3 февраля стало датой начала нашей войны. Войны людей, которые двадцать лет назад поклялись любить друг друга вечно и быть друг с другом в горе и в радости.

Я не буду здесь описывать суд. Хотя ему можно было бы посвятить отдельную главу. Скажу только, что суд тянулся ровно год. С бесконечными заседаниями, адвокатами, свидетелями и прениями сторон.

В поисках обоснований своих непомерно высоких финансовых требований ее адвокат делал постоянные запросы в банки, страховые компании и налоговые органы. Сначала за отдельные периоды, потом за все двадцать лет. Больно было видеть, как любимая женщина последовательно и жестко пытается выжать деньги, которых у меня не было. И как искажались ее адвокатом в угоду изначально выбранной линии подробности нашей с ней жизни. Все это казалось каким-то сюрреалистическим цирком. Я без особой надежды предпринял еще несколько попыток примирения. Напрасно. Она не верила мне. И общалась в безапелляционно ультимативном тоне.

Я не узнавал ее в зале суда. Вроде те же черты лица, та же походка, движения. Только глаза и голос чужие. Совсем чужие. Она видела во мне врага. А я продолжал любить ее. И даже жалеть.

«Я хочу завершить этот процесс мирно, по-христиански, – сказал я на исповеди, – но не знаю как. У меня нет таких денег. Мне остается молить Господа о справедливом суде. Я готов вверить Ему свою судьбу и сделать так, как Он скажет».

Батюшка молчал. Он вообще немногословный. И строгий. Я ждал с замиранием сердца. Потому что верил, что сейчас через него со мной будет говорить Господь. И вовсе не факт, что мне понравятся Его слова. А ведь придется исполнить все, что Он скажет. Абсолютно все. Велит отдать квартиру, и надо будет отдать. Ведь это будет Его, Божий суд. Я продолжал ждать. А батюшка все молчал.

«Защищайся, как можешь, – промолвил он наконец густым и четким баритоном, – найди хорошего адвоката и не сдавайся».

И тут я понял, что у меня развязаны руки. И я защищался, не жалея ни сил, ни времени, ни средств. Адвокат у меня был опытный и хорошо знавший бракоразводное дело. Я выполнял все его рекомендации. Для этого пришлось забыть и про любовь, и про жалость, и про порядочность. Это было очень нелегко, но я понимал, что идет война. Война, в которой по отношению ко мне ни разу не было проявлено ни жалости, ни снисхождения.

В итоге судья склонился к позиции, разработанной моим адвокатом, и принял решение, которое меня полностью устраивало. Ее адвокат подал апелляцию, но не предоставил вовремя обоснования. Решение суда вступило в силу ровно через год и две недели после его начала.

Я не испытывал радости. Хотя определенно чувствовал удовлетворение. Ведь для меня это был не просто суд, а Божий суд. И решение суда я считал справедливым. Ведь это было Его решение. А в Его справедливости я не сомневался ни секунды.

Но помимо удовлетворения была еще боль. Боль утраты. Я понял, что пока тянулся процесс, из моей жизни уходила женщина, которую я любил многие годы. Я продолжал ее любить и сейчас, но знал, что ее больше нет в этом мире. В зале суда сидела совсем другая женщина, жестокая, холодная и чужая. А моя любимая ушла. Ушла далеко в прошлое. И больше никогда не вернется.

25 мая

Я сидел за пианино и играл. Пианино оставалось едва ли не единственным еще не упакованным предметом в доме, сплошь заставленном большими коробками с надписью «переезд». Мы разъезжались.

Пятикомнатную квартиру, которую теперь предстояло покинуть, я считал своим детищем. Проект по улучшению наших жилищных условий занял почти пять лет. Я до сих пор считаю это настоящим чудом. То, как нам удалось переехать из 50-метровой двушки в 100-метровую квартиру, фактически соединенные трешку и однушку с двумя санузлами и тремя лоджиями. В десяти минутах ходьбы до огромного парка и в двух шагах от метро. Это была квартира моей мечты.

Когда 15 лет назад мы начали всерьез думать, что не можем больше жить с двумя разнополыми детьми в одной комнате, мы едва надеялись на трешку. И даже на трешку я не представлял, где взять денег.

Помню, тогда в Москву привезли мощи святого Спиридона с острова Керкира. Я отстоял несколько часов в очереди, чтобы попасть к ним. Святой Спиридон имел репутацию помощника в трудных житейских делах, в том числе в жилищных. Множество людей шло просить его что-то устроить. И я тоже пошел, хотя в то время еще мало верил в чудеса. Но молился усердно. Потому что не представлял, какими известными мне земными способами можно решить наш вопрос. Стоя в очереди, я успел прочитать акафист святому раз пять или шесть. И все равно в чудо не верил. Лишь слабо надеялся.

Но чудеса начались. Сначала я неожиданно получил большой годовой бонус и прибавку к зарплате. Это дало возможность купить маленькую двушку с окнами на Донской монастырь. Через полтора года я впервые стал генеральным директором с весьма приличным окладом, а за это время цены на недвижимость неожиданно взлетели вверх. Настолько, что двушка выросла в цене более чем в два раза. Похоже, само ее расположение у монастыря тоже было не случайным.

Теперь, оперируя двумя двушками, мы решили замахнуться на четырехкомнатную. Только чтобы получить необходимую для ее покупки сумму, надо было выставить обе наши двушки на продажу по цене на 30% выше рыночных. Мы рискнули. И параллельно начали искать свою. Искали полгода. Посмотрели больше двадцати квартир. Рынок был на подъеме. Глаза разбегались от выбора. Но всякий раз чего-то недоставало. Когда нашли эту, в которой было пять комнат, три лоджии, два санузла и очень удачное расположение, я почувствовал сердцем, что она – моя.

И тут произошло новое чудо. Совершенно неожиданно нашлись покупатели на обе наши квартиры. Денег хватило ровнехонько так, чтобы купить квартиру, которую мы только что нашли для себя. Сделка была сложная, в цепочке пять покупателей, включая ипотечников. И все прошло гладко. И так же гладко потом прошел ремонт, который обычно считается катастрофой, но который мы очень спокойно и быстро провели за три месяца с очень хорошей бригадой по рекомендации. Везде в истории с этой квартирой все проходило удивительно гладко. Вот так: робко мечтали о трешке, а оказались в пятикомнатной. Я чувствовал здесь настоящую Божью помощь. И молитвы святого Спиридона.

Следующим летом мы всей семьей поехали на Керкиру благодарить святого. Поехали в его праздник и участвовали в крестном ходе через весь город. Удивительно светлая была поездка. И потом в моей жизни было еще много совершенно чудесных событий, связанных именно с ним. Сейчас святой Спиридон мне совсем как родной. Но обо всем в свой черед.

Невыносимо тяжело было оставлять дом, в который было вложено столько душевных и физических сил. Да и денег. Тяжелая тоска и безысходность переполняли меня. Только музыка могла хоть как-то их унять. И вот я сидел и играл. Играл что Бог на душу положит. В мажоре. Не знаю уж почему, но моя самая беспросветная тоска всегда в мажоре. Прямо как в любимых мною шотландских балладах. Потом стали приходить слова:

<<Далеко берег, не видать,>>

<<Высоко небо, не достать,>>

<<Сердце вновь рвется на куски,>>

<<Боже, помоги, Боже, помоги>>

<<Обрести мир моей душе,>>

<<Спрячь меня в ветхом шалаше>>

<<Далеко от моей тоски>>

<<У большой реки, у большой реки.>>

Песня сложилась быстро. Я решил спеть и записать ее на диктофон, чтобы не забыть. На словах «сердце вновь рвется на куски» я осекся. Потому что это не были простые слова из чьей-то чужой песни. Это была моя песня и моя собственная жизнь. И мое сердце. Которое самым настоящим образом почти разрывалось. Записать все от начала до конца я сумел раза с пятого. Стало легче. Хотя и ненамного. Правда, записью я остался доволен. Нечасто мне удавалось исполнить свои сочинения с таким большим чувством.