В Запретном лесу об этом давно известно, и план наступления уже готов. Скажите, стоит ли нам менять его ради вас, что один смертный может сделать такого, чего не вытянут легионы мертвецов?»
Он держал в руках письмо, как и много лет назад, тот же подчерк и та же краткость, но теперь оно адресовалось не сестре, и не было никакого проклятия для любопытного мальчишки, что осмелился его прочитать, не зная половины слов. Тут было только одно проклятие — его собственной глупости, ошибка, которая теперь лежала на плечах Юриана, как бы не хотел вампир забрать жизнь мессии, именно потомок Люксилины должен сделать это.
***
Со дня посвящения, наступления которого Мадлен ждала, ее внешний вид сильно изменился. Так странно, женщина, что просила любимого обратить ее в чудовище, теперь носила исключительно закрытые наряды и огромную корону, скрывавшую безволосую голову. Тем не менее новоиспеченная королева ко всему смогла привыкнуть, и теперь пришло время очередного — самого главного — испытания.
Итак, последний день лета, тот самый, когда был рожден мессия тридцать лет назад. Вот уж и солнце садиться. Он должен войти в храм, совершить ритуал и стать единым целым с могучим артефактом, а после захода солнца пробудится его теневая сущность, и они сольются воедино.
Изначально этот ритуал придумали для падших ангелов — самых верных из них. Сердце света дарило способность исцелять и снимать печати тьмы, только крыльями не наделяло… А отец Тераса был такой тварью, что его закрыли на замки две противоположные стихии — он стал их точкой преткновения, вопросом, в котором высшие пришли к единогласному решению.
Мадлен, как единственной (она надеялась, что другой уже и не будет) супруге поручили охранять вход в святыню, ее окружали тени в телах чудищ, что уже не могли покинуть своих телесных воплощений, и войти внутрь тоже не могли. А она могла, ничто не связывало душу правительницы с тенями, однако, Терас пожелал, чтобы его сопровождал только Юриан, а остальные ждали у входа.
Уже завтра все станет по-другому, окончательно и бесповоротно. Воспитанник полузверей утвердиться как король долины Ив, а позднее — всей Паладии. Она станет королевой, не самозванкой а именно что настоящей полноправной хозяйкой, и уж точно позаботиться, чтобы не было других жен, и чтобы никто не вырыл ей яму, как покойной наставнице.
И вот случается то, из-за чего новоиспеченный король выставлял стражу — со стороны леса, чьи тропы даже чудищ страшат, к храму приближается армия нежити. Не все так страшно: войск достаточно, чтобы сдержать легион мертвецов, главное, чтобы их лидер не прорвался, вот с ним-то и предстоит сражаться Мадлен.
Она прекрасно знает, что этот вампир сделал с Ксаной, думается правительнице, ей он придумает муку похуже. Но та рогатая искусительница была пустоголовой мечтательницей, она не умела выживать, а ее соперница только тем и занималась, что вертелась в безумном водовороте придворных интриг, как корабль в море.
Начиная наступление Седига внимательно осматривает толпу — среди воинов должен быть полководец. И вот на него выскакивает рогатая дева с булавой, оружие выдерживает две вспышки ярко-зеленого цвета, и приземляется в сантиметре от посоха мага.
— Тебя сюда никто не звал, проваливай! — Замахиваясь во второй раз кричит девушка.
У вампира есть опыт сражения с воинами в ближнем бою — и весьма неприятный. Риск сломать посох максимальный, шансов ударить этим самым посохом — мало, с другой стороны от заклятий на малом расстоянии почти нереально увернуться, а подумать, что это за заклинание и как его блокировать — тем более.
Они сражаются несоизмеримо долго — ни одни часы не способны отмерять время, когда идет бой. Одно напрягает лидера союза: солнце садится. Времени у него не очень много, ведь после захода силы окажутся на стороне чудищ, а ему надо добраться до храма.
«У меня есть клинок, думаю, вы прекрасно знаете, о каком я говорю, оба прекрасно знали, когда стащили его из библиотеки темных эльфов. Можете сомневаться в моих рыцарских подвигах, и сделать все своим недо-посохом — против мессии он не поможет, я предлагаю…»
Тогда вампир отложил это письмо, теперь же всерьез задумался. Мадлен была тяжело ранена, ее закрыли собою тени. Он мог бы успеть уничтожить их, даже без помощи мертвецов, и добить врага, мог забежать в храм, но сын Георга уже взялся за уничтожение Тераса, а ему дал другое задание.
Порождение верховной тени и грешной имперки Алессы, убийца его любимой, Седига желал убить его всей душой еще задолго до того, как мессия был рожден. Но сейчас ему пришлось отступить, со всех ног рвануть (а в отличии от рыцарей маги редко носились по дорогам) в замок, потому что Юриан взял на себя такой риск, взамен на сохранность жизни своих детей, нельзя было его подвести.
А еще этот меч… Его полуэльфу дала сестра, значит, на то была ее воля.
***
До захода солнца оставалось несколько минут, когда Терас решился на разговор. До этого он стоял у алтаря, раз за разом повторяя слова, что должен сказать без запинки для удачного свершения ритуала. Юриан стоял там, где ему приказал остановится товарищ — у первых лавок, даже не удосужился сесть.
— Ты мог бы ободрить меня, сказать что-то вдохновляющее, я ведь поддержал тебя в день восхода на трон.
Именно сын теней посоветовал ему убить мать, ведь стать полноправным правителем можно было лишь выйдя из тени той, что дала ему жизнь. Какая ирония! Теперь бывший советник так же устранял его, чтобы и самому взять бразды правления. Полуэльф затруднялся сказать, была ли эта часть плана преднамеренной.
Азеркина могла удавить или вышвырнуть друга своего сына, если бы тот слишком часто попадался бы ей на глаза, так же за ее плечами лежали сотни лет служения в рядах фениксов — далеко не последних воинов острова Жизни. И чем больше маленький король жил с матерью, тем сильнее попадал под ее влияние, терял способность к сопротивлению. Убить ее было необходимо, чтобы остаться при дворе и не потерять храм с заветным артефактом.
С другой стороны они дружили, по-настоящему, и сам Терас, сын Георга верил в это всем сердцем, ценил товарища. Возможно, он хотел сделать из того полноправного хозяина королевства, или просто вырвать больную занозу из душевной раны, чтобы та начала затягиваться.
Ну или третий вариант — воспитанник чудищ попросту выполнял долг, в конце концов спасение жизни немало весит.
— Я помню. — Подытожив все это в мыслях, но так и не придя к одному выводу, ответил Юриан.
Он сел на лавку и товарища позвал присоединиться, как в старые добрые времена, без всяких правил этикета и формальностей. Терас согласился, павший король сложил руки на коленях, борясь с соблазном ухватиться за клинок. Он взял оружие незадолго до того, как слуги передали приказ своего господина, как и в случае с посохом Седиги, никто не обратил внимание, оружие для воинов Палади было почти что частью тела.
— Итак, ты собираешься стать правителем, так далеко зашел, и все еще не намерен отступаться. — Полуэльф надеялся, что хотя бы часть ораторского искусства от отца передалась, ему бы сейчас не помешало. — Я никогда не любил нудной бюрократии королевства, а беды других забрали много времени, лишили меня приключений, времени с семьей и многих вещей, о которых я мечтал. Но все эти годы, пропуская первые слова своих детей, откладывая книгу по траволечению, выслушивая недовольства людей я держал корону, хотя мог бы отдать дела супруге и заняться своими. Я делал это в память о былом короле, чтобы он и его предки мной гордились, а почему же ты решил сотворить то, что делаешь, кто тобой движет?
— Все та же родня. — Не задумываясь ответил мессия. — Моя душа была рождена полутенью, у нас нет другого пути. Рыбы не смогут жить на суше, некроманты никогда не обзаведутся детьми, а тени не станут мирными послушниками Люксилины — нет смысла идти против природы.
Словно подтверждая его слова, что-то стукнулось в дверь, да так сильно, словно сами боги решили повозмущаться и навестить незваных гостей храма.