— Итак вы представляете семейство гробовщиков, насколько я помню мой дядя вчера заключил с вами сделку, следуя которой все трупы бездомных и неопознанные тела вы передаете нам.
— Именно. Но зачем они вам понадобились? Если ваша семья представляет какое-то учреждение, почему бы не обратиться от его имени?
— Потому что все исследования проводятся здесь, в нашем доме. Понимаете отец совершенно не желает видеть кого-либо из своей династии в госпиталях или больницах. Он полагает, такие знатные люди как мы не должны возиться с чернью, и все же некоторые из нас заинтересованы в подобного рода исследованиях. Сейчас семья предоставит нам необходимую литературу и материалы, а мы потом спасаем жизни своих братьев и сестер.
— И что такого знатного в вашем роду, неужели от самой королевы произошли?
— Нет, королева и прочая знать тут не при чем. Наша семья заработала себе имя и состояние исключительно работой и сплоченностью. Один стал великим писателем, второй — математиком, третий художником, четвертый — судьей и вот так постепенно в любой сфере появилась минимум одна фамилия нашей семьи. Мы сохраняем семейные узы, как угли в пламени, поэтому наш род не угасает, а горит все сильнее с каждым днем.
Услышанное заставило Леона улыбнуться.
— А у нас есть что-то общее. К слову, не найдется ли среди вас гробовщиков?
— Простите меня за эти слова, но подобного рода работа запрещена в нашей семье. Понимаете…
— Слишком плохо пахнет, должно быть. Ничего, чем меньше конкурентов тем лучше.
Позади раздался визг, в коридоре замаячила тройка детей, но заметив чужака малыши спрятались за дверью. Затем их догнала какая-то женщина и поколотила так, что один из детей заскулил словно щенок. Тейкеру подумалось, не спроста их родители нашли общий язык.
— Что вам еще нужно знать? — Спросил Герман, заметив что собеседник отвлекся.
— Нет, этого достаточно. Сделка остается в силе. Благодарю, что уделили мне свое время.
Казалось, никто ничего не заподозрил и Леон спокойно пошел домой, однако на следующем повороте его остановил какой-то мужчина средних лет, судя по виду — только что из леса. От него пахло хуже чем от покойника — звериными шкурами, кровью, на поясе болтались хвосты и меха, за спиной — ружье.
— Что вы делали в поместье Вольферов? — Спросил он, обнажая стертые до пеньков зубы.
— Улаживал дела, я ведь гробовщик рано или поздно со всеми переговорить придется.
— Гробовщик… Тебе уже доводилось хоронить членов их семейства у себя на кладбище?
— Нет, они только интересовались такой возможностью на будущее.
Затащив Леона в темный переулок незнакомец приставил к его горлу охотничий кинжал.
— Кого ты обмануть пытаешься, щенок? Вольферы хоронят покойников только в личном склепе.
— А мы должны будем подготовить церемонию в случае их смерти. — Выкрутился Леон. — Сами-то они не собираются заниматься такими унизительными делами.
Прокатило. Чужак отпустил Тейкера и побежал прочь, скрываясь в толпе. Юноша понятия не имел, что это за человек и почему он к нему прицепился, но если он был врагом Вольферов борьба с ними упрощалась.
Вечером Леон упросил отца разрешить ему помочь Адриане с чисткой надгробий. Мачеха надела накидку черного цвета, предназначенную для слуг, и пасынок проводил девушку через черный ход — к счастью у него были ключи от калитки.
Адриана разрешила ему понаблюдать за встречей, точнее — проследить, чтобы никто их не потревожил. Гробовщик остановился у бывшего дома своей мачехи, она же направилась на восток — к холму, где росла мохнатая ель.
Там ее уже ждал герой — юноша в грязной куртке из свиной шкуры. Они побежали навстречу друг другу, обнялись, начали что-то говорить наперебой, останавливая вторую половинку, извиняясь и вновь перебивая. Леону доводилось слышать подобные слова, точнее иногда он читал что-то подобное на эпитафиях. Естественно, Бенджамин подобными речами своих невест не баловал, а утешение они находили в поэзии и женских романах.
Райдо замолчал, его возлюбленная начала долгую речь. Он внимательно слушал, кивал, один раз хотел что-то сказать, но девушка остановила его. Наверняка весь план побега мачеха продумала сама. Наконец-то влюбленные посмотрели на Тейкера, Адриана позвала его жестом руки.
— Леон, ты ведь хорошо знаешь свое семейство. Скажи, куда мы можем уехать, чтобы они нас не потревожили?
— Это нелегкий вопрос. Тейкеры живут везде, где есть кладбища. Возможно, в каком-то селе или даже на хуторе, там где покойников везут за километры от дома… Хотя даже туда они поедут, если узнают о чьей-то смерти.
— Значит на отдаленном хуторе?
— Место не самое безопасное, но лучше ничего не найти.
— Я знаю одно поселение фермеров на юге от сюда. Ехать туда не меньше недели, а в такую погоду возможно и две. — Вмешался Райдо.
Когда Леон передал свинопасу первое письмо тот не поверил, даже увидев подчерк и узнав слова, которыми она его называла. Он ждал подвоха, хитрости, ловушки. На второй раз недоверия было меньше — в конце концов гробовщик передал письмо и даже принес ответ. Сейчас он держался гордо, делая вид, что перед ним раб.
— Не смотрите на меня так, словно вас мне Бог в наказание послал! Езжайте хоть в карете хоть в телеге — мне все равно.
— Тогда, как я и сказал, сядем на повозку. К сожалению перевозчик отбывает послезавтра, тогда-то мы и встретимся у городских ворот. Твоя помощь больше не понадобится, гробовщик, а теперь дай нам побыть наедине.
Не имея ничего против Леон вернулся на прежнее место. Его больше не интересовала эта история, разве что хотелось проследить, чтобы мачеха ничего не украла. Влюбленные продолжили шептаться, хихикать, метать друг в друга горящие взгляды. А тогда пошел снег, Райдо напуганно посмотрел на небо и сказал что-то о высших силах, после чего Адриана отвлекла его нежным поцелуем.
Снег касался ее пушистых волос и спадал по черной накидке. В тот момент она не была похожа на гробовщицу — такая веселая и счастливая, хотя некоторые родственники Леона веселились с утра до зари. Отец говорил, это излишки воспитания и влияние культуры других стран, но возможно это их ветка рода была такой грустной от дурного влияния Бенджамина?
***
Любовь — это прекрасное чувство. Она бывает разной. Любовь семейная, между лучшими друзьями, вперемешку с восхищением к своим лидерам и вдохновителям. Любовь по расчету — разумная, работает строго по плану, любовь страстная — гаснет также быстро как разгорается.
А какова любовь Адрианы? С одной стороны ее ждет обеспеченная жизнь без ужасных последствий вроде общей спальни и поцелуев со стариком, с другой — холодная зима в обветшалом домике в обнимку с вонючим свинопасом.
Она выбирает второе. Любит ли мачеха по-настоящему? Не думаю. Ее любовь основана на книжках и сказках, каждое ее мгновение наполнено сладостью и поцелуями. Ах, как же она трепещет над ней, как боится опорочить это светлое чувство! Но рано или поздно на алой розе начнут увядать лепестки.
Любить это не значит избегать неудобных моментов и каждый день, как для галочки, говорить не меньше десяти комплиментов и дарить минимум три поцелуя. Любовь это то, что помогает нам переживать эти моменты. Иногда спокойный взгляд может сделать то, на что ни способен даже самый страстный поцелуй.
Моя мать испытывала такую любовь — всю свою страсть, все свои нежности она подавляла в себе и прятала. И если Адриана пытается играть влюбленную, то Розалина исполняла роль равнодушной, ведь брак ее был холодным расчетом.
Эта любовь словно болезнь убивала ее. Я часто слышал как матушка рыдала, опуская голову на холодный могильный камень. Только мертвые слушали ее бесконечные жалобы, они всегда готовы слушать, ведь большую часть времени их никто не навещает.
Моя любовь… я боюсь назвать ее настоящей, хоть и уверен, что любил свою мать. Даже когда ее хоронили в семейном склепе и тело было покрыто трупными пятнами. Некоторые Тейкеры, тогда им было лет десять-тринадцать, испытывали отвращение, но не я. Эта любовь такая жуткая, даже для меня. Смотреть на гнилой труп, то, что мы называем «товаром» или «клиентом», и при этом все еще относиться к нему как к живому человеку.
