Время до вечера пролетает мгновенно, поэтому Рид не сразу понимает, что в дверь его настойчиво стучат.
— Открыто! — кричит Гэвин, поднимаясь из-за стола.
В проеме стоит мокрый Коннор с портфелем в руках.
— Детектив, простите, что я так не вовремя, — Коннор расстроенно смотрит на Гэвина и тяжело выдыхает. — Знаю, что вы уже отстранены от дела и написали заявление, но, кажется, я нашёл похитителя подростков.
Гэвин вытирает рот рукой и широко улыбается, убирая бутылки со стола.
— Ну, я тебя внимательно слушаю…
========== Глава 11/36. Пиздец ==========
Я чувствовал такое отчаянное одиночество, что хотел было покончить с собой. Удержала меня мысль, что моя смерть не опечалит никого, никого на свете и в смерти я окажусь еще более одиноким, чем в жизни.
Жан-Поль Сартр, тошнота.
— Да ты издеваешься надо мной?
Рид ещё слишком пьян, да и только проснулся, чтобы в прямом смысле здраво оценивать ситуацию. Он, прищурившись, смотрит на Коннора, который только что вылил на него лавину новой информации по делу. Не просто лавину, гору, блять, свалил, ещё и просит заявление об уходе забрать.
Подозревать Ричарда, блин, андроида в пропаже детей?
Серьезно?
Нахуя ему это вообще?
У Рида и так сердце бьется через раз от всей этой херни, а от услышанного оно почти останавливается. Почему вся херня должна свалиться на его плечи именно в один момент? Не по чуть-чуть, не капля за каплей, а обухом по голове — сразу, чтобы наверняка.
В голове сумбурно смешиваются все мысли, и новости об убийствах отходят на задний план.
Как дальше жить?
Что дальше делать?
Вот Ричард говорит ему, что он рад работать вместе с ним, улыбается, и Гэвин улыбается в ответ; вот он контролирует его жизнь и ломает ему ногу, и Гэвину не верится в происходящее, а затем и всю жизнь ему ломает; и вот, оказывается, ещё и детей убивает. Раньше Рид думал, что его жизнь абсолютно не интересна, но теперь он считает иначе — если бы он писал свои мемуары, то читатели бы рыдали в конце.
А что его остановило от самоубийства в ту же секунду, как Ричард его оставил?
Желание было дикое: набрать ванну или просто взять пистолет, вскрыть себе вены и закончить все это.
Рид даже не хотел играть в рулетку, напротив, зарядил весь магазин и даже снял с предохранителя. Думал все сделать прямо в душевой кабине, чтобы потом было легче оттирать от стены его внутренности, а гнилая кровь лилась сразу в канализацию. Приготовил лезвие, примерился, пару раз провёл, рассматривая алые капли при синеватом свете лампы. Было больно, но… Он не хотел умереть быстро. Думал для начала вскрыть вены на руках и бёдрах, а затем прострелить себе легкое или селезенку, чтобы мучиться, страдать, но не закончить все свои мучения так быстро, а затем уснул от выпитого с пистолетом в руке, и вот теперь Коннор пытается отвлечь.
У Гэвина в глазах плывёт: каждый раз, когда он их закрывает, то перед ним встаёт Ричард, улыбается, наклоняя голову вбок, так радостно, будто бы выиграл приз. Но Гэвин чувствует позади себя другого Ричарда, Ричарда андроида с жалящим, как оса, взглядом, сжимающим руки стальной хваткой на его горле, который не отпустит его никогда, куда бы он ни направился.
Гэвин наливает себе в стакан остатки виски от первой бутылки и смотрит через янтарную жидкость на карие глаза неподвижного андроида.
Сидит такой красивый и вечно молодой, как первоклашка, блин, ручки на коленках сложил и ждёт.
Жди, сука, жди.
Ванна манит. Так и хочется просто молча встать и отойти от первоначального плана и просто прострелить башку. Чтобы никто больше не мог его доебывать, лучше бы Рид был просто одинок, чем вот так.
Гэвин бесится на андроида, на Ричарда, на брата и самого себя; сжимает кулак и разжимает, даже не пытаясь унять надорванные нервы. А ведь Элайджа говорил, что нервные клетки восстанавливаются: тысячами, миллионами, каждую блядскую секунду блядской жизни. Вот только голова гудит так, что Риду кажется, будто в его черепушке все нервные окончания взбунтовались, будто, как в «Пиле» его голову сжимает невиданный доселе агрегат, который рано или поздно убьёт его потрёпанное тельце и без чьей-то подачи.
Вдох-выдох-вдох.
Ещё раз, спокойнее, как показывала медсестра, после того, как он узнал о шрамах.
Коннор смотрит так пристально, как училка на экзамене, и Гэвин злится ещё сильнее. Ещё и брат не позвонил, ничего не сказал.
А хотя, что бы он сказал?
Что молодец, Гэвин, так держать?
Элайджа другой породы, он никогда не разменивается на сантименты, никогда, и этот раз не изменит его позиции. Его выражение лица изменилось бы — найди он брата мертвым, вот тогда да, тогда бы его пластиковый мир окончательно разрушился.
Рид снова переводит взгляд на стакан, залпом выпивает, занюхивая собственной ладонью, и, когда Коннор открывает рот, чтобы что-то сказать, поднимает указательный палец вверх.
Блистер с таблетками сверкает в диодном свете от люстры, и Гэвин берет двойную дозу, прописанную психотерапевтом, и закидывает в себя, сразу же пережёвывая и почти не ощущая мерзкий вкус лекарств. Становится будто легче; Гэвин давно поставил себе моральную установку, что хуже быть не может, что нет ничего, что может разрушить жизнь. Как же он, блять, ошибался. Ещё и Коннор со своим расследованием, подождать не мог до утра, пока Рид все переварит, или боялся, что уже бывший детектив не дотянет до утра и выпилится? Что некому будет рассказать свои охуительно важные наблюдения?
Гэвин хмыкает и снова поднимает взгляд на андроида. Сидит в том же положении, как роза на ветру, не колышется, и ебало такое же, как у суки этой, ай, в глазах уже двоится, Рид, спокойнее. Коннор опять открывает рот, но Гэвин реагирует быстрее:
— Не так, блять, быстро!
Гэвин все же опускает стакан с громким стуком и трёт лицо, оттягивая кожу. Сильно бьет себя ладонями по щекам с громким шлепком и, набрав в грудь больше воздуха, выдаёт:
— Ещё раз и медленнее, я не вдупляю.
Коннор складывает руки на груди и откидывается в кресле, куда любезно не предложил ему сесть детектив. Вид Рида заставляет андроида очень сильно отвлекаться от дела: Гэвин полностью выбит из колеи, хотя пытается стоически держаться, вот только трясущиеся пальцы и красные глаза не спрячешь от вездесущего взгляда. Кулаки его разбиты в кровь, взгляд Коннора цепляется за сколы на кухонном гарнитуре, за остатки крови, пота и слез там же, совпадающие с ДНК детектива — значит, выплёскивал злость на мебели. Сознание автоматически воссоздаёт ситуацию: вот детектив сидит на месте, вот разбивает бутылку о стену — осколки аккуратно собраны, но парочка мелких осталась — и вот уже бьет руку об столешницу, в попытке успокоить нервы. Коннор смаргивает тысячное сообщение об ошибке; он никогда к этому не привыкнет. Хочется отбросить в сторону все свои заранее продуманные ответы по делу и просто погладить детектива по волосам в жесте успокоения. Коннор хватает сам себя за ладонь и сжимает запястье, переключаясь на разговор о деле.
— Я уже говорил вам и повторю ещё раз: Ричард странно себя ведёт. Вы должны вернуться к расследованию. Немедленно.
— Ничего и никому я не должен. Хватит выдумывать всякую хрень, если ты таким способом хотел…
Но Коннор перебивает:
— Зачем андроиду-детективу стоять на протяжении нескольких часов около школы, где уже пропадали ученики, ещё и в мертвой зоне от камер? У вас есть и на это отговорка? Я думал, вы более компетентны в вопросах справедливости.
Рид отпивает небольшой глоток от новой порции виски и оттопыривает пальчик, как аристократ, устремив взгляд в потолок.
— Может, он ведёт собственное расследование? М? Не думал об этом? Возможно, он просто вёл слежку, наблюдал за потенциальными жертвами.
— Или выбирал следующую, — Коннор злится, диод мигает каждые две секунды красным. Он видит, что разговор детективу даётся тяжёло, но не может больше ждать. — Вы же сами знаете, что с РК900 происходит что-то странное, он ведёт себя не как обычный девиант. Если бы он был человеком, я бы назвал это раздвоением личности, но у обычных андроидов такого быть не может, только у новопробудившихся девиантов, и то, это распространяется лишь на отдельные модели. Андроид-детектив уже заранее создан с пониманием человеческих эмоций, хоть и на базовом уровне. Не обманывайте себя.