Амулет закончил своё повествование и добавил коротко, подытоживая сказанное:
— Не знаю, насколько поможет вам всё это в сражении с Оком, но помните одно: шикигами не должны узнать о расщеплении миров в момент битвы. Или сообщите им об этом заранее, но осторожно, или сделайте так, чтобы они до самого конца ни о чём не догадались, что будет крайне сложно, так как на Шабле они увидят кучу ваших двойников. Либо — и это лучшее решение — не призывайте их вовсе. Если шикигами внезапно узнают, что Цузуки, которому они служили, исчез в небытии после исчезновения нулевого мира и всё это время они служили другому Асато — другому с их точки зрения, разумеется, — неизвестно, как они себя поведут. Особенно Сузаку и Тода, которые всегда имели личную привязанность к хозяину. Есть, конечно, некоторая вероятность, что шикигами воспримут эту новость спокойно, поскольку и нынешний Асато им дорог. Но что если нет? Не стоит рисковать.
Мы согласились, что этот совет амулета весьма здравый. Однако я решил про себя, что непременно найду способ поговорить с Тодой, Бьякко и Сузаку. Пойти в бой без них, ничего им не сказав, я не мог. Они заслуживали того, чтобы знать правду, даже если откажутся биться на моей стороне, потому что я не тот давно знакомый им Цузуки, которому они раньше, чем мне, принесли клятву верности.
Я и не подозревал тогда, что поговорить мне вскоре предстоит не только с шикигами, а ещё с одним давно забытым знакомым. И этот «кто-то» скажет слова, вызывающие беспокойство, не позволяющие уснуть, а я опять буду мучить Кадзу-кун своим еженощным метанием по постели. Правда, как всегда, Кадзу всё поймёт и найдёт прекрасный способ меня успокоить — прикосновением губ, объятиями и той особой жаркой и нежной близостью, от которой я не откажусь ни перед суровым ликом беспощадного времени, ни перед бездонной пропастью вечности.
====== Глава 59 (часть 2). Незнакомец из прошлого ======
Место для встречи я выбрал идеальное: гора Нэсугата в порту Симода на южной оконечности полуострова Идзу. Разумеется, вызывать Тоду, Сузаку и Бьякко я вознамерился ночью, когда на вершине горы никого нет. Ещё и амулет попрошу, чтобы удостоверился: нас никто не заметит и не подслушает. И барьер непроницаемый поставлю! Я обязан заботиться о том, чтобы никто из случайно забредших на гору ночью не только не умер и не получил раны, но и не упал в обморок, увидев облик моих защитников. А те, я уверен, до сих пор выглядят весьма колоритно — и в человеческих телах, и в истинной форме.
— Символично, — выслушав мои планы на грядущую ночь, коротко откомментировал Кадзу-кун. — С одной стороны — проржавелые якоря и пушки, с другой — храм любви*. Вся наша жизнь — любовь и война. Зришь в корень, Асато-кун!
— Да там просто ночью абсолютно пусто — это двести процентов. Канатка не работает, а без неё обычному человеку наверх не подняться. И от Токио близко. Ты меньше волноваться будешь, что я удрал ночью за тридевять земель.
— А ты планируешь удрать? — серо-голубые глаза оказались совсем близко от моего лица, заставляя чувствовать смущение и желание. — Ничего не выйдет, от меня никто не сбегал. Ни разу, — он прекрасно осознавал, как на меня действует его глубокий шёпот и обжигающее дыхание. Я задрожал, осознавая, что ещё одно слово, и я никуда не отправлюсь, оставшись с ним до утра.
— Я должен им объяснить.
— Всё-таки ты решился? — Кадзу с тревогой наблюдал за мной.
— Я чересчур много думал. Пора действовать.
— Понимаю. Иди.
И я переместился на вершину Нэсугата.
Несмотря на довольно прохладное начало марта, в парках на полуострове уже зацветали вишни и сливы. Их тонкий аромат витал в ночном воздухе, наплывая волнами и опьяняя каждого, кто вдыхал его. Внизу раздавались одинокие, протяжные гудки торговых судов, заходивших в порт Симода. Ярко светили бортовые огни, отбрасывая отблески в иссиня-чёрные воды Тихого океана, похожие на загустевшую акварель, а городские фонари напоминали рассыпанные внизу волшебные бусы древних божеств. Я подставил лицо ветру и вдохнул неповторимую смесь запахов, состоящую из горьковато-терпкой хвои сосен, растущих на склонах холмов, мокрого песка у подножия полуострова, чуть заржавелого металла пушек на нижней смотровой площадке и солёной океанской воды.
Пора. Чем дольше тяну, тем труднее будет начинать разговор. Сложив руки перед грудью, я сосредоточился. Защитный барьер вырос от земли к небесам, смыкаясь куполом на высоте двадцати пяти метров. Достаточно. Никто сюда не проникнет, кроме тех, кого я жду.
— Бьякко, я вызываю тебя! Тода, вызываю тебя! Сузаку, вызываю тебя!
Они явились во вспышке красно-белого света. Мгновенно и бесшумно. Словно не минуло многих лет с тех пор, как я общался с ними не как беспомощная марионетка рубина, а как близкий друг, готовый сражаться бок о бок.
— Цузуки-сан?! — это Сузаку.
— Хозяин? — Да, Бьякко, вижу и ты скучал. И я тосковал. Очень.
— Ты?! — это Тода. И лучше мне сейчас отгородиться от того, что творится в их сердцах, иначе сильные эмоции моих шикигами сотрут меня в порошок, сломают в щепки, подхватят вихрем и швырнут с горы в океан.
Они стояли, как вкопанные, лишь миг. Осознав, что здесь никому не грозит опасность, и сражение не требуется, молнией рванули вперёд. Все трое. Бьякко, урча, по-кошачьи ластился к моим рукам, Сузаку то плакала, то смеялась, прижимаясь щекой к моей щеке, и была невыносимо горячей, а Тода, крепко обняв и меня, и своих товарищей, просто ткнулся лбом в мой лоб да так, что чуть не свалил нас с ног.
— Я так рад видеть тебя, хозяин!
— Я тоже. Очень! Всех вас. Простите, что не призвал сюда остальных. Но… я сначала должен побеседовать только с вами. Так вышло, что вы всегда были мне намного ближе других.
— Что стряслось? — Тода слегка взволновался. — Когда мы ощутили энергию твоего призыва, то откликнулись без промедления, но каждый подумал о битве. А тут… пусто. Никого. Что это за место? — он огляделся по сторонам. — И почему ты поставил барьер, если нет врагов?
— Враги придут, и сражение случится, — я тяжело вздохнул. — В августе. В Шабле. Это в Болгарии на берегу Чёрного моря.
— Да-а… Дела, — Тода хмыкнул и почесал шею. — А я думал, всё затихло. Точнее, решил что миры развалятся из-за чёрных дыр. Ошибся! Что ж, нет проблем. Сразимся.
Сузаку всё ещё плакала от радости, а Бьякко — тёрся носом о ладони. Я собирал всё своё мужество, чтобы сказать…
— Я давал вам клятву сражаться вместе не как ваш хозяин, а как друг. И я сдержу слово. Тода, помнишь, когда мы встречались в последний раз, ты сказал: «Страшно жить в мире, который не понимаешь»?
— Помню.
— Мы действительно ничего не понимали: ни ты, ни я. Мы думали тогда, что случится сражение между людьми и богами. Или между демонами и богами. Или между Мэйфу и неведомыми нам силами Хаоса. Но всё куда сложнее! Вы кое-что должны узнать. И, возможно, то, что вы узнаете, поколеблет ваше решение идти за мной в решающий день и помогать мне.
— Что ты говоришь? — Сузаку непонимающе смотрела на меня. — Как мы можем бросить тебя одного? Не будет такого!
— А если я не ваш хозяин? Не тот, кому вы изначально присягали? — печально спросил я. — Что если был другой Цузуки, и он давно погиб? А я всего лишь… Не знаю… Замена? Двойник? Копия?
— Нет-нет-нет! — Сузаку вдруг снова схватила меня в охапку, в то время как Бьякко отпрянул и потерянно взглянул на меня. Не менее испуганно, чем остолбеневший Тода. — Ты — тот, кто мне дороже всех! Тот, кого я люблю! — Сузаку стискивала мои руки, хваталась за мои плечи. — Ты не можешь быть копией!
— Все люди этого мира — копии, — со вздохом признался я. — Каждый по отдельности и все вместе. Неизменным остался только Генсокай и Замок Несотворённой Тьмы. Герцог Астарот, боги, управляющие этим миром, Энма-Дай-О-сама, видимо, тоже не изменились. Как и вы, жители Генсокай. Но остальные… давно не те. И я даже не могу сказать, сколько таких изменений случалось. Одно, два? Миллионы? И вы мне не расскажете и ничем не поможете, потому что Энма, пока был жив, постоянно стирал вашу память. Обо всех мирах и обо всех Цузуки Асато, которых вы знали.
