— Уже третья деревня страдает от разбоя, убито пять мирных жителей среди волшебников и два магла, — прочла Гермиона, нервно постукивая ножом по столу.

— Твои родители…

— Пока нет, — прервала Гермиона, нервно озираясь, — позже. Я работаю над этим, Гарри, честно.

Поттер кивнул, и Гермиона продолжила читать статью. Что-то было не так с этими нападениями — группа Пожирателей будто что-то или кого-то искала, двигаясь к северу страны. И Гермиона в который раз похвалила себя за то, что оставила родителей еще на год в Австралии.

Нападения совершались не только на семьи маглорожденных, но и полукровок, что было немного не в духе философии Пожирателей, хотя после смерти их хозяина они могли сменить приоритеты. Оставался вопрос: кем мог быть самопровозглашенный вожак новой стаи? Все ключевые фигуры из приближенных Воланде-Морта мертвы или отправлены на пожизненное, как Люциус Малфой. Управлять кем-то из Азкабана вряд ли получится — авроры сразу же опросили заключенных после первой атаки. Тогда дела вела какая-то мелкая сошка? Но кто?

Грейнджер посмотрела на Гарри: он тоже обдумывал варианты личности нападавшего, не видя никого и ничего вокруг.

За столом Слизерина было подозрительно тихо, Гермиона кинула на учеников быстрый взгляд: все нервно читали газеты и тихо шептались с соседями. Видимо, они чувствовали и понимали, что на них будут косо смотреть после статьи, ведь у большей части Слизерина родственники участвовали в войне на стороне Темного Лорда.

Но они же заплатили сполна, они не достойны презрения. Они… раскаялись.

Взгляд упал на Нотта. Он задумчиво водил пальцем по краешку бокала и смотрел куда-то в сторону преподавательского стола. Вчера прибыл новый учитель Защиты от Темных искусств, но ученики до сих пор его не видели. Поговаривали, что это аврор, а не появился он в Хогвартсе, потому что помогает в Министерстве в связи с ночным нападением.

Они всегда нападали ночью, перед самым рассветом, покрытые черными масками и черными плащами, как описывали их очевидцы. Сколько же боли в этот мир могут принести всего несколько людей.

Гермиона вздохнула. Нападения нападениями, а об учебе забывать не стоило. Она так и не открыла книгу, что передал ей профессор Снейп, а ведь та хранила ограниченные знания о зельях, лечащих кору головного мозга и восстанавливающие нейронные связи. Гермиона мечтала после учебы открыть свой собственный центр помощи, где лечились бы психические заболевания, а также магловские болезни, такие как рак, которые убивали волшебников, потому что зелья не помогали, а колдомедики просто не знали, как это лечить.

Мерлин, они даже шрам убрать ей не смогли. Пришлось обращаться в медицинский магловский центр и придумывать историю о маньяке, вырезавшем ей на руке слово «грязнокровка».

Гермиона подняла сумку и нагнала Джинни с Лавандой, что выходили из Большого зала. Она не заметила цепкий взгляд, провожающий ее до самого выхода.

***

Аппетита не было. Письмо от отца тяжелило карман, во рту даже после антипохмельного стоял кислый привкус огневиски, а новости в газете заставляли окончательно проклянуть сегодняшнее утро.

На них смотрели все в Большом зале. Не в открытую, конечно, — боялись, — а урывками, сразу же отворачиваясь, когда он замечал. Идиоты. Как всегда все подозрения летят на Слизерин. Больше всех пялились на Малфоя, потому что его отец был одним из немногих, кто выжил и теперь весело проводил время в Азкабане, только без дементоров.

Свое имя и имя отца он успел очистить, учитывая, что на каждом интервью говорил, как Нотт-старший поддерживал его морально и помогал, чем только мог, а в молодости лишь по глупости и неопытности вступил в ряды Пожирателей. И все свято верили в его невиновность.

Гермиона смотрела на него — он знал — поэтому специально перевел взгляд на пустое место за учительским столом. Пусть думает, что он озабочен отсутствием нового преподавателя. На самом деле, управлять ее мыслями и эмоциями было легко, и это радовало.

Встала, быстро накинув тяжелую сумку на плечо, и побежала, нагоняя однокурсниц. Он подавился, нервно постукивая себя по груди.

Юбка. Чертова юбка, которая еле прикрывала задницу, и ноги, облаченные в черные капроновые колготки. Она была на каблуках, и ее аккуратная прическа, волосок к волоску, что было необычно, открывала тонкую бледную шею.

Он быстро наколдовал темпус и тоже поспешил на выход. Сейчас у них История магии, и Тео знал, чем будет заниматься весь урок, но сначала следовало вскрыть письмо отца.

В туалете было пусто. Нотт открыл свободную кабинку и сел на крышку унитаза, распечатывая письмо с фамильным гербом.

Лишь пара строчек: «Если не хочешь потерять, то нужно вгрызться зубами и не отпускать. Сын, ты знаешь, что делать. Я нашел их, адрес пришлю завтра». Как поэтично, правдиво и коротко, в духе Ноттов. На ладонь упал браслет: тонкое плетение из белого золота с бриллиантами — нежно и со вкусом. Ей подойдет идеально. Руны практически незаметны, а маленький алый агат в середине плетения должен запомнить одну единственную владелицу. Теперь нужна лишь капля ее крови и все.

Она никуда не уйдет. Она будет его. Как он и мечтал. Всегда рядом с ним. Прав отец: нужно вгрызаться и не отпускать.

Тео улыбнулся; сегодня ночью он проверит, кто знает больше запирающих заклинаний: она, Героиня войны и отличница, или он, сумасшедший сын бывшего Пожирателя смерти.

========== Глава 8. Разрыв ==========

Если ты решил купаться

И с обрыва прыгнул вниз.

Но в полёте передумал

В речку мокрую нырять,

Прекрати паденье в воду

И лети обратно, вверх.

Изменить своё решенье

Может каждый человек.

Григорий Остер «Вредные Советы».

Драко чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Глаза чесались, словно он не спал всю ночь, а в носоглотке неприятно саднило, как у страдающего от жажды.

На него все смотрели, будто бы он снова в зале суда, и сейчас его судьбу придется вершить собравшимся ведьмам и волшебникам света. Ну, конечно, — Люциус оставил после себя прекрасное наследие, таким впору гордиться. Может, ему для пущего эффекта написать у себя на лбу: Пожиратель смерти?

Он рыкнул, сжав кулак и зубы.

Как же все бесят.

Эти идиотские взгляды на него, которые сразу же исчезают, стоит ему глянуть в ответ. Трусливые, все они.

Ладонь Панси ободряюще сжала его бедро, острые ноготки прошлись вдоль паха, только это ни капли не помогло отвлечься — Драко всегда считал чужую жалость хуже ненависти.

И сам себе запрещал кого-то жалеть.

Пусть лучше срывают на нем голос и кидаются проклятиями, чем качают головой, приговаривая: «Бедный мальчик. Как же он настрадался».

На стол упало письмо от… кто ему еще может писать, кроме матери? Он давно не читал ее абсурдно длинные поэмы. Уже третье письмо за четыре дня учебы, и ни одно из них он не открыл: не было сил читать попытки матери быть все той же стойкой леди Малфой.

Только от этой стойкости не осталось и следа.

Он любил маму, правда, любил — только она осталась у него в жизни, но ему было так страшно открывать ее письма, читать их и понимать, что его мама — уже другой человек, и они неаккуратной грудой так и пылились в ящике стола.

После напряженного суда над Люциусом они практически не общались. Нарцисса заперлась в поместье, пытаясь очистить его от следов пребывания Темного Лорда, а Драко с удовольствием путешествовал по Франции, остановившись у своей двоюродной бабушки. Там на него хотя бы не глазели на улицах и не показывали пальцем, нарочито громко шепча: «Это же тот самый, который пытался убить Дамблдора?»

Он знал, что поступает эгоистично по отношению к собственной семье, и должен находиться рядом с матерью в такой трудный момент, но просто не мог…

Он был труслив и чересчур эгоистичен, не мог помочь даже самому себе, так что не стоило думать о помощи матери.

Все, что он ей принесет — это призрак отца и сплошное разочарование.