Терпеть и притворяться становилось всё невыносимее. Видя Хисоку, Тацуми чувствовал, что не выдерживает. Воспоминания о прошлом, о ночах и вечерах, проведённых когда-то вместе, теснились в голове. Сейитиро сходил с ума, даже не подозревая, что Хисока страдает почти так же. Только юноше было ещё сложнее. Он думал о тысяче вещей. О том, как отреагируют отец, мама и друзья, узнав о его предпочтениях. О том, почему он вообще уродился таким неправильным, что вместо девушек глядит с вожделением на мужчину. О том, захочет ли Тацуми ответить на его чувства, если узнает правду, или опозорит на весь университет. Ни на один из вопросов ответов не находилось, и Хисока с каждым днём впадал во всё большее отчаяние, пока не поговорил с Орито.

Именно тогда созрело твёрдое решение: «Будь что будет! Если и потеряю место в университете, так тому и быть. Буду умолять декана и Тацуми-сенсея, чтобы хоть моим родителям не сообщали о настоящей причине отчисления. Но так дальше жить невыносимо».

Орито даже не подозревал, насколько плохи дела у Хисоки. Тот видел образ Тацуми постоянно, везде и всюду. Точно так просветлённых людей, говорят, никогда не покидает лик Будды. Хисока не мог сосредоточиться ни на учёбе, ни на тренировках по стрельбе из лука. Пришла пора покончить со всем этим. Орито лишь помог ему собрать волю в кулак.

На тестировании по философии Хисока сидел, как на иголках. Что отвечал и как, он почти не помнил. Единственное, что врезалось в память: вопрос про несчастного Фалеса, который любовался звёздами и провалился в колодец.

«Вот и я тоже скоро провалюсь. В яму, из которой не выбраться», — невесело подумал Хисока.

Занятие закончилось. Студенты один за другим поднимались с мест и сдавали свои листы преподавателю. Хисока шёл последним. Возле стола профессора намеренно задержался, дожидаясь, пока последний из однокурсников покинет аудиторию.

Наконец, они с Тацуми-сан остались наедине. Не дождавшись, пока Хисока положит свой тест на его стол, Сейитиро поднял глаза и постарался взглянуть на своего любимого студента как можно строже:

— Что такое, Куросаки-сан? — спросил он ледяным тоном. — Почему вы застыли, будто каменная статуя? Давайте сюда свою работу и можете быть свободны.

Хисока медленно положил тест на стол перед сенсеем трясущимися руками.

«Я вас люблю! Уже давно. Только не убивайте!» — увидел Тацуми надпись на самом верху листа неровными кандзи, которые явно были начертаны в приступе сильнейшего волнения.

Сейитиро ощутил, что весь покрывается горячим потом. Его бросило в дрожь. Он сорвал с переносицы очки, едва не грохнув их об стол, лихорадочно протёр линзы и снова надел на переносицу. Стало почему-то ничего не видно, словно он ослеп. Сейитиро проморгался. Нет, всё сливается. Да что такое?!

— Вы неправильно надели, — тон голоса Хисоки был неприлично ласковым для обычного ученика, обращающегося к своему учителю. — Дайте помогу! — и прежде чем Тацуми успел что-либо сказать, Хисока осторожно стянул с него надетые не той стороной очки и перевернув их правильной стороной, собрался водрузить на профессора, но в этот миг рука Тацуми легла на его запястье.

— Дай сюда. Я сам.

Сейитиро из последних сил хотел оттянуть миг откровения, ибо испытывал невероятный страх от того, как быстро стали развиваться столь долгожданные события. Внезапно произошло непредсказуемое. Хисока, коснувшись его руки, неожиданно пошатнулся, пробормотал что-то нечленораздельное и рухнул на пол.

— Нет!!! — воскликнул Тацуми, вскакивая с места и бросаясь к нему. — Хисока!!! Что с тобой?!

Спрашивать не имело смысла. От прикосновения к Властителю Вне Времени пробудилось спящее сознание Читающего в Сердцах. Хисока всё вспомнил, но, как и некогда сам Сейитиро, не вынес тяжести обрушившихся на него воспоминаний.

Когда юноша очнулся, то увидел, что лежит на кушетке в медицинском кабинете университета. Только вот рядом сидела вовсе не тридцатилетняя медсестра Ацуко и даже не врач из ближайшей государственной клиники. Хисока увидел лица тех, кого оставил в прежних двух мирах. Кого так долго не помнил в этом мире…

— Мураки-сан? — неуверенно прошептал Хисока, встретившись глазами с доктором, который в одном из миров стал причиной его смерти, а в другом волей случая вытащил из небытия в мир живых.

— Я, — ответил знакомый голос. — Не удивляйся. Такое знаменательное событие нельзя было пропустить. Тацуми позвонил нам с Асато, и мы приехали. Не волнуйся. Мы пережили то же самое. Ты справишься. Ты очень сильный! Видишь, даже опомнился скорее всех нас. Я в своё время сутки в лихорадке провалялся, да и Сейитиро тоже. Асато на пять суток отрубился. А ты всего-то и потерял сознание на час. Ты молодец.

— Цузуки? — Хисока повернул голову правее и увидел того, с кем его тоже связала судьба, но ненадолго. Он сморщился от подступивших слёз, но совладал с собой. — Глупый Цузуки, — невольно вырвалось у него. — Я скучал!

— Он самый, — Асато торопливо вытер слёзы. — Глупый Цузуки, который сам страшно скучал по тебе все эти годы, ожидая твоего рождения и взросления. И того момента, когда ты вспомнишь… Как ты, малыш? — он ласково потрепал юношу по безвольно лежащей поверх покрывала руке.

— В голове ужасная каша, всё перемешалось. Но ничего, жить буду, — теперь его взгляд обратился к Тацуми.

Сейитиро стоял тихо и неподвижно позади Кадзутаки и Асато, неотрывно глядя на него.

— Тацуми…сан, — слабо прошептал Хисока. Голос изменил ему. — Я вас…

Он не договорил. Тацуми с неожиданным пылом оттеснил Асато и Кадзутаку и, бросившись к парню, обвил его запястье своими пальцами.

— Я тоже, мой хороший! Всем сердцем. До конца времён!

— Наверное, нам пора? — Кадзутака многозначительно посмотрел на Асато. — Медсестра, работающая в этом кабинете, теперь из-за своей внезапной телепорта… то есть, из-за срочной командировки на Мальдивы вернётся не раньше послезавтрашнего дня. Никому из студентов в городке не поплохеет, я позаботился об этом. Дадим же Тацуми осуществить то, что некогда не удалось сделать нам с тобой, когда мы очутились в похожей ситуации.

— Да ну тебя, — сконфузился Асато. — Нашёл время вспомнить!

— Я сказал это исключительно для ободрения наших влюблённых, — и, коснувшись плеча Асато, Кадузтака переместился вместе с ним обратно домой.

Некоторое время Тацуми пристально смотрел на лежащего Хисоку, однако не решался прикоснуться к нему, словно боясь причинить малейшую боль.

— Нас точно никто не увидит? — неожиданно спросил юноша, устав ждать решительных действий от бывшего ответственного секретаря и нынешнего профессора.

— Нет, — подтвердил Сейитиро. — Асато и Кадзутака пустили в ход силу амулетов. Отличный барьер установили, не хуже, чем в день Апокалипсиса. Можешь поверить, сюда никто не придёт, пока мы сами не пожелаем.

— Слава богам, — шёпотом проговорил Хисока, а затем с невероятной силой, удивившей Тацуми, притянул его за шею к себе и горячо поцеловал в губы.

— Неужели у вас всё удачно склеилось? — ошарашенный Орито смотрел на чёрную шёлковую ленточку, повязанную на запястье его кузена, вернувшегося из медицинского кабинета.

Студенты поговаривали, что Хисоке вдруг стало нехорошо после тестирования по философии, и сам профессор Тацуми быстро отнёс его к медсестре, где парня около часа приводили в чувство. Только вот вернулся двоюродный брат в общежитие цветущим и таким счастливым, словно его лечили не лекарствами, а горячим шоколадом.

— Я вижу подарок на твоей руке. Значит, вы уже сделали это?! — Орито схватил Хисоку за плечи и начал внимательно вглядываться двоюродному брату в глаза. — Ну скажи, каково? Поделись первым опытом!

— Отвали, Орито! — Хисока снова залился краской. — Мне по-прежнему надо готовиться к зачёту! Профессор сказал, что будет спрашивать меня так же беспощадно, как остальных. Никаких привилегий. Никаких! Понимаешь? И да, — предупредил он кузена. — Хоть одной живой душе проболтаешься про ленточку — и ты труп.