свое поражение, перед тобой, которое непременно произойдет в ближайшем будущем и, поверь мне, делаю это с великой радостью. – Сказал Денис.

На это раз я не сдержался и залил плечо друга слезами.

– Открой книгу. – Сказал он.

Я открыл. На титульном листе этой дорогой, тисненной золотом книги, красивым ровным почерком было написано следующее: «Сергею Ивановичу Понамареву, великому композитору, от его преданного друга Дениса Крестова. И пусть эта книга, даже по прошествии многих лет, является свидетелем того, что этот одаренный музыкант, был талантлив с самых юных своих лет. 18.06.1990 г.»

Это был удар под дых, от которого я не мог оправиться несколько дней. Как можно быть таким хорошим другом? Как можно пережить долгую разлуку с таким другом? Мне было тяжело. Можно сказать, что еще несколько часов после величественного подарка я был счастлив, гуляя с Денисом. За это время мы с ним выпили по паре бутылок пива и вытащили Варю на прогулку. Но потом Дэн уехал. Мы проводили его до автобуса, и он поехал в Томск в сопровождении своего отца, а я, заливаясь слезами, как девчонка, проводившая парня в армию, остался на вокзале в компании моей верной подруги Варвары.

– Может по пиву? – Предложила Варя.

– Отличная идея! – Сказал я.

Эта девчонка начинала мне нравиться. Я быстро осушил свои слезы и порадовался, что, по крайней мере, я остаюсь не один, а с Варей. Она платила по счетам, заглядывала мне в глаза и не ставила ни под малейшее сомнение мою гениальность.

В приятном хмельном настрое я провел несколько прекрасных дней. Каждый день Варя заходила за мной, угощала «Жигулевским» и выслушивала мои планы на великое будущее, в которых ей неизменно отводилась роль моей верной спутницы. Пару раз она также за свой счет приобретала для нас сигареты «Союз Аполлон». Пачки хватало на несколько дней, благо мы еще не пристрастились, как следует, и заядлыми курильщиками нас вряд ли можно было назвать. Учитывая вкус вышеназванных сигарет, тяжело представить, что кто-то мог к ним пристраститься, но под пиво они шли неплохо.

В ту неделю я впервые за последние полгода сделал запись в «Дело о пропаже Понамарева Виктора». Я подробно изложил мой план по выведению дяди Вити на чистую воду, если конечно, он действительно замешан в исчезновении моего брата. Кроме того, я поведал этой тетрадке, постепенно ставшей моим личным дневником, что никогда в жизни не был счастлив, так, как в две недели после выпускного. Что, скорее всего, заключал я, было связано с получением полной свободы, до тех пор, пока меня не загребут в армию, а также с удачным завершением одиннадцатилетнего проекта под названием «Школа».

В ночь на четверг я не сомкнул глаз. В дорогу я собрал некоторые свои вещи и Витькину записную книжку с контактами музыкального училища. «Дело» я спрятал в подпол своей комнаты, отодрав одну из досок под кроватью. Выпив чаю, я пошел на заброшку. Около часа я курил, играл на воображаемом пианино и слонялся по разрушенным палатам. А когда я, взглянув на часы, увидел, что назначенный час наступил, в парадный дверной проем вошел Ивар.

– Ну, наконец-то!

– Я опоздал? – Спросил он.

– Нет. Но разве можно быть таким точным? Я уже час здесь торчу. – Сказал я.

– Поди, все мои сигареты скурил. – Засмеялся Ивар.

– Уже новыми разжился. Бери. – Я протянул белую почти полную пачку.

– Я думал, ты экономишь. В Томске не исключены расходы. – Сказал Ивар.

– Ну конечно, расходы на размещение одного непутевого тела в гостинце. – Сказал я.

– Я могу переночевать на вокзале. За пару ночей со мной ничего не случится, ты же знаешь, я не испорчен комфортом. Деньги могут понадобиться для других целей.