Довольный смех Гэвина после разговора с начальником Элайдже хотелось записать и слушать по вечерам перед сном, потому что такой истинной радости от того, что он, по сути, лишил себя нахождения с копией своего любимого человека, не было давно.
Гэвин всегда очень скромно показывал свои эмоции, особенно Элайдже, поэтому старший, заразившийся радостью от Гэвина, к вечеру был совершенно не готов принять разъярённого андроида в своём доме, который в первую же секунду кинулся на Камски.
Тогда Элайджа впервые применил запись деактивации тела андроида — набор цифр на экстренный случай, вырубающий опорно-двигательную систему, потому что Ричард был не просто зол — он был в бешенстве.
— Где он?
Неактивное тело андроида осело на пол, упираясь коленями в ковёр в холле, напротив большого портрета Элайджи, лишь диод мерцал красным цветом и глаза метали молнии в спокойного Камски.
— Спит. Ведь сейчас час ночи.
— Ты спрятал его от меня, — цедит Ричард. — А сегодня утром пришло оповещение, что у меня новый напарник.
— Я никого не прятал, — качает головой. — Что же тебя так разозлило? — медленно обходит по кругу недвижимое тело. — Это в первый раз, когда ты теряешь контроль и ведёшь себя импульсивно, как только что пробудившийся девиант. Успокойся.
— Хорошо, — Ричард постепенно успокаивается, диод горит жёлтым.
— Я прощаю тебя, но впредь знай, что таких нападок не потерплю, все же, я создал тебя, не забывай об этом.
Ричард молчит, но спустя некоторое время тихо выдыхает:
— Прошу прощения. Я знаю, что ты ни причём, но Гэвин… он… отказался от меня!
Элайджа вслух начитывает набор цифр, которые запрограммированы на включение двигательных процессов тела андроида, в воздухе слышно, как тириум «закипел», и садится в кресло, наблюдая, как Ричард, совершенно по-человечески, разминает, никаким образом не могущие затечь, конечности. Все же от человека в нем осталось намного больше, чем Элайджа думал.
— Может, лучше оставить все как есть? — Элайджа неторопливо прикуривает сигарету. — Пока он тебя не видел, у него улучшилось здоровье. Ты негативно влиял на него. Сам же знаешь.
— Но наша договоренность…
— Аннулируется, — отрезает Камски. — Эксперимент прошёл неудачно. Да, ты подходишь для работы в полиции, твоё сознание хорошо владеет телом, и вся накопленная информация от разума андроида в тебе замечательно прижилась…
— Но всегда есть эти чертовы «но», так ведь? — зло усмехается Ричард.
— Абсолютно верно. Здоровье брата мне дороже. Работай в департаменте или ищи другую работу, делай, что хочешь, ты ведь уже вписал себя в список девиантов, у тебя даже паспорт теперь есть, — смеётся, — думал, я не узнаю, что ты давно отошёл от своей задачи? Серьезно? Уже несколько месяцев я не вижу того, что должен видеть.
— Я не отходил от задачи. Мне нужно больше информации для…
— Заткнись, РК900. — Элайджа встаёт с кресла. — Я совершенно не могу тебя понять: ты кричишь про защиту моего брата, но при этом ты не даёшь ему жизни, затем ломаешь ему ногу. Странно выходит, ты вроде врач, столько лет в больнице проработал, а депрессию и нервное расстройство элегантно пропустил, будто так и должно быть. Чего ты добивался все это время? Нельзя так любить, это, блять, не любовь. Ты считаешь его своей вещью, полностью переключившись на него со своей задачи. А тем временем многие вопросы остаются нерешенными.
Ричард качает головой, подходя на шаг ближе к Камски.
— Я вижу, что он сам не знает, чего хочет. Ему просто нужно время.
— Нет больше времени! Ему лучше, когда тебя нет рядом! — вскипает мужчина, толкая андроида в грудь. — Неужели ты не понимаешь? Почему ты такой тупой? Он не может находиться рядом! Он не любит тебя, андроида, он любит другого Ричарда Карра, с которым учился в школе, с которым прожил столько лет под одной крышей и который умер. Умер, понимаешь? Для тебя нет места в его жизни, все эмоции, что Гэвин проецирует на тебя — лишь отголоски прошлого. Некоторые вещи нельзя заменить!
— Но вот он я! — кричит андроид и в глазах его боль. — Просто скажи ему правду, что это я, реальный я, что я не умер, что я жив! Что я просто теперь такой…
Элайджа потирает виски и грустно смотрит на своё творение. Нельзя было играть со смертью, нельзя было идти на поводу у Ричарда и своих желаний.
— А ты уверен, что это — жизнь?
Ричард закрывает глаза и медленно отходит от создателя. Руки его дрожат.
В противоположном крыле коттеджа Рид лежит и смотрит в потолок, понимая, какие же перемены его ждут буквально через пару дней.
Сердце болезненно сжимается от ощущения, что ничего хорошего дальше не будет.
***
Гэвин смотрит на привычное хмурящееся лицо Андерсона, погружённого в работу Коннора с мигающим диодом, Тина, пусть до сих пор с бинтовой повязкой на руке, но тоже в строю. Коллинз как всегда что-то громко рассказывает в кафетерии.
И такой привычный уклад заставляет Рида на секунду расслабиться, забыться, почувствовать себя все таким же цинично презирающим все и вся ублюдком, у которого в развлечениях было лишь доведение андроидов до ошибок в программе из-за постоянного сарказма, а цель была — влить в себя горячий ароматный кофе, да побольше и послаще.
Кажется, что ещё секунда, и на угол стола Рида снова примостит свой зад Коннор со стаканчиком кофе и будет рассказывать об очередном деле, которое он блестяще закрыл, молодец, возьми с полки сахарок.
Будто ничего не произошло, будто не было нехватки дыхания и страшных снов, не было панических атак и чувства преследования. Будто все было хорошо.
Рид выдыхает и чувствует на себе взгляд.
Кажется, ты очко расслабил, Гэвин?
Рано расслабил, — подсказывает Риду подсознание.
Ричард раздражён, он специально не смотрит на Гэвина — это видно невооружённым глазом, поэтому Рид впервые с удовольствием глядит на гипс, уже расписанный всеми в отделе, а затем провожает взглядом нового, пока временного, напарника андроида. Гэвин и имени этого бедолаги не знает, последний год у него вообще с социальностью в отделе все плохо стало, да и насрать вообще.
Ричард его показательно игнорирует — даже не подошёл поздороваться спустя столько времени порознь. Рида колет игла сомнения — а правильно ли он поступил, отказавшись от Ричарда? Но взгляд падает на тёмный закуток около туалета, где андроид часто зажимал его по вечерам, и сомнение уходит на второй план.
— Так, соберись, — шепчет сам себе, потирая шею.
Он сидит так уже около получаса в ожидании Фаулера и своего нового напарника из ФБР. Поступили новости, что в городе пропадают дети, школьники разных возрастов, ничем не похожие во внешности, причём некоторые как раз из той старшей школы, где учился Рид. Тела ни одного из пропавших подростков обнаружены не были, поэтому власти совершенно не понимают, с кем имеют дело, и это расследование было передано в юрисдикцию ФБР при участии центрального департамента Детройта.
Гэвин наблюдает за своим бывшим напарником и тихо смеётся, когда тот с каменным лицом слушает то, что с запалом говорит ему новый детектив. Кажется, этот парень был в патруле и, видимо, получил повышение, неплохо. И Гэвин как-то пропускает тот момент, когда на него падает чужая тень.
Рид про себя чертыхается и кое-как поднимается с насиженного места. «Сменил одного пластикового Кена на другого», — думает Гэвин, разглядывая мужчину напротив себя.
— Детектив Рид, — и Гэвина осеняет, где он его видел ранее. — Меня зовут Кевин Грей, кажется, вы должны меня помнить. Мы учились в одной академии, откуда я после перевёлся.
И Гэвин вспоминает, блять, с содроганием, как бухой на вечеринке в универе в первый и последний раз подкатил-таки к парню, и этот жаркий секс не раз помогал ему кончать в своих влажных фантазиях, как первый и последний, потому что этот Кевин, сука, идеальный. Он, конечно, не такой пиздатый, как Ричард, но если Ричи на пятнадцать из десяти, то Кевин на четырнадцать и девять десятых.