— Нет, я здоров, — спокойно ответил Биндусара.

— Давай помогу закончить праздничное облачение, чтобы ты мог явиться в сабху.

— Я не пойду.

— Пойдёшь! — черты лица Чандрагупты посуровели. — Ты обязан поприветствовать союзников, приглашённых на твой праздник. Если ты не появишься, это будет расценено как оскорбление. А оскорблять гостей — худшая адхарма из возможных.

— Лгать — тоже адхарма. Поддерживать чужую ложь — страшная неправедность. Хитростью и подлостью убивать беспомощных — вовсе непростительно.

В груди у Чандрагупты похолодело.

— Что значат твои слова, сын? — насторожился царь, делая шаг вперёд и, наконец, входя в покои Биндусары.

Принц прикрыл дверь и отошёл от отца.

— Мои слова значат лишь одно — я отказываюсь выходить в сабху. И причина тому — нежелание совершать адхарму.

— Какую ещё адхарму? — рассмеялся Чандрагупта. — Что может быть праведнее церемонии поздравления наследника богатейшей страны?

— Только вот не существует наследного принца, которого цари явились поздравлять. А, стало быть, вся церемония — ложь. Я отказываюсь лгать.

— Что с тобой? — Чандрагупта приблизился к сыну и положил ему ладонь поочерёдно на лоб, на шею и на запястье. — У тебя нет лихорадки, но сердце твоё бьётся неровно, словно ты не в себе. Говори, в чём причина твоего волнения?

— Кого приехали поздравлять и чествовать союзники? — напрямую спросил Биндусара.

— Тебя, разумеется!

— Хорошо. Как меня зовут? — задал новый вопрос царевич.

— Чанакья прав, — Чандрагупта отшатнулся и обеспокоенно покосился на сына. — Ты сегодня сам не свой.

— Самрадж, ответьте, как звучит моё полное имя?

— Биндусара Амитрагхата Маурья. Но почему ты называешь меня так официально, сын? — всё большее волнение охватывало душу Чандрагупты, заполняя её доверху дурными предчувствиями.

— Союзники съехались, чтобы поздравить с днём рождения Биндусару Маурью? — не ответив на вопрос Чандрагупты, снова спросил царевич.

— Да.

— Я не выйду.

— Отвечай, что происходит?! — вспыхнул Чандрагупта. — Почему ты не собираешься выходить?

— Потому что Биндусары Маурьи не существует. Его день рождения фальшивый. Существует лишь Биндусара Нанд, или Ананда, сын убитого вами императора Дханы и ушедшей с горя в ашрам махарани Тарини, у которой силой вырвали из рук ребёнка. Но Ананда родился не в этот день, а чуть раньше, и его день рождения прошёл месяц назад. Отпустите гостей. Биндусара Нанд не выйдет к ним.

Дыхание остановилось само, и от резкой боли в груди Чандрагупта сложился пополам, прижав ладонь к сердцу.

— Что такое, самрадж? — Биндусара холодно наблюдал за своим приёмным отцом, не делая ни малейшей попытки ему помочь. — Я сказал неправду? Или вы так глубоко погрязли во лжи, что сами поверили в неё? Ведь я на самом деле потомок вашего злейшего врага, которого вы медленно, со вкусом убивали, прежде чем добить окончательно. В день финальной битвы вы пронзили мечом пустую оболочку, не способную сопротивляться. К моменту «славной победы» душа самраджа Дхана Нанда была выпита вами и вашим гнусным ачарьей до капли, словно плотоядными пишачами. И теперь вы желаете, чтобы сын, чьего отца вы убили, почитал вас? Не будет этого. Самрадж Чандрагупта, вы для меня никто. Я больше никогда не попрошу ваших благословений и не склонюсь к вашим стопам!

От слов Биндусары Чандрагупта испытывал страдания, как от проникающих ударов мечом или от свежих ожогов. Только вот рвали в клочья невидимым клинком не его тело, но душу.

— Биндусара, выслушай…

— Нет, это вы выслушайте! — без тени почтения перебил его царевич. — Вы лгали мне с рождения. Вы лишили меня не только родных отца и матери, но и настоящего имени! Я столько лет любил вас, а должен был ненавидеть! Но теперь всё встало на места. Вы желаете, чтобы я вышел к гостям? Хорошо. Но, выйдя в сабху, я расскажу им правду. Пусть поздравляют Биндусару Нанда! И, воссев на престол, я стану называться Нандом. Я снова сделаю светлым очернённое вами имя моего отца и вычеркну из истории всю ложь о нём, сказанную вами. И вы… займёте в истории подобающее вам место как предатель, лжец и убийца! Только тогда справедливость будет восстановлена.

— Нет, — прохрипел Чандрагупта, вслепую ища рукой вокруг себя точку опоры и не находя ничего. Глаза его были полны непролитых слёз, — нет, Биндусара… Поверь, я сам не хотел всех этих подлостей и ударов в спину! Но что мне оставалось делать? Что я был бы за кшатрий, если бы не отомстил за своё разрушенное государство и убитых отца и мать? Кроме того, как и ачарье, мне тоже не нравилось, что Нандов устраивала разобщённость народов, они не желали объединения страны и мирились с властью чужеземцев в Таксиле. Я должен был изменить это, и Чанакья помог мне!

— Значит, великий план стоил стольких жизней? Крича о том, как сильно вы ненавидите убийцу отца, вы сами стали убийцей. Вы сделали сиротами царевича Амбхикумара и меня. Крича о том, как несправедливо с вами поступил Дхана Нанд, отняв вашу родную землю, вы то же самое сделали со мной и с Амбхикумаром. Вы отобрали у него Таксилу, а у меня Магадху. Его подло убили, а меня присвоили, как трофей.

— Ты был моим сыном, а не трофеем! — возмутился Чандрагупта, замирая на месте. — И я любил и до сих пор тебя люблю! А Магадха… твоя была и осталась.

— Моя? — юноша язвительно расхохотался. — Несуществующего Биндусары Маурьи? Если я сяду на престол под этим именем, значит, я — трофей, жалкий раб, которому нельзя даже вслух назвать своё настоящее имя. А если оно и будет названо — благодаря вам и Чанакье это имя давно осквернено. Кто будет уважать меня? Согласно всеобщему мнению, я — сын тирана и преступника, которого однажды убил сияющий, подобный Индре освободитель народов Чандрагупта Маурья! Незавидна же моя участь: или умереть, нося фальшивое имя, или жить под настоящим именем, очернённым вами. И с Каутильей куда мне тягаться! Я ещё не совершил ни единого подвига, а ваши с ним «добрые» деяния известны всем. И они выглядят светло и прекрасно, ведь каждую свою подлость вы прикрывали дхармой, каждое гнусное убийство в спину называли праведной войной. Хорошо, хоть Калинга вам не поддалась… И Карнатака! И я очень рад, что хоть где-то народ может жить действительно свободно, а не слушать разглагольствования о свободе, пока над головами реет флаг захватчиков.

— Что ты хочешь? — отчаянно вырвалось у Чандрагупты. — Что мне сделать, чтобы заслужить снова твою любовь? Неужели одно слово министра Ракшаса могло перечеркнуть все те годы, когда я держал тебя за руку, кормил с ладоней, учил держаться в седле и сражаться?!

— А мне вовсе не министр Картикея рассказал правду! — объявил царевич.

— Кто тогда? — устало спросил Чандрагупта.

— Махарани Тарини.

Царь Магадхи вздрогнул.

— Тара… жива?

— Да, — быстро кивнул Биндусара. — Она сейчас во дворце. Но если вы с Каутильей попытаетесь причинить ей хоть малейший вред, я вас уничтожу, и мне будут безразличны последствия. Ещё раз говорю: больше я вам не сын, самрадж. Отныне я — ваш враг! Вам лучше меня убить.

— Я не смогу, — голос Чандрагупты был хриплым и едва слышным. — Как мне убить сына?

— Я не ваш сын. Довольно притворства.

— Мой. Я вырастил тебя, воспитал. Ты проник в моё сердце вопреки моей воле… Возможно, потому, что ты… так похож на отца.

— Хватит! — резко оборвал его Биндусара. — Будто вам было дело до моего отца!

— А ведь было, — печально улыбнулся Чандрагупта. — Когда-то давно, до того, как я узнал от Чанакьи о гибели Пиппаливана и махараджа Чандравардана, Дхана Нанд был тем единственным, на кого смотрели мои глаза. Он сиял, как солнце. Он ослеплял… Приковывал внимание. В его объятиях я чувствовал такое блаженство, словно в Дэвалоке… Просто от одного прикосновения к нему я попадал на небеса. Но потом, — Чандрагупта поник, — нежность и преданность сменились болью и гневом. Я узнал о том, какой он на самом деле. Он предавал союзников, убивал близких людей. Даже своего отца Махападму не пощадил!