========== Глава 1. Царь, страдающий бессонницей ==========
Это случилось спустя десять дней после того, как Чандрагупта получил почётную должность телохранителя царской сестры и отдельные покои, расположенные неподалёку от опочивальни Дхана Нанда. Радоваться полной свободе и возможности бродить по ночам где угодно, забегая подчас в тайное убежище Чанакьи, ему довелось недолго. Царь нашёл повод устроить очередной праздник, снова пригласив в Магадху Селевка, который был рад стараться и вылакал изрядное количество бханга на спор с царём, после чего оба опьяневших правителя союзных держав, обнявшись, пели песни на жуткой смеси греческого и хинди, и наконец самрадж, встав с места, взмахнув краем накидки и пошатнувшись, объявил, что вечер окончен, пора расходиться по покоям.
Воспользовавшись разрешением уходить, Чандрагупта быстро выскользнул за пределы трапезной и пробрался в свою комнату, надеясь отсидеться там, пока все улягутся, а затем отправиться к Чанакье. Не то чтоб ему очень этого хотелось, но проклятый брамин несколько дней тому назад намекнул, будто некогда знал мать Чандры, и для юноши стало делом принципа заставить хитрого гуру разговориться.
Неожиданно за дверями спальни послышался шум, громкое покашливание и запинающиеся, неуверенные шаги. Кто-то приближался, но не по прямой, а по зигзагообазной траектории, натыкаясь на стены и от души сквернословя. Смысла особенно сложных изречений Чандра не уловил. Юноша замер, на всякий случай забрался на край ложа, укрывшись с головой узорчатым покрывалом, подаренным ему царём, и закрыл глаза. Он до последнего надеялся, что идут не к нему, однако неизвестный гость, в последний раз наткнувшись на стену и выругавшись, остановился возле комнаты Чандрагупты, недолго помедлил, затем толкнул дверь и тяжело ввалился внутрь, поминая всех бхутов, пишачей и «проклятых кшатриев».
Чандрагупта затаил дыхание. Очень хотелось вылезти и посмотреть, кто пришёл, однако почему-то было очень страшно, и он предпочёл остаться под покрывалом в надежде, что гость уйдёт. Ведь очевидно даже пьяному, что тот попал в чужие покои.
— Неплохая комната… Постель накрыта. Вот тут и переночую! — радостно воскликнул вошедший, и к ужасу своему, Чандра узнал голос самраджа Дхана Нанда.
Чандра зажал обеими руками рот, чтобы не закричать: «Нет!». Подобное было бы неуместным. Пройдя расстояние от двери до ложа, Дхана Нанд тяжело рухнул сначала на бок, затем быстро перевернулся на спину и, немилосердно пихнув локтем в ребро лежащего на краю Чандрагупту, столкнул юношу вниз. Стукнувшись об пол, Чандрагупта взвыл и вскочил на ноги.
— Самрадж, вы ошиблись, это моя комната! — смело заявил парень, глядя на то, как царь с широченной улыбкой раскинулся на его постели, заняв ложе полностью и не оставив ему даже свободного краешка.
Дхана Нанд приоткрыл один глаз.
— А, это ты? — он блаженно вздохнул, устраиваясь поудобнее. — Я нисколько не ошибся. Комната — моя. Я царь Магадхи, забыл? Весь дворец принадлежит мне, так что если тебе что-то не нравится, можешь валить обратно к Лубдхаку. Только назад не возвращайся. И да, мешок золота, подаренный мной, придётся вернуть.
Чандрагупта не на шутку перепугался. Перспективы вырисовывались безрадостные. Снова становиться мальчиком на побегушках у Лубдхака после того, как он уже познал роскошную жизнь царского любимчика, ему не хотелось.
— Самрадж, — тон голоса Чандрагупты стал льстивым, — бесспорно, вы имеете право почивать где угодно, в любых покоях… Но не могли бы вы соблаговолить вернуться к себе? Там удобнее, просторнее. Зачем вам нужна комната какого-то слуги?
Дхана Нанд довольно рассмеялся.
— Моя опочивальня лучше, всё верно, но до твоей комнаты было ближе идти, а я так утомился… И потом — кто мне почитает сказку, если Ракшас, Бхадрасал, Дайма и Дурдхара заснули? А я привык к тому, чтобы мне читали на ночь, иначе я не усну.
Повисла тягостная пауза. Чандрагупта долго думал, но не мог подобрать слов для следующего вопроса. Воспользовавшись его растерянностью, Дхана Нанд сурово поинтересовался:
— Грамоте обучен?
Чандрагупта кивнул.
— Лубдхак выучил. Правда, до сих пор мне доводилось разбирать только бумаги о купле-продаже, долговые расписки и письма к другим торговцам. Сказок я не читал.
Дхана Нанд сочувственно поцокал языком.
— Беда какая… Детство без сказок — не детство вовсе. Ничего, сейчас ты наверстаешь упущенное. Сколько тебе лет исполнилось?
— Восемнадцать. А что?
— Да ничего… Надо же, взрослый! Уже армией руководить можешь.
Чандра сложил руки и поклонился, по привычке изображая преданность и размышляя, когда уместно будет попросить царя потесниться, потому что спать хотелось неимоверно. Но Дхана Нанд и не думал уступать место ни на палец. Подложив себе под спину подушки, он порылся за пазухой и вынул из глубин накидки, которой было перетянуто его правое плечо, какой-то пергамент.
— Держи. Читай, а я послушаю, — и Дхана Нанд снова прикрыл глаза.
Вздохнув, Чандрагупта уселся на пол, скрестив ноги четвертичным лотосом, и, развернув поданный ему лист, начал читать:
— «Горячие губы Селевка, пахнущие терпким вином ласкали влажную кожу, язык скользил всё скорее, описывая круги вокруг пупка императора Магадхи, принося Дхана Нанду наслаждение, сравнимое с удовольствием, которое дэвы получают от ласк прекрасных апсар. Не имея сил терпеть долее, Селевк опустил голову ниже и со стоном счастья вобрал в свой рот прямой, как стрела, царский ли… линг…», — Чандра поперхнулся и в ужасе воззрился на блаженно улыбающегося царя. — Что это?! Что за кошмар?! — голос юноши сначала прозвучал низко и хрипло, а потом вдруг сорвался на высокие ноты.
— Шипра с Дурдхарой развлекаются, — спокойно пояснил Дхана Нанд, не открывая глаз. — Мало им священных писаний, им чего погорячее подавай. А раз такого девушкам не преподают и читать не позволяют, так они сами выдумывают и записывают, а потом читают друг дружке на сон грядущий. Я позаимствовал пергаменты из сундука Шипры, пока их Дайма не нашла. Ведь узнает — уши дочери открутит. А раз уж пергаменты я забрал — то почему бы не ознакомиться с их содержимым? Ты читай, читай…
— Я не могу! — красный, словно цветок гибискуса, Чандрагупта вскочил на ноги и отшвырнул пергаменты прочь.
— А придётся. Я бы ещё попросил тебя читать с выражением, а не кое-как… И перестать заикаться. Это тебе не долговые расписки, а настоящее искусство! Я вот, к примеру, очень хочу узнать, что со мной Селевк сделает дальше. Начало любопытное. Продолжай.
Чандрагупта сам не мог себе объяснить, почему ему внезапно захотелось утопить и Шипру, и Селевка, а пергаменты сжечь в костре. Да и Дхана Нанда он бы с удовольствием вышвырнул прочь, только боялся последствий.
— Я приказываю: продолжай! — прикрикнул царь.
— А я спать хочу!
— Дерзить вздумал? — Дхана Нанд уселся на постели и, сдвинув брови, поглядел на Чандрагупту. — И лгать? Спать он хочет… Ракшас уже докладывал: как наступает ночь, так тебя уносит на другой конец города в дом какого-то вайшьи, и ты там торчишь почти до утра! Мне без разницы, чем ты там занимаешься и кому читаешь сказки — сыновьям того вайшьи, которые, по словам шпионов, подобны молодым оленям, играющим по весне, или его дочерям, прекрасным, как лотосы в священном озере, — но с этого дня ты можешь забыть про свои ночные путешествия! Будешь спать здесь. И да, начинай привыкать: у Шипры много пергаментов. Здесь лишь небольшая часть её историй. Вот ещё одна сказка. Может, тебе такая больше понравится? — Дхана Нанд вытащил свёрнутый пергамент, заткнутый за пояс, и протянул Чандрагупте.
С трепетом Чандра развернул пергамент, облизнул пересохшие от волнения губы и, заикаясь на каждом слове, прочёл:
— «Рамья внезапно забыла, что Филипп служит захватчику Селевку, и что она сама — девственна. Всё, что имело значение — его сильные руки и широкая грудь, к которой её страстно прижимал молодой воин.
— Да! — воскликнула охваченная желанием служанка. — Возьми меня! Пронзи своим копьём, заставив сгореть в пламени любви! Отныне я принадлежу лишь тебе, даже если завтра меня ждёт позор и гибель!
