Рагнар понимал — они оба будут работать в поте лица. Мальчик носился туда-сюда, хватая то инструменты, то материалы. Все-таки кузницу арендовал опекун, и вещи разложил под себя. Он так спешил, что не заметил вошедшую гостью, врезался в нее и свалился на пол вместе с дюжиной недавно остывших кружек (их стоило положить в коробку, а тогда отправить хозяину лавки).

— Славный малыш, ты это сам выковал?

Женщина носила толстую косу, шлем, украшенный драгоценностями, броню а под ней — теплую тунику из меха здешних хищников. Таким же материалом была отделана накидка, слишком много шерсти, как подумалось мальчику. Как потом объяснил старший, гномам и правда неудобно ходить в куче шуб — не то что бы жарко — тяжело. Делалось это для статуса и шика — два слова, что никогда не имели веса, в отличии от молота и железа.

— Я не умею делать инкустарцию, — с перепугу перепутав буквы ответил маленький мастер, — пока только гвозди и кружки.

Вид шлема еще долго стоял перед глазами. И щит будет таким же, как должно быть интересно вставлять камни, а как надо работать, чтобы тебе доверили драгоценности!

— Для твоих лет кружки и гвозди — неплохо. — Не расхваливая его, но и не подчеркивая глупости подытожила королева. — А по стилю они напоминают работы моего прадеда, он, знаешь ли, был хорошим кузнецом, таким, что для самого Творца стимов сковал детали! Отец должен гордиться столь работящим сыном.

Она сравнила его с правителем. Его, грязного мальчишку, что был обречен делать цацки и никогда не носить их. Обнадеженный такими речами малыш ответил:

— Он не мой отец, госпожа, в моем роду было больше гномов, чем людей, нашу семью убили некроманты.

Уну сказанное не впечатлило. Она потрепала юнцу волосы и направилась к щиту — ведь правительница пришла поглядеть на работу. Так Рагнар выпал из поля зрения воительницы, так же как и попал туда, и многие так радовались до конца жизни, упиваясь каплей внимания великой личности. Но кузнецу сказанное надолго запало в душу. Старик сильно обиделся, а через месяц собрался уплывать в империю, и не хотел слышать никаких отговорок.

Появилось желание остаться в каменных залах, не просто прожить жизнь, а войти в историю. Отец не разделял порывов сына: он считал, что жить вечно могут только творения, созданные мастером — его наследие, сам же творец должен оставаться безликим.

И Рагнар расхотел быть кузнецом. Он все еще учился, при этом мечтая найти свое призвание, не зная, как рассказать кому-то о планах. Год за годом проходили в долине Ив (той, что провинция, а не империи), дела шли своим чередом, пока на горизонте не замаячила болезнь.

Юнцу было около одиннадцати лет, когда появились первые заболевшие. И без того чудища не вызывали у него симпатии, а теперь и подавно. Мальчик был готов поклясться, что именно они принесли заразу. Пусть остальные винили некромантов, сын кузнеца видел.

Тот уродец, рогатый и лохматый, пришел за новым оружием, его физиономия была исцарапана когтями птиц, а от шлема ничего не осталось. Отец обрадовался большому заказу, он часто общался с заказчиком и несколько раз переделывал работу, других покупателей не принимал. Когда чудище пришло в последний раз, оно едва стояло на ногах, но продолжало требовать лучше и лучше — довести до совершенства.

Те доспехи с секирой и правда пригодились — на похороны уродца, однако радость длилась недолго: следом за ним слег отец, продержался неделю и скончался.

Следующее два года превратились для мальчика в ад. Он не знал, как пережил столь непростое время. Заказов было мало: неопытный мастер, к тому же денег у клиентов копейки. В основном гвозди для тех могильников, где сжигали больных. А как он сам не заболел, при том что все соседи поумирали? Возможно, кровь гнома или просто везение… Можно ли назвать везением сон у печи и перекус в виде черствого хлеба, приправленного травой по весне?

Мальчик продолжал откладывать деньги на будущее — что бы там ни было, оно лежало за гранью империи, подальше от мертвых земель, что годами будут оставаться столь же неприветливыми и грязными (даже если хворь и войны исчезнут сейчас же).

Летом к войне прибавился голод, и те небольшие сбережения были потрачены. Конечно, он мог бы пойти в храм — возраст еще позволял, но тогда пришлось бы носить крест Люксилины, и как после этого вспоминать отца, для которого не было другого бога, кроме ремесла-кормильца?

Помимо гвоздей и деталей для гробов (более-менее состоятельные люди могли позволить приличные похороны, а не сожжение) на долю Рагнара выпал еще один заказ. В долину Ив прибыл дух, он искал отца маленького мастера, чтобы тот выковал тончайшие цепи, которые звенели бы при движении, издавая жуткие звуки, похожие на музыку ветра.

В память об учителе мальчик взялся за работу, справился неплохо, получил половину оклада, да и забыл о том до осени. Потому что вместе с первой листвой холодный ветер принес существо, чье лицо покрывали магические символы. Он искал уже не отца, а самого Рагнара.

Седига знал, что все сразу рассказать не получится. Ему следовало быть убедительным, говорить не слишком много, чтобы не спугнуть ребенка, но и не очень мало — иначе не поверит.

— Я работаю в столице Запретного леса не одну сотню лет, — начал вампир издалека, — в последние дни мне стало известно об одном случае тринадцатилетней давности. Ты догадываешься, о чем идет речь?

Задавая такой вопрос маг пытался узнать, что известно пареньку. Юнец позволил гостю войти, но сопровождающих воинов не пустил. Стулья, стол, некое подобие кровати — все располагалось около печки, сейчас там тлели угли, скорее для поддержания тепла, чем для работы. Значит, заказов еще не поступало и время было.

— Отец рассказывал, что мои предки погибли в ваших землях, а меня отдала на воспитание служанка. Она тоже была… вроде как мертвой, но пожалела меня, а сама вырастить не могла.

— А ты сам хотел бы знать о своих настоящих родителях, и если да, то как много?

Рагнар задумался. Когда старый кузнец был жив вспоминать семью не хотелось, теперь же мальчик остался совсем один. И пусть в столь тяжелые времена многие начинали жить как взрослые и в десять, и в восемь лет, он все еще чувствовал себя подростком, ему нужны были забота и помощь. Каждый день подобен страшному сну, один за другим и так без конца.

— Хочу знать все. Какими бы не были мои родные, они нужны мне сейчас.

— Тогда слушай внимательно и не перебивай. В правящей династии гномов существует закон, по которому членов семьи, портящих знатность рода, казнят. Такими оказались и твои родители — мать была принцессой, а отец, как выяснилось, простым рыцарем, не имеющим никакого отношения к знати. Ее звали Хельгой и казнили сразу, а вот супруга Сарама не могли найти несколько месяцев — он скрывался в нашей столице. Тебя он взял с собой, и опасаясь, что какой-то упырь съест младенца, отдал живому человеку, как только представилась такая возможность. Со временем его тоже убили, Уна была воинственной женщиной, она бы никогда не оставила зятя в покое.

Правительница была очень милой, даже похвалила маленького кузнеца. Сказала, тот чем-то похож на ее прадеда. Подумать только, а ведь если бы мальчик сказал «вы и есть моя бабушка» она бы отрубила ему голову, накинула веревку или скинула с обрыва.

— Вы должны быть к этому причастны. — Неожиданно заявил маленький мастер. — Иначе никогда бы не узнали столько подробностей. Так вы пришли чтобы отдать меня бабушке, или сами хотите убить?

— Ни то, ни другое. — Спокойно, без злости или сожаления, ответил вампир. — Я хочу помочь, в память о моей супруге. Это она уговорила Сарама отдать тебя и увезти из столицы мертвецов.

Мальчик повнимательнее присмотрелся к гостю, гадая, говорит ли он правду. Седига позволил ему подумать, в конце концов это был один из мотивов, и никакой лжи малец не нашел.

— Если вы правда хотите сделать что-то полезное, увезите меня. Никто не может покинуть оскверненных земель, а я хочу плавать по морям и быть пиратом.