– Что вы здесь делаете, Платон Юрьевич?

Сёмин издал короткий вопль, шарахнулся, привалился к стене и прижал руку к груди.

– Господи, как вы меня напугали!

– Что вы здесь делаете? – повторил Митенька, добавляя в голос неизвестно откуда взявшуюся сталь.

Сёмин сжался, всхлипнул, потом истерично хихикнул:

– Я, наверное, ошибся… Заблудился… – Платон Юрьевич воровато сунул руку в карман, и Митенька догадался, что тот прячет предмет, которым пытался вскрыть дверь. – Я, пожалуй, пойду… Что-то мне нехорошо… Извините, Дмитрий Николаевич…

Он вжал голову в плечи, боком проскользнул мимо молодого человека и исчез за поворотом коридора.

Митенька поражено посмотрел Сёмину вслед. «Это гадость!» – вспомнилась ему фраза из подслушанного давеча разговора. Вот уж, действительно, гадость.

Творческий вечер прошёл замечательно. Софи с Белецким дважды просили спеть на бис. Декламирование Митеньки тоже было встречно с восторгом. Ну, а «Король Лир» затмил собой всё. Правда, в последний момент доктору Штольцу пришлось заменить Сёмина, который пожаловался, что из-за жуткой мигрени позабыл все слова. Он даже попытался покинуть общество и уйти к себе, но потом передумал и с несчастным видом досидел до конца.

О происшествии у двери архива Митенька никому не рассказал. Подумал, что мог ошибиться, что в полумраке ему могло невесть что показаться, и что нельзя бросать тень подозрения на человека, если ни в чём не уверен. Однако в течение всего вечера он внимательно наблюдал за Сёминым. История с мигренью ему показалась крайне подозрительной. Хотя Платон Юрьевич и в самом деле выглядел нездоровым, Митенька подозревал, что всё это был лишь предлог для того, чтобы пробраться к архиву, пока все увлечены Мельпоменой. То, что Сёмин все-таки остался, конечно, гипотезу ломало.

От всех этих мыслей и переживаний Митенька никак не мог уснуть. Когда небо на востоке окрасилось нежным румянцем, вконец измученный бессонницей, он вылез из постели и уселся на подоконник у открытого окна, вдыхая сладкий аромат сада.

Внезапно он уловил между деревьев какое-то движение. Присмотрелся. Едва различимая тень метнулась от одного островка темноты к другому. Сердце у Митеньки замерло, а потом принялось биться тяжелыми частыми ударами.

Нацепив брюки и мягкие спортивные туфли, Митенька вылез в окно и спрыгнул. Под окном его спальни был густой стриженый газон, так что приземлился он мягко и тихо.

Митенька прислушался. Никаких звуков, кроме шелеста листвы и трели ночной птицы, не услышал. Казалось, в парке никого не было. Но теперь-то молодой человек не сомневался, что глаза его не обманули. Подумав, он решил, что нужно идти к флигелю. Если всё это было одной историей, а в этом Митенька был абсолютно уверен, целью злоумышленника наверняка был архив.

Тихо пробираясь через заросли, он вышел к тому месту, где утром рисовал. Остановился в тени дерева и присмотрелся. К стене, прямо напротив открытого окна архива, была прислонена садовая лестница. В окне был виден свет.

Внезапно на плечо Митеньке легла рука. Он похолодел. Крик ужаса застрял у него в горле.

– Что вы здесь делаете? – спросил знакомый голос, и молодого человека рывком развернули.

Митенька оказался лицом к лицу с Белецким.

– Извольте отвечать! – Белецкий бесцеремонно встряхнул Митеньку, и к тому вернулась способность дышать.

Дрожащий рукой он указал в сторону освещенного окна. Белецкий ахнул.

– Что здесь происходит? – спросил он, переводя взгляд с окна на Митеньку и обратно.

– Я не знаю. Я думаю, это Сёмин. Я застал его сегодня, когда он пытался взломать дверь в архив.

Белецкий нахмурился.

– Нелепица какая, – пробормотал он и снова схватил Митеньку за плечо. – Слушайте меня и сделайте всё в точности так, как я вам скажу. Ясно? – Митенька кивнул. – Стойте здесь и никуда не отходите. Из тени не высовывайтесь. Я пройду во флигель через черный ход, возьму ключ и войду в архив через дверь. Если вдруг кто-то вылезет в окно, не вздумайте попасть ему на глаза. Это может быть опасно. Просто постарайтесь его рассмотреть. И все! Вы поняли меня?

– Белецкий, я тебя одного не пущу, – вместо ответа заявил Митенька.

Белецкий оторопел. Никогда он ещё не слышал в голосе своего воспитанника такой твердости. Было ясно, что ни строгость, ни уговоры на Митеньку не подействуют.

– Дмитрий Николаевич, если мы пойдем вдвоем, а он, – Белецкий ткнул пальцем в сторону окна, – решит выбраться, мы не узнаем, кто это был.

– Тогда давай по лестнице.

– Нет, во-первых, дверь архива открывается изнутри, мы упустим вора, если он нас услышит. Во-вторых, он может столкнуть лестницу, а падать тут высоко. Сделайте, как я говорю! Я быстрее найду ключ, а у вас глаза зорче моих.

Митенька на секунду задумался, а потом кивнул:

– Хорошо.

Белецкий бесшумно метнулся к углу флигеля и исчез.

Митенька в тот же момент пожалел о своем обещании. А если вор вооружен? А если он не один? А если заметил и разгадал их план, и теперь ни о чём не подозревающий Белецкий попадет в ловушку?! Нет, допустить этого Митенька не мог. Он осторожно подобрался к лестнице и поднялся к самому подоконнику.

Несколько секунд он выжидал. Из комнаты не доносилось ни звука. Митенька осторожно заглянул в окно и никого не увидел. Похоже, вор либо уже ушёл, либо его скрывал ряд витрин с экспонатами, расположенных поперёк комнаты. Подтянувшись, Митенька перелез через подоконник и беззвучно двинулся по направлению к витринам.

Тишину нарушил скрежет битого стекла под ногой. Митенька замер. Тишина. Он заглянул за угол.

Первое, что бросилось ему в глаза, были разбитая витрина и сброшенные на пол артефакты. И только после он увидел распластанного на полу человека, смотрящего на него невидящим взглядом застывших полуприкрытых глаз. Голова мертвеца лежала в кровавой луже, в волосах сверкали осколки стекла.

Убитым был Григорий Дементьевич Борэ.

Митенька попятился. Свет начал меркнут у него в глазах. Сквозь нарастающий шум в ушах он услышал щелчок открывающегося замка. Проваливаясь в беспамятство, Митенька успел почувствовать, как его подхватывают сильные руки.

«Господи, какой ужасный сон!» – подумал Митенька, приходя в себя, но, открыв глаза, понял, что кошмар в архиве ему не привиделся.

Он лежал на диване в соседствующем с архивом кабинете отца. Над ним склонился бледный как полотно Белецкий.

– Дмитрий Николаевич! – Белецкий похлопал Митеньку по щекам. – Дмитрий Николаевич, очнитесь!

– Там… Борэ… Он… – слабо пробормотал Митенька.

– Знаю. Видел. Я могу вас оставить? Нужно разбудить доктора и послать за исправником.

– Я с тобой!

– Нет. Полежите здесь. Я скоро вернусь.

Не дожидаясь ответа, Белецкий ушёл. Митенька хотел кинуться за ним, но его парализовала мысль о том ужасе, что творился в соседней комнате.

Вскоре за дверью раздались торопливые шаги и тревожные голоса. Митенька спустил ноги с дивана, сел, но заставить себя подняться и выйти из кабинета не смог. Тревожное движение во флигеле нарастало.

Наконец, дверь кабинета распахнулась. Вошли Невольский и доктор Штольц.

– Как вы себя чувствуете, Дмитрий Николаевич? – деловито спросил доктор, подсаживаясь к Митеньке и щупая ему пульс. – Белецкий сказал, вы в обморок упали. Есть от чего. Зрелище неприятное. У несчастного Григория Дементьевича череп проломлен. Кто-то ударил беднягу с большой силой. Одно слава Богу, умер он мгновенно. Даже испугаться не успел.

– Ох, Рихард Яковлевич, да будет вам с вашими подробностями! – прервал доктора Невольский. – Митенька, ты видел кого-нибудь? Или слышал что-нибудь? Святые угодники, ведь этот душегуб мог быть ещё там! Страшно подумать, что могло произойти!

Невольский вплеснул руками.

– Ну, встретиться с убийцей шансы были невелики, – заметил доктор и снова углубился в медицинские детали. – Убийство произошло не менее часа или двух назад, тело имеет признаки трупного окоченения.