— Почему вы не взяли Ризу с собой?

Вопрос выбил Седигу из привычного хода мыслей. Конечно далеко не все мертвые ведали о делах живых, но разве об этом должен спрашивать дух на покое? Между собеседниками пролетел порыв ледяного ветра, хорошо что духовные проекции и призраки не чувствовали холода, живой колдун, даже будь он лучшим медиумом, не продержался бы здесь и пяти минут.

— Я еще не забыл, как она вышла из шатра, испачкана в свежей крови, ты же говоришь так, словно вы все еще служите в отряде рыцарей! — Наконец ответил маг. Ему понадобилась секунда, чтобы унять порыв негодования, голубовато-белые тона загробного мира подгорного народа помогали в этом. — Но как бы там ни было я просил Владыку найти мою супругу, он же ответил «не вижу нигде дочери, ни в одном из миров», тогда мне показалось, что Риза жива, спряталась у брата и предала меня. К тому же украденный посох и снотворное… Все указывало на обман, а после поступка Разака сомнений не оставалось.

Сарам был единственным, кому сейчас можно было высказаться. По крайней мере он не вернется к живым и не выдаст слабости лидера, а когда переродиться забудет обо всем. Исповедь правителя была столь же глупа, как стремление полугнома узнать о судьбе подруги, убившей его кинжалом.

— Вы сказали «думал», значит сейчас ваше мнение изменилось?

Бывший воитель присел на покрытый льдом камень, подперев подбородок руками. Он рассчитывал получить долгую историю, историю о мире живых, где давненько не бывал. Несколько птиц облепили ветки — такие мелкие духи, что живут лишь среди мертвых гномов и веселят их в загробном мире, иногда приносят на крыльях весточки от родных, точнее отклики их молитв.

Седиге подумалось, это именно то, чего хотел от него Владыка — дать возможность высказаться, хоть немного залечить рану. Как ни как время пророчества приближалось, и Терас, пускай поутих в последнее время, все еще был жив и оставался мессией.

— Мне так казалось, пока Юриан не отдал кольцо, то самое, с которым Риза никогда не расставалась. В тот миг разум разделился на двое, и одна половина хотела сказать, что королева жива, хоть и предала, а вторая… О, она не сомневалась в верности и любви, а побег и молчание оправдывала смертью, окончательной и неотвратимой. Я даже не знал, кому поверить, однако решил, что раскрыть правду необходимо, и посмотрел все сокрытое в перстне, а он сумел поглотить в себя последние страхи и видения хозяйки.

— И что? — Спокойно спросил полугном.

— Что дальше? — Поинтересовалась низкорослая женщина.

— Что там было? — С любопытством завопил маленький мальчик.

Вокруг гостя стали собираться другие гномы. Вампир был бы рад прогнать их, только те двое были родственниками Сарама — женой и сыном, было бы крайне невежливо разлучать семью здесь, где они в последний раз будут родителями и ребенком, ведь в следующей жизни могут стать братьями и сестрами или вообще чужими друг другу существами.

— Видение перстня показало Тераса, его поступки и слова, последнюю битву. Владыка был прав: Ризы нет на том свете, и на вашем тоже, она в другом месте, где тени терзают жертв до их возрождения, если вообще существует.

— Пала в битве, как воин. Ну что же, господин Седига Андегур, пройдемте, ушедшую надо помянуть как следует, не думаю, что в вашем замке принято устраивать поминки.

Поскольку связь с загробным миром не прервалась, маг последовал за полугномом, они миновали холм, перешли мост через речку (похожую на Серпент, только замерзшую и полностью обездвиженную) и направились прямиком к большой деревянной избе, где стоял шум и гам.

Конечно, после смерти гномы не замерзали под ветками и не горбатились в шахтах, как думали некоторые барды и юмористы. Точнее, в шахтах пахали провинившееся, вроде Уны — убийцы своего рода, а невинные жертвы и доблестные воители могли прогуляться по снежным просторам, выпить свежайшей медовухи в большом зале или же сражаться вечность напролет — все равно никто никого не ранит и не покалечит. Знания, полученные здесь, вспоминались в новой жизни быстрее, так что и учеба какому-то ремеслу не была лишней.

Сарам провел вампира под своды резного дуба, мимо столов, переполненных яствами, выпивкой и хорошими историями. Другие новоприбывшего не замечали: может, мать его была гномихой, а сам он уродился человеком? Да какая разница, ведь с товарищами так весело, а вино сладко и игриво, зачем отвлекаться?! Они поднялись на второй этаж, где столы были поменьше, да и народу тоже. Хельга нашла место в тени, все сели и тут же на деревянной поверхности появилось три бокала с крепчайшей медовухой.

— Ну что же, — встав с поднятым кубком начал Сарам, — все мы уходим рано или поздно, и Риза тоже ушла, но хотя бы как полагается воину, так давайте же выпьем за нее, ибо моя подруга сделала для нашей семьи больше, чем все боги Паладии вместе взятые!

И так семья гномов опрокинула не один бокал (кроме младшего, тот лишь наблюдал). Седига делал вид, что пил — от напитков с того света опьянеешь быстро, а в таком состоянии попробуй вернуться. После тоста следовало несколько анекдотов — не удивительно, умершие боле не боятся смерти, а что такое окончательная им не понять. На смену юмору пришли истории о временах давно уж не рыцарей, и тут полугном перешел к главному.

— Когда же мне удалось бежать, старшего сына пришлось оставить, он был под стражей, а младшего получилось вывести из замка. Со стороны упокоенной было очень щедро и рискованно — как она и любила — приютить нас обоих и позаботиться о малыше. И если бы королева Запретного леса не отдала бы Рагнара на воспитание тому старику, нас бы тут было четверо. И я ничего… — Сделав перерыв, чтобы глотнуть медовухи, герой продолжил, — ничего не имею против встречи с сыном, но мы и так встретимся, только поживет он на славу, может героем станет, как и его отец.

Вдруг все начало плыть, словно это гость осушил шесть бокалов, а не хозяин. Голоса умолкли, белый цвет пропал, сменившись на мрачно-серый потолок храма Владыки. Вот и все — вернулся с того света, и получил новое задание от своего бога.

— Твоя воля ясна мне, отец, я исполню ее, во славу твою и во благо Паладии. — Поклонившись перед сидевшими на источнике воронами, Седига закончил молитву.

***

Большую часть жизни Рагнар провел в тавернах и замках, как гость. Чем старше становился кузнец, тем реже путешествовал, но никак не хотел покупать себе дом, хотя нажитое состояние позволяло. Он мог проработать месяц, год, два — местные привыкали к мастеру, а тогда старик уходил, не объясняя причин — в нем все еще играли юношеский запал и жажда приключений, нужно было менять обстановку.

Для мальчика опекун был родителем, учителем, лекарем и другом в одном лице. Он ничего не знал о семье приемыша, только имя и то, что его предки погибли на землях нежити. Его родословная, должно быть, где-то пересеклась с гномами, так как малец был всегда ниже сверстников. Своего сына кузнец не доверял ни мудрецам, ни знати, ни богам.

Совсем дитям тот побывал в Сумеречном лесу, от туда осталось только одно воспоминание. Шипящий звук остывающего железа и удары молота о сталь — они звучали как колыбельная, оружие темных (по иронии самых бесшумных убийц) пело и завывало, когда рождалось, и молчало остаток жизни, вплоть до раскола на части на последней битве.

Где-то в пять лет, ближе к шести, Рагнар с отцом прибыл в земли гномов. Там же старик начал учить его ремеслу — познакомил с названиями инструментов, позволял раздувать печь мехами, подавать тот или иной предмет, ближе к отплытию мальчик умел ковать гвозди, снежное царство ему особенно понравилось и малыш не хотел уезжать, но с учителем спорить не стал.

Дело было не в их комнате (там всегда было слишком жарко, пусть таверну продували северные ветра), не в том вкусном окороке, который готовила гномиха из дома по соседству, и перспектива учиться у лучших кузнецов Паладии тоже была не при чем.

В один день на отца упало много заказов, треть из них старик доверил подмастерью, так как среди оставшихся был очень важный, и его следовало выковать в первую очередь. Щит. Королева сломала старый в битве и нуждалась в новом, еще более прочном.