Ему отвечали.
Разжав плен челюстей, дали добро на углубление действий, поплывших вместе с мыслями Фарма, потерявшего возможность концентрации на чем-то конкретном кроме приятного тепла тяжести массива костей Хоррора на нем, его дыхания, почти жадного и весьма сладкого, и его языка, плавно оглаживающего внутренние изгибы зубов и ребристого костяного нёба. Тот в свою очередь не преминул возможностью ответной ласки, ощутив, как в нем самом клокотало какое-то жгучее нетерпение, порыв, поддавшись которому чужой, бордовый язык был прикушен, рождая в его обладателе грохот довольного урчания.
Голоден до касаний… Разве это относилось лишь к Хоррору?
Фарм вдруг подумал, что никогда ещё не ощущал эту разницу, “до” и “после”, столь явственно. Не понимал, как ему не хватало подобного, и это родило объяснение смутной тяги к такой созвучной, родной, душе… Хоррор разорвал их спонтанный поцелуй, опускаясь к шее, несдержанно ее лизнув и кусая до пятен темной зелени, рождённой болью, спутанной томным удовольствием, но Фарм все же просяще попытался высвободиться из плена рук, все ещё вжимавших его собственные в ковер у головы.
— Ох, Хоррор, легче, легче, тшшш, ммм, — монстр сжал зубы, но его просьба была услышана, и язык жаром лизнул эту метку, унимая боль нечаянного повреждения, а его выдох прошёлся мурашками, пересчитавшими каждый позвонок, убегая в пролет отверстий где-то в крестце, замирая там приятным покалыванием.
— Прости… Ты такой… Сладкий, — тягучая вибрация с хрипотцой рвала крышу не хуже смерча однажды снесшего почти всю черепицу его дома. Хоррор отпустил его руки, ложась рядом, прислоняясь лбом ко лбу, рассматривая жаром огня в левой глазнице ледяные, мягкие снежинки взгляда того, кто позволил быть рядом без лишних объяснений, просто желая его одного видеть рядом. Каждый из них этого желал…
— Не зря купил сладости, да? — улыбнулся разомлевший Фарм, ощущая, что от действий этого молчаливого, большого монстра превращался в растаявшее на солнце масло, податливое и мягкое. Дыша его выдохами, глубокими и долгими, воображение невольно рисовало что-то абсолютно неприличное, спирая этим его собственное дыхание. И плевать было совершенно, насколько это все выглядело правильно или неправильно. Какая, к черту, разница, когда вам вдвоем просто хорошо? Приятно, сладко и тепло…
— Не зря, — прогудел его голос, и фермер точно не знал, был ли это ответ на вопрос озвученный или на что-то, о чем они оба размышляли, тихо нежась в теплоте близких друг к другу тел. Уютом ласковой неги шелестел по окнам дождь, ускоряя приход ночи, в которой скрывалось нечто новое. Что-то неподвластное описанию простыми словами, но вполне ощутимое на подсознании.
Чем рисовались эти эмоции? Ливнем, затихшим к утру мягкой моросью тумана… Дыханием, таким близким, что одно от другого невозможно было отделить… Птицами, улетавшими на юг тонким клином множеств силуэтов, ронявших размытые пасмурностью едва видимые тени на крышу дома, под которой две души и два существа друг без друга себя больше не мыслили…
Проснувшись почти одновременно, они столкнули друг с другом теплые и сонные взгляды, тут же улыбаясь в неге воспоминаний ушедшей, но очень долгой ночи, чтобы снова обняться и долго-долго чувствовать, как вздымалась клетка ребер в ритме неторопливого дыхания, снова погружая в утреннюю дрёму, рожденную доверием, скрепленным такой связью, которую ничто разорвать не было способно.
Этот голод был утолен на длину их жизни. Жизни, которую они обрели лишь друг в друге.
========== Дыши [ПаперДжем/Фреш] ==========
Комментарий к Дыши [ПаперДжем/Фреш]
По просьбам трудящихся <3 Аж несколько человек захотели, так что наслаждайтесь.
Блики преломлялись сотнями искривлённых кусочков зеркал, отражая солнце в причудливых лепестках озёрной глади. Лес подступался ближе, но робко вставал хвойными породами чуть поодаль, будто не решаясь достигнуть берега, укрытого мягким покрывалом песка, у границы которого сидел монстр, недовольно щуря цветные глаза, один из которых уже давно держал форму злого алмаза, выдавая в обладателе необычного взгляда явное недовольство. Он иногда что-то бурчал раздражённо, срывая несчастные пучки травинок рядом с собой и бросая их в сторону, а если попадался камушек, то он прицельно летел в кромку ненавистной ему воды. И дело было не в им самим придуманном мифе, что тот, якобы, растает, стоит ему в нее попасть, а в самом обычном страхе, который парень прятал за этой легендой.
Он просто не умел плавать.
А если ты чего-то не умеешь, то ты автоматически считаешься на этом поприще слабаком, чего ПиДжи совсем не хотел. Его это злило. Бессильно, а оттого настолько жгуче, что стоило только подумать об этом, как золотистые зубы стискивались до скрежета, вырывая из недр спрятанной за тканью худи тела нечто, напоминавшее рычание. Но и отказаться сюда приехать тоже не смог, ведь когда его просил он… ПаперДжем терял остатки здравомыслия, словно оно вытекало из его дымно-черного черепа подобно вихрам клякс, от него отделяющихся. Не мог монстр устоять, когда это большое, разноцветное существо спокойно предлагало составить ему компанию на летнем отдыхе. Фреш был старше него, значительно старше, и, возможно, видел намного больше, чем ПиДжи, а потому умудрялся утянуть его с собой, даже когда темный скелетоподобный монстр был в состоянии, где в нем оставалась лишь склонность к уничтожению всего, чего касался разозленный взгляд. Фреш был единственным, кто, оказавшись рядом, умудрялся успокоить парой фраз или касанием, до которых был до странного жаден, туша пожар его вспыльчивой натуры взглядом, брошенным через слегка опущенные очки. Но сейчас это напряжение не уходило: монстр возле собственного потаенного страха чувствовал себя неуютно, и это его бесило…
— Йо, малыш, чего грустишь? — нараспев протянул голос высокого скелета, бодро шагавшего к ПиДжи с пляжа, попутно натягивая на череп бейсболку и лучезарно улыбаясь.
— Я не грущу, отвянь. Жарко просто, — буркнул монстр, продолжая сердито рвать травинки цветными пальцами, путавшимися в зелени покрова пятнами маджентового, шафранового и дымчатого оттенка, которые до странного любил Фреш, часто и подолгу залипая на их созерцание. И сейчас он едва устоял перед этим соблазном и все же продолжил разговор, прилипчиво желая узнать, что так огорчало его маленького друга, которого он знал с детства.
— Если жарко, иди в воде охладись, за одно окунание точно не растаешь, — предложил он, расстилая полотенце на пятнах солнечного света, чтобы то просохло, подставляя натянутую на тело футболку его теплу, столь приятному и уместному после купания.
— Ага, ещё чего предложишь, кислота? — прошипел тот, злобно щурясь, но Фреша его резкость нисколько не обижала. Скорее тревожила, служа верным признаком его явного дискомфорта.
— Хей, бро, что стряслось? Я думал, мы пришли освежиться, жарко ведь, — он по панибратски закинул на хрупкие плечи руку, ощущая плисовую нежность в местах соприкосновения их костей. Тело ПиДжи отличалось от простых монстров-скелетов, и для Фреша это было практически триггером, мимо которого пройти было выше его сил.
— Ты постоянно мне про воду втираешь, что, так хочешь, чтобы я туда лез? На слабо взять вздумал? — кипятился чернильный, вызвав у старшего явное замешательство, ведь сам он воду весьма любил и плавать мог не хуже мастеров спорта, но такая вспыльчивость на ровном месте удивила даже его. ПаперДжем стряхнул с себя его руку, решив, что с него довольно этой тайны. И желая ее раскрыть, он упрямо поднялся и поплелся к кромке волнующейся глади весьма крупного водоема, попутно глуша свой ужас судорожными вдохами и злостью, провожаемый недоуменным взглядом старшего монстра, которому происходящее все меньше нравилось. Он поднялся следом, желая что-то сказать, но прежде, чем он успел это сделать, как раздался плеск воды, в которую со злым разбегом нырнул его младший друг. Фреш фыркнул и подошел к береговой линии, лениво пиная босыми ногами песок, в ожидании, когда вынырнет монстр. Волны в месте его ухода под воду шли кругами и пузырями, да только вот парень не вынырнул, оставляя за собой странную полосу темной синевы чернил, расплывшуюся шлейфом в течении темной глади, от которой душа Фреша едва не покинула тела в полном ужасе.
