Гэвин молча собирает вещи, молча спускается вниз и молчит, когда Элайджа его крепко обнимает напоследок и все же воровато целует в губы, пока родители относят вещи к машине. Гэвин не смеётся и не машет им рукой, когда они с водителем скрываются за поворотом.

У него ощущение, что он умер.

Что его мать отослала его, как ненужную вещь.

Что его отец гордится Элайджей, своим пасынком, намного больше, чем своим никчёмным сыном.

Через пару минут приходит сообщение от Элайджи, что он уже скучает, а Гэвину…

А Гэвину становится так похуй, что он даже рад узнать о том, как его все «любят» в семье в столь раннем возрасте. Позже было бы намного больнее.

В закрытой школе-пансионате с военной подготовкой ему не страшно. Та же школа, просто ты выходишь в город только на выходных, да живёшь в общаге с таким же бедолагой.

Переезд проходит спокойно, парней много, все общаются, старшие обнимают друг друга после каникул, но Рид идёт к стайке «новобранцев» и молча наблюдает, как какой-то парень уже мутузит другого, а затем кидает злой взгляд на Гэвина, пинает напоследок бедного пацана и отходит к другим таким же чурбанам, как уже про себя обозвал их Рид. Теперь уже вся эта братия смотрит на Рида, как львы на антилопу.

Гэвину кажется, что ему все же надо было состричь волосы и снять тоннель из уха, да и похуй, ведь рядом стоят такие же зеленые идиоты, как он сам.

Затылок уже прожигает пара взглядов, поэтому он старательно смотрит на мыски своих кед и вспоминает, как успокаивает нарезка мыла.

Весело будет точно.

Гэвин это чувствует, когда ему в спину прилетает звонкое:

— Эй, педик, иди-ка сюда.

***

Буквально за сутки он забывает об Элайдже, о том, что было, о проблемах с родителями, и ему уже понятно, что учить брата целоваться и стоять над его кроватью по ночам — это не нормально.

И что любить Элайджу нельзя.

Что никого любить нельзя.

И что он оказывается гребаный педик, как же этот придурок был прав.

***

В школе Гэвин учится, не покладая рук, чтобы его будущее уж точно зависело от него, а не от родителей или Элайджи. Волосы он не стрижёт, а аккуратно зачёсывает, как ему позволяют пальцы и воск соседа по комнате, но тоннель снимает от греха подальше. Местный контингент разнится, начиная от состоятельных чуваков, типа него, заканчивая стипендиатами. И, казалось бы, тут должны быть нормальные, умные ребята, элита, но на деле почти все были проблемными подростками, просто кто-то богаче, а кто-то нет, и Риду кажется, что он здесь реально незаслуженно, потому, что в старой школе его родителей ни разу не беспокоили по поводу его поведения.

У него прекрасные оценки уже в первую неделю занятий, главное это поддерживать, хорошая физическая подготовка ещё после увлечения спортивной гимнастикой и плавания, и непоколебимый дух, вот только с ребятами он поладить не может от слова совсем.

Никак.

Ни с богатыми чуваками, ни с ботанами. Имеется ещё третья группа лиц, но…

Ему кажется, что все, кто просто хочет с ним подружиться, подосланы гребаным Элайджей, чтобы следить за ним, что все рано или поздно предадут и скинут тебя с борта, а раз тебя скинут — смысл начинать общаться? Поэтому он не удивляется, что его считают странным и нелюдимым. Да и насрать.

Насрать до того момента, пока его однокашники, точнее, один из, тот самый, мутузивший пацана на школьном дворе в первый день, не начинает считать, что если Гэвин не хочет с ними всеми дружить, то вода из бачка унитаза ему точно придётся по душе.

И Гэвин понимает, что шутки про буллинг теперь актуальны как никогда.

Его зажимают на всех переменах, выливают его обеды в мусорку или прямо на него, красят вещи баллончиком и чего только Гэвин не начитался о себе со стены в туалете, пока справлял нужду, а прошло только три недели.

Три недели ада, а он уже хочет сдохнуть и совсем не понимает, что же, блять, за хуйня-то. То Элайджа, то родители…

И что он сделал этому ебаному Ричарду Карру, который даже не знакомился с ним, руку не пожимал, вообще никак не контактировал, но возненавидел просто до усрачки с первого взгляда?

Да Гэвин его в глаза бы не видел и дальше, если бы тот не подставил ему подножку в первую неделю учебы. Первую подножку, если ее можно так назвать. Самую памятную, потому что до сих пор не сошёл до конца синяк с руки. Гэвин вообще думал, что там перелом.

Ричард такого же возраста, что и Рид, но выглядит слишком устрашающе: это бледное лицо с холодными глазами мертвой рыбы, оценивающими тебя, будто ты грязь на подошве. И ладно бы этот Ричард Карр был отбитым на голову, с пулей в голове, как половина шайки, с которой он ходит, так с виду он нормальный — Гэвин даёт себе установку, что оболочка человека дохуя обманчивая.

Самое противное, что Гэвин начинает его замечать.

И не только потому, что тот постоянно до него доебывается.

Он хорошо учится, — Гэвин вслушивается в его ответы на уроках; он в хорошей физической форме, — Гэвин знает силу его кулака по точному удару в солнышко; он выглядит не как уголовник, — его волосы смешно прыгают, если он не выспится и придёт на уроки без укладки; и он, блять, привлекательный, — Гэвин видит, как смотрят на него учителя, да и просто люди в целом. И Гэвину стремно признавать самому себе, что ему даже нравится его внешность.

Окей, очень нравится его внешность, его голос, его походняк, и вообще все, кроме отношения к самому Риду.

И самое главное, он доебывается только до него, до Рида, который вообще все время молчит. Его голос можно услышать либо на уроке, либо нигде больше, потому что друзей у него нет, у него никого нет, и ему на хуй никто не нужен. Считай, Гэвин и общается только с ним, да с соседом.

Сосед Рида по комнате, Саймон, такой же молчаливый и спокойный, потому что дорк, играющий в ММО все оставшееся от учебы время и, в принципе, единственный, кто Рида не бесит, ничего не спрашивает и сам ничего не рассказывает. Он просто молча протягивает банку Пеппера в конце дня, снимает наушники, садится рядом и тяжело вздыхает.

— Такая вот херня, — говорит Саймон, прижимаясь плечом к Гэвину, и Рид с ним полностью соглашается. Ещё какая херня.

***

Когда в очередной раз Ричард с ангельской улыбкой на лице выливает на него колу, Гэвин ржёт и пытается отойти, потому что на нем футболка с изображением банки с колой.

Он поднимает голову вверх, потому что сучий Ричард выше, и кивает головой на себя и на банку в руках Карра, чтобы тот просек фишку. Ричард не просекает, по его застывшему лицу, видно, как его мыслительный процесс находится где-то в ста милях от школы, пританцовывая румбу по дороге. Гэвин постепенно перестаёт смеяться и вот так они стоят посреди пустого коридора за пять минут до отбоя и молчат.

— Милая футболка, — цедит Ричард, опуская глаза вниз, наблюдая как капли с волос Рида затекают по ключицам под футболку и нежно-розовая ткань становится бордовой. — Девочки же любят розовый.

— Сейчас бы доебываться до людей из-за цвета футболки, уродец, — шипит Гэвин, как кошак, опасно блеснув глазами. — Иди, куда шёл.

«Потому что я боюсь сказать тебе что-нибудь лишнее, уйди, пожалуйста», — хочет сказать Рид, но уже утром получил подзатыльник, больше получать не хочется.

Футболка намокает постепенно, и Ричард с потаённым удовольствием наблюдает, как напрягаются соски Рида от холода.

Карр видит, как тот краснеет, как еле заметным румянцем покрываются его щеки и кончики ушей, потому что вышел Рид буквально на пять минут в безразмерной футболке и облегающих боксерах — как спать собирался, и как раз хотел купить себе холодной колы на ночь в автомате.

Ага, купил, блять.

Гэвин смотрит на лицо Ричарда и понимает, что таких красивых, но гавнистых людей он ещё не встречал. Элайджа не в счёт.

Ричард переводит взгляд на лицо Гэвина, на его голубые глаза и ему резко хочется пить, желательно те самые капли, что осели на коже Гэвина.