Я прекрасно помню, как накануне Пасхи мы вычищали и вымывали весь дом, белили стены. Всё непременно должно быть чистым. Суета и хлопоты перед этим праздником вызывали какой-то трепет в душе. Бабушка шила чехлы на стулья и кушетку из белоснежной льняной ткани. Эти чехлы стирались, отбеливались и крахмалились. Наш скромный деревенский интерьер принимал торжественный вид. Всё свежо и чисто внутри дома, чисто и на душе. Дополнял интерьер стоящий возле окна большой фикус – обязательный модный атрибут того времени. Бабушка оценивала своим взглядом проделанную работу – восторг! Так, с самого детства Пасха ассоциируется с чистотой и праздником на душе.

Ну а удовольствия от пасхальной выпечки просто не передать словами.

Сначала по дому распространялся ароматный запах сдобного теста. Потом уже выкладывались на стол готовые куличи. Мы с братишкой покрывали эти куличи сахарной глазурью, предварительно взбив её своими руками. Один маленький кулич нам разрешалось испробовать ещё до наступления праздника. Между нами возникал спор, кому достанется самая вкусная верхушка – та самая, с глазурью Как – то так получилось, что при ругаемых сейчас всеми коммунистах, праздник Пасхи отмечал почти весь народ. Помимо этого, на следующий день в школу приносили те самые куличи с глазурью. Не наблюдала, чтобы кого-то преследовали по этому поводу. Выдвинутый на заре коммунизма лозунг свободы вероисповедания соблюдался. В повседневной жизни очень часто на бессознательном уровне изрекали фразу Побойся Бога! Тогда это означало – Будь порядочным. Имей совесть!

Особенно я благодарна учителям и ребятам, с которыми училась. У меня никто ни разу не спросил о моей маме. Не касались этой темы никогда, боясь мне навредить. Кто – то знал всё, кто-то знал лишь немногое, но все молчали и все уважали меня. Сейчас я преклоняюсь перед этим чувством такта у обычных советских людей, с которыми я прошла часть своего пути. Соблюдалось очень простое правило – не причинять каким-либо словом душевной боли. В такой простой форме выражалось добро. Тогда это было обычным явлением. Оценила его намного позже. С исчезновением страны исчезло уважение к человеку, всего в один миг он потерял свою ценность, превратившись в обычный товар с ценником. Человеку стали постоянно напоминать, что он никто, указывая, тем самым, ему место в новом обществе. Только благодаря полученным знаниям и своей огромной силе воли я не допускала таких напоминаний по отношению к себе. Добро исчезло с горизонта. Мне даже казалось, что людям давали понять, что добро вновь не вернётся, пытаясь запугать напрямую. Каким мощным потоком в те годы, когда умирала страна, обрушилась намеренно агрессивная подача информации. Представители новых законов новой страны вовсе не обременяли себя такой мелочью – вдруг для чьей-то души их резко брошенные слова окажутся болезненными. О душах забыли напрочь. Это сокровище уронили на землю и растоптали. Память сохранила то время, когда мы берегли свою душу.

Река жизни текла, я переходила из одного класса в другой и ожидала маминого возвращения. Зимой во время гололёда бабушка поломала руку. Почти вся домашняя работа легла на мои плечи. Приходила со школы и под бабушкиным присмотром готовила обед.

Почти всех детей вокруг меня за что-то наказывали, они делали то, что запрещали им родители. Я не знала, как это быть наказанной, наказывать было не за что. То, что я должна была делать, я знала чётко и всё выполняла сама без всяких на то указаний и напоминаний.

Произошёл только один забавный случай, когда я себе позволила вольность. Советские времена сейчас кажутся очень далёкими и вспоминаются с улыбкой. Многие знают, что советские люди очень любили смотреть индийские фильмы. Эмоциональные сцены заставляли зрителей смеяться и плакать навзрыд. переживая по-настоящему все события, показанные в фильме.

Моя бабулечка не была исключением, также обожала индийские фильмы, как и весь народ. Поход в кинотеатр был одним из её немногих любимых развлечений. Тем более, сеансы проходили в самом настоящем театре с красивыми высокими колоннами. Здание театра было построено ещё до революции дворянской семьёй, которая владела местными землями. Было особенно приятно сидеть в красивом зале с красными ковровыми дорожками.

Так вот, бабушка с тётушкой ушли в кинотеатр смотреть индийский фильм. Мы с подругой почему – то решили их встретить вечером после сеанса. Подумали, что им будет приятно. В толпе выходящих с сеанса людей мы их не нашли и вернулись домой. Сюрприза не получилось, а их реакция оказалась неожиданной. Наши благородные намерения не оценили. В доме устроили переполох, считали, что мы пропали и переживали за наши драгоценные жизни. После строгого замечания я оказалась в любимых бабушкиных объятиях. Мне простили моё непослушание.

Дома, да и в школе привыкли к моему статусу отличницы. Сама я этот факт не особо ценила, так как учёба давалась абсолютно легко. Но для бабушки мои успехи были подарком. Особенно любила она приходить на школьные линейки в конце учебного года. На этих торжественных линейках отличникам под звуки духового оркестра вручались почётные грамоты. Моя грамота сразу переходила в бабушкины руки, она их все хранила. Это было частью её жизни, которую она героически посвятила мне.

Когда мне было два года бабушка специально возила меня крестить в церковь, находящуюся в ближайшем городе (или районном центре) Вадинске. Я запомнила это название из бабушкиного рассказа. Первые два класса в школе ходила с крестиком. Потом меня в первых рядах, как тогда говорилось, принимали в пионеры, затем – в комсомол. Бабушку это ничуть не смущало. Она спокойно говорила: – Теперь можешь хоть кем быть, крестик тебя защищает. Она будто точно знала, что со мной ничего плохого не должно произойти.

В доме в углу одной из комнат стоял высокий резной столик, с маленькой круглой столешницей. Там же в углу на стене висела икона, и по церковным праздникам горела лампадка. Маленькой я это место в доме боялась, помнила бабушкины наставления. В моём представлении тогда был кто – то наверху на небе, кто следил за нами. Бабушка объясняла, если мы будем совершать плохие поступки, нас непременно накажут. Поэтому жить надо правильно, чтобы никто не плакал от твоих слов и действий. Я всегда боялась, что кто – то строгий рассердится на меня. Крестик где-то затерялся, но всегда ощущала, что бабушка своими молитвами наперёд помогала мне. Теперь я говорю своему сыну – Ни одно твоё слово не должно ранить человека.

Мамино пребывание в колонии закончилось, и её перевели на поселение (я до конца не понимала смысла этой процедуры) в Ростовскую область. Пока я продолжала свою учёбу, маме надо было устраивать свою жизнь. В том посёлке на сто каком – то километре от Ростова ей надо было прожить ещё года два. Там она знакомится с мужчиной, который станет её вторым мужем. Брак они, правда, оформят через несколько лет позже. Слова телеграммы, которую прислал нам будущий отчим, поразили нас, как гром среди ясного неба. В телеграмме сообщалось: родилась дочь. Назвали Анфисой. Мы узнали, что Анфисой была тётя отчима, которую он боготворил.

Само рождение ребёнка было, разумеется, закономерным и естественным явлением, когда мужчина и женщина живут вместе. Но нас это событие привело в некоторое замешательство. С того дня в дедушкином доме впервые стали говорить шёпотом. А однажды я услышала, как бабушка плача, опасалась, что маме с рождением ребёнка будет не до меня.

Тревога закралась, но быстро исчезла. У меня не было причин чего – либо бояться. Со мной рядом были два дорогих мне человека. Они – мой мир и моя защита. К тому же, надо признать один очень значимый для меня факт. Чем старше я становилась, тем чаще и отчётливей появлялась мысль, что настоящей близости с мамой у меня так и не случилось. Время, когда мы, наконец, будем жить вместе, так и не наступало. Приходилось постоянно ждать.

Через полгода после рождения сестры я должна была закончить восьмой класс школы. Без мамы прошла целая вечность. Страшно признаться, мне было больно, что с маминой стороны я не видела никаких попыток сблизиться со мной. А сейчас ей, тем более, будет не до меня. У меня никогда не было тех душевных бесед, которые обычно бывают у девочек с их мамами. Все свои переживания я носила с собой, ни с кем не делясь.