— Благодарности? Не понимаю о чем ты, Нотт, — и яд почти капает с губ, отзеркаливая его улыбку, — сама пугается своих же желчных слов.
Она устало смотрит на него, понимая, как сильно он изменился, как сильно изменилась она. Перед ней уже не мальчишка, что дразнил ее за гнездо на голове и грязную кровь; перед ней молодой мужчина, который спас ей жизнь. А она уже не маленькая грязнокровная заучка — она та, кто разгадал загадки самого страшного волшебника столетия; та, что помогла уничтожить его. Все будто с ног на голову переворачивается, и ей это не нравится.
— Прости, что? — он смеется, громко и будто по-настоящему веселится. — Ты, по ходу, не поняла, что имеет под собой долг жизни, а ведь самая умная волшебница поколения, — качает головой в притворном удивлении и тихо цокает языком, — видимо, ошиблись, господа.
У Гермионы замирает сердце, а кровь будто превратилась в лед. Это плохо. Очень, блять, плохо.
— Меня спасли колдомедики, — неуверенно, тихо.
— Да что ты? Может тебе показать? — он протягивает ей свою палочку, будто издеваясь. — Давай же, посмотри. Ну же!
Он дает ей свою палочку. Грязнокровке, которую ненавидит, над которой не смеялся разве что по праздникам. Просто кладет в руку и подмигивает.
И Гермиона дрожащей ладонью берет в руки чужую силу. Она тяжелее ее собственной палочки, длиннее и толще, древко будто изгибается, словно нетронутая ветвь. Грейнджер чувствует приятную тяжесть в руке, палочка слушается, что очень непривычно после непослушного жезла уже покойной Лестрейндж.
— Легилименс.
Гермиона видит себя. Она худая и бледная, как призрак, в разорванной одежде и торчащим из груди штырем. Рядом тело уже мертвой Пожирательницы с отсеченной головой, и Гермионе от этого хочется выблевать все свои внутренности. Вокруг кровь: ее, текущая из пробитого легкого, и Беллатрисы из обрубка на шее. И кровь ничем не отличается: что ее — грязнокровки, что другой — аристократки, — такая же красная и горячая. Ей хочется сказать спасибо Нотту, что он не показал ее смерть. Она бы не выдержала.
Грейнджер переводит взгляд и видит, с какой тоской Нотт смотрит на нее, будто она не лежит, умирая и хрипя, а мешает ему пройти по коридору школы. Он наклоняется к ней, приглаживая волосы, почти ласково, и начинает выписывать незнакомые движения палочкой — Гермиона обязательно узнает, что это за заклинание — бормоча под нос что-то о безрассудных грязнокровках и ее тупых дружках. И вот, он берет ее за плечи и резко снимает со штыря, на ходу накладывая еще кучу заклинаний на рану, открывает маленькую сумку, такую же, как носит она, только из кожи, и вливает в нее зелья, одно за другим: крововосполняющее — минимум десять флаконов, рябиновый отвар, животворящее, укрепляющее — в глазах рябит от скорости того, как быстро он выливает содержимое флаконов в ее синие губы, массируя горло.
— Давай, маленькая, дыши, ну же, — Гермиона слышит отчаяние, когда он прижимает ее к своей груди, баюкая, как ребенка, но ни на секунду не прекращая движения палочкой.
И только когда она резко делает вдох, невидящим взглядом смотря ему лицо и сжимая его пальцы, лежащие поверх раны, он аппарирует ее в Мунго, кидая мешок с монетами колдомедикам, и тут же оказывается на опушке леса около сторожки Хагрида. Она выныривает из воспоминаний, как из теплого одеяла, и ошарашенно смотрит на него. В ноттовском взгляде так и читается: «Что, не ожидала, Грейнджер?»
И ей хочется пищать от волнения, злобы на саму себя и от клокочущего чувства вины, что она не верила Гарри, не верила, что ее просто спас слизеринец: безвозмездно, как она думала, но теперь она…
— Ты спас меня. Зачем? Чтобы я была тебе должна?
Она понимает, что плачет, только когда кожу с еще не зажившей царапиной начинает нещадно щипать.
Теодор сжимает пальцы в кулаки и серьезно смотрит в окно, покусывая губы.
— Ты иногда такая идиотка, Мерлин. Я просто шучу над тобой. Не настолько я ублюдок, чтобы требовать от тебя чего-либо, хотя простое: «Спасибо, что спас меня, Тео» услышать было бы приятно.
Гермиона, кажется, не дышит, недоверчиво округлив глаза. Он шутит? С ней? А не над ней?
— Спасибо, что спас меня, Нотт. Теперь ты можешь оставить меня? Я хочу… — она вскидывает руку в непонятном даже ей самой жесте, — просто дай мне побыть одной.
— Ты…
Он медленно встает, потирая ладони друг о друга, будто они чешутся, и просто смотрит на нее, кусая нижнюю губу.
— Хогвартс нужно помочь восстановить, не задерживайся здесь, — и снова этот приказной тон, что она привыкла слышать весь шестой курс, пока он был префектом.
Она невольно улыбается, слыша такие привычные отголоски прошлого, и устало накрывается одеялом с головой. Ей нужно поспать, а после она уже подумает обо всем на свете.
Комментарий к Глава 1. Порез
Мемасы к главе: Гермиона - https://ibb.co/gJ4CKLD
Гарри и Рон - https://ibb.co/ZH0tQ7V
Тео - https://ibb.co/60BVX0H
Обновления каждые 3 дня.
========== Глава 2. Ссадина ==========
Капля пота медленно стекала по виску, так и норовя упасть вниз на обнаженную спину девушки, что сладко стонала и двигалась навстречу удовольствию. Длинные волосы слиплись на затылке, и Драко с упоением намотал их на кулак, открывая доступ к шее и впиваясь в нее укусом. Кожа сладко-соленая, чистый кайф.
Вдохнул, закрыл глаза, притягивая ягодицами ближе к себе, врезаясь в нее так сильно, что шлепки их тел друг о друга разрывали ночную тишину квартиры не хуже крика Банши. Еще немного, совсем чуть-чуть и он кончит.
И все забудется.
Крики.
Проклятия.
Трупы людей.
Все забудется в вареве предстоящего оргазма, за что Малфой и любил секс — он помогал отвлечься от проблем насущных.
Девчонка — Драко, правда, не запомнил ее имя, окрестив «девчонкой», — слабо задергалась под ним, рукой массируя влажную полость и задевая острыми ноготками нежную кожу яичек до дрожи в коленях.
Малфой рыкнул, вжимаясь, как в последний раз, и кончил с тихим выдохом сквозь зубы, даже не думая, а успела ли она.
Горячая сперма побежала вниз по влажным бедрам, и Драко с упоением еще три секунды был в небытие, отрешенно наблюдая, как собственный член опадает, а девчонка довольно стонет, потираясь задницей об него.
— Это было волшебно, — шепчет она, оглядываясь через плечо, — повторим еще на днях?
— Обливиэйт, — и мерцание в карих глазах ничего не помнящей маглы.
Трахать их вошло в привычку после войны, ведь кто теперь захочет с ним, с Пожирателем смерти, предателем, общаться, не то что впускать в свое лоно.
Драко поморщился и взмахнул палочкой, убирая беспорядок, влил зелье в горло девчонки — ему наследники от маглы не нужны — и неторопливо оделся, ненароком замечая предметы незнакомого магловского мира. На глаза попалась коробочка с тонкими нитями и ушками на концах. Он видел такую же у Грейнджер и даже как-то слышал ее жалобы, что «телефон» не ловит сеть, и она не может позвонить родителям.
Странные они, эти маглы.
Ночной воздух был холодным и приятным, испаряя последние капли пота с шеи Малфоя. Он неторопливо брел по улице, считая, в скольких окнах горел свет, и старался ни о чем не думать: ни об отце в Азкабане, ни о матери, потерявшей в весе, ни о Панси, что осталась совсем одна, ни о баснословных суммах выкупа за свободу. Просто. Ни-о-чем. Особенно не думать о своем будущем и о своих снах, где он издевался над телом хрупкой…
Сова тихо ухнула и облетела вокруг него, сверкая желтыми глазами. Села на лавочку неподалеку от фонаря и уставилась в ожидании, пока он подойдет.
— Это для меня, красавица?
Сова смотрела на него как на идиота, подразумевая, что «кроме тебя, глупый мальчишка, никого тут больше нет». Драко ухмыльнулся — даже птица его теперь не уважает. Блестяще.
Письмо из Хогвартса с просьбой вернуться на последний год обучения для сдачи экзаменов. Неожиданно. Он думал, что про него все забыли. Значит, мама связалась со старухой Макгонагалл.