— Где он?
— Придёт, — услышал первый министр в ответ, и снова ему показалось, что за внешним спокойствием императора скрывается буря эмоций.
— Давно пора вести гостей в трапезную. О чём твой сын думает?! Он хоть объяснил, почему до сих пор не вышел?
— У него возникли срочные дела.
— Какие могут быть дела у того, кто освобождён сегодня от всех дел? — возмутился Чанакья.
— И всё же у моего сына было одно дело. Он его завершил и скоро появится здесь.
— Надеюсь, — Чанакья ещё раз внимательно посмотрел на своего ученика. — А с тобой что происходит?
— Ничего.
— За сто йоджан чую ложь. Мне-то хоть не лги, Чандра! — внезапно ачарья осёкся и настороженным взглядом обежал зал. — Куда делся Ракшас? Только что он был здесь. Я не заметил, когда он вышел.
— Не имеет значения, — Чандрагупта был на удивление спокоен. — Его присутствие не важно.
— Ещё как важно! — не успокаивался Чанакья. — Мои шпионы донесли, что перед тем, как царевич Биндусара заперся в покоях, он уходил куда-то вместе с Картикеей! Никто из моих людей не сумел понять, зачем и куда Ракшас уводил твоего сына. Они оба отсутствовали довольно долго. И вот опять советника тут нет. Меня это беспокоит.
— Сядьте и не переживайте, ачарья. Всё уладится, — император и бровью не шевельнул.
— Ты слишком беспечен, — упрекнул его Чанакья. — Неужели не чувствуешь…
— … заговор? — Чандрагупта невесело усмехнулся. — Возможно. Но даже если такое и случится, это возмездие, заслуженное нами.
Чанакья обеспокоенно взглянул на императора. Затем жестом подозвал одну из служанок, разносивших по залу напитки. Девушка приблизилась к первому министру и поклонилась, предлагая тому поднос. Взяв один из бокалов, Чанакья стряхнул в питьё несколько крупинок серого порошка из своего перстня и подал Чандрагупте.
— Держи. Если тебя кто-то попытается отравить сегодня, подобное не удастся. Противоядие в напитке. Сделай хотя бы несколько глотков. Это спасёт тебе жизнь.
Чандрагупта молча оттолкнул питьё, едва не расплескав. Чанакья подобрался, и в глазах его мелькнул недобрый огонёк.
— Собрался умереть? — сурово спросил гуру у своего ученика.
— Нет, я желаю хоть раз взглянуть на мир глазами, не затуманенными ядом.
— Ты в чём-то меня подозреваешь? — оскорбился Чанакья.
— Не подозреваю, а уверен. С некоторых пор я догадывался, что ваши противоядия и есть настоящая отрава, но у меня не было доказательств. Сегодня я убедился окончательно: именно вы, а не какие-то там тайные враги, травили меня все эти годы. Ваши напитки и еда, пропитанные особыми ядами, заставляли меня подчиняться вам. То же самое некогда вы сделали с махарани Тарини, но в итоге ей повезло: она вышла из-под контроля.
Чанакья застыл с непередаваемым выражением лица. В его глазах ужас смешался с внезапным осознанием истины.
— Тарини, — пробормотал он, наваливаясь всем телом на свой посох. — Так вот что меня обеспокоило, когда я увидел здесь ачарью Нагендру! Значит, и Тарини пришла с ним, и она встретилась с тобой… или с Биндусарой?!
— С Биндусарой.
— Она рассказала ему всё?
— Да.
Этого короткого признания оказалось достаточно. Чанакья торопливо метнулся к выходу из сабхи, но был вынужден остановиться на полпути. Ему навстречу шёл одетый в роскошные пурпурные с золотом одеяния Биндусара.
Музыка смолкла. Танцовщицы расступились, пропуская царевича к престолу. Союзные цари поднялись с мест, готовясь приветствовать именинника, а Чандрагупта сошёл с трона и раскрыл объятия:
— Добро пожаловать, сын! — промолвил он, и никто из присутствующих ни на мгновение не заподозрил бы в императоре таких чувств как печаль или отчаяние.
На глазах у всех любящий отец радостно встречал своего наследника. Кипя гневом и нетерпением, Чанакья вынужден был отложить свой уход и остаться на месте. Подозвать шпиона незаметно и отдать ему распоряжение тоже не вышло бы. Все глаза были направлены на него, Биндусару и Чандрагупту. Каутилья страдал, подозревая, что именно сейчас каждое мгновение работает против него. Ловушка, которой он так долго избегал, захлопнулась.
Небрежно и холодно приобняв отца, Биндусара быстро отстранился и, подняв руку вверх, поприветствовал собравшихся, поблагодарив их за то, что они пришли, и извинившись за своё опоздание. Сабха огласилась громкими криками и прославлениями наследного принца и императора. Взмахнув рукой, Чандрагупта заставил шум смолкнуть.
— Прежде чем приступить к церемонии поздравления, — неожиданно заговорил он, — я хочу сделать важное заявление…
Зал погрузился в тишину. Чанакья со страхом смотрел на своего ученика, словно умоляя того замолчать, однако император и не думал смотреть на ачарью.
— Случилось так, что некоторое время тому назад уважаемый ачарья Бхадрабаху, прежде чем покинуть Паталипутру с учениками и уйти в Шраванабелаголу, истолковал тревожный сон, приснившийся мне. Из его толкования следовало, что Магадху ждут двенадцать лет неурожаев и голода, если ныне царствующий император Чандрагупта Маурья не примет суровую аскезу и не удалится в чужие земли. Я долго колебался, не говоря об этом никому. Мне трудно было оставить своё царство и любимого сына, однако сегодня сердце моё окрепло. Ничто не может быть выше блага страны, никакие личные чувства! Поэтому я подписал документ об отречении и отдал его принцу Биндусаре. Я оставляю Магадху своему законному наследнику, а сам ухожу следом за ачарьей Бхадрабаху в Карнатаку, где погружусь в суровую аскезу. Коронация ювраджа будет проведена первым министром Чанакьей и советником Ракшасом, а я завтра же без промедления покину Паталипутру, оставив вам нового императора — Биндусару Маурью. Прошу сегодня чествовать его не только как моего сына и именинника, но и как следующего правителя Магадхи.
С этими словами Чандрагупта положил руку на плечо Биндусары, заметив боковым взглядом, с каким потрясением сын смотрит на него. Кажется, он не ожидал… Впрочем, неудивительно. Такой новости не ожидал никто. Сначала в обволакивающей тишине не слышалось ни звука, а потом сабха взорвалась криками удивления, восторга и одобрения. Впервые за много лет Чандрагупта видел, что им снова восхищаются, как много лет назад, когда в глазах простого народа он являлся освободителем, а не узурпатором, но от этого на душе становилось ещё горше. Он не заслуживал поклонения. Он был всего лишь предателем, а теперь — низложенным царём, придумавшим очередную красивую ложь, лишь бы не позволить неприглядной правде выбраться наружу.
— Самрадж… — только и выдохнул Биндусара. — Зачем сегодня?! Можно было завтра… Позже, — он осёкся и умолк.
— К чему время тянуть и откладывать неизбежное? — улыбнулся ему Чандрагупта, похлопав сына по плечу. — А сейчас принимай поздравления — это твой праздник! — и он подтолкнул Биндусару вперёд.
Юноша неловко шагнул к гостям, окружившим его плотным кольцом. Цари-кшатрии и цари-брамины поздравляли нового императора, предлагая свои богатые дары. Чандрагупта был оттеснён в сторону, где его и поймал Чанакья. Глаза ачарьи полыхали так, словно в него вселился сам Агнидэв.
— Что ты наделал? — первый министр кричал бы, будь они сейчас наедине, но из-за скопления народа приходилось по-змеиному шипеть. — Как понимать твою выходку?! И как возвращать тебе так глупо утраченную власть?
— Её не надо возвращать, — в глазах императора стояли слёзы, но губы его улыбались. — Я действительно ухожу по доброй воле.
— Почему?!
— Биндусара дал клятву, что если я отрекусь, никто не узнает правду. Мой сын останется для всех Маурьей, а для меня важно только это. К тому же власть давно стала камнем на моей шее. Я только рад избавиться от этой тяжести.
— Ты действительно потерял разум! — вышел из себя ачарья. — Почему не пришёл и не рассказал мне? Я бы придумал выход! Я бы приструнил зарвавшегося юнца, посмевшего выдвигать такие требования!
— Нет, — Чандрагупта покачал головой. — Биндусара прав: мне пора уходить. А он вырос. Он достойный сын двух отцов. Дхана Нанд подарил ему рождение и передал свой пылкий нрав, силу и смелость, а я дал ему любовь и знания. Насколько смог… Служи ему верно, Вишнугупта. И не смей травить его разум, как отравлял мой! Оставь ему свободу быть тем, кто он есть. Впрочем, — Чандра язвительно усмехнулся, — если он не поддался тебе в детстве, то теперь и тем более не станет.
