— Я — за второе!!! — заорал внезапно Ватари и тут же осёкся, вспомнив, что не имеет отношения ко всей этой муторной истории с осколками душ. — Упс… Во мне нет искры. Простите, увлёкся.
— Поддерживаю решение Ватари-сан, — сдержанно проговорил Кадзу и снова взглянул на меня.
— И я тоже! — торопливо воскликнул и я. — Зачем сверхсилы? Зачем другие миры? Мне нужна самая простая жизнь рядом с тобой, с мамой и отцом, с Ру-тян и Ририкой, с тётей Акеми и дядей Хикару. Только вот… вернуть бы Ру-тян и Ририку… Обеих, — я запнулся, снова ощутив боль в груди.
Ещё не хорошо. И не будет хорошо, пока обе сестры, обе мамы и оба отца не вернутся ко мне здоровыми и счастливыми.
— Рано пока радоваться, — осадил нас амулет, хотя я и не радовался вовсе. — Помимо прочего, вам предстоит сделать другой выбор, и он чуть сложнее. А, может, проще, как знать… Сейчас миров два. Формально. Однако когда они объединятся, только одна из ваших альтернативных личностей фактически сможет остаться в новом мире, а вторая станет воспоминанием, подобным сну. Или в отдельных запущенных случаях — жуткому кошмару.
Не знаю, что ощутили остальные, но я похолодел.
— Что твоё «формально» и «фактически» означает? — вскипел Кадзу, голос его звучал угрожающе. — Я должен знать в мельчайших подробностях, о чём речь.
— Ну как, — весело отозвался амулет, — вы же отправляетесь сражаться? И одна хозяйка Ока на вашей стороне? Так разбейте в пух и прах другую, тогда всё окажется проще, чем сварить украденный рис в чужом котле. Даже не встанет вопроса о том, кто выживет в новом мире. Вы, мой хозяин, перейдёте в объединённую вселенную, а ваш двойник станет тенью, памятью о прошлом, причём воспоминания о его нынешнем существовании сохранятся только у тех, кто окажется в день Апокалипсиса на маяке. Остальные забудут. В новом мире родится Ририка, способная сострадать и любить. Та, что и сейчас рядом с вами. А безумная ведьма исчезнет, оставшись в памяти своего двойника, как отголосок кошмара. Это ведь правильно.
Все умолкли. И в этой страшной тишине моё сердце глухо билось, стуча о рёбра.
— А что случится с другим Асато? — наконец, спросил я. — А с Ватари-сан из моего мира? А с Тацуми? Они же не злодеи! Как выбрать, кто выживет, а кто — нет? Как оправдать их исчезновение?!
— Просто, — снова беспечно отозвался амулет со свойственной тринадцатилетним подросткам бездумной решительностью. — Пусть сами между собой договорятся по окончании битвы к обоюдному удовольствию. Душа-то всё равно одна.
— Это как? — теперь, кажется, и Тацуми задумался о досрочном уничтожении говорящего кристалла. Его эмоции выглядели сейчас как пульсирующие тёмно-фиолетовые песочные часы, уходящие в бесконечность, а подобное даже отдалённо не походило на доброту и умиротворение.
— Вот докопались! — устало выдохнул амулет. — К примеру, если вы договоритесь с другим Тацуми-сан о том, что он останется лишь воспоминанием, а выживете в новом мире вы, то и для вас, и для него после возвращения мира в нулевую точку всё будет выглядеть совершенно одинаково: он очнётся и станет вами, помня себя прежнего, будто приснившийся сон. Для вас изменится лишь одно: вы станете помнить, как в некоем давно забытом сне прожили его жизнь. По сути, это то же самое. Вы соединились из двух в одно, обе души выжили, но одна прожитая жизнь будет вами восприниматься, как реальная, а вторая — как сон. В чём сложность?
— Диссоциативное расстройство идентичности, — нахмурился Ватари, — вот что это такое, я бы сказал.
— Чушь, — будь у рубина рука, он бы ею махнул. — Когда вы утром просыпаетесь и вспоминаете длинный-предлинный сон о том, как были совсем другим человеком и прожили жизнь, не похожую на вашу повседневность, вы же не сходите с ума. В данном случае случится так же. Просто сон. Наоборот, вы сойдёте с ума, если сохраните одновременно память об обеих жизнях, как о реально существовавших. Вот тут посещения психиатра точно не миновать!
— Но всех сейчас по двое, — напомнил Ватари. — Многие прожили совершенно разные жизни, и это отнюдь не сон! И никто не хочет терять своё.
— Да забудьте вы про «два»! — раздражённо вспыхнул амулет. — Если уж говорить прямо, именно сейчас вы все страдаете «диссоциативным расстройством» по вине Энмы! Один он не страдает, потому что в миг разделения миров скрылся в Замке Несотворённой Тьмы, и его не растащило надвое. И герцог Астарот случайно в какой-то дыре отсиделся, либо у него иммунитет к раздвоению. И я не страдаю. У меня нет двойника в первом мире. И в Генсокай никто не страдает, потому что мир шикигами, как и Замок Несотворённой Тьмы, изначально находился между измерениями, а сейчас оба этих места попали аккурат в развилку между вашими зацикленными псевдо-мирами, как остров, обтекаемый вокруг рукавами реки… Я уж и не знаю, как донести: никто ничего не потеряет. Никто не умрёт! Между личностью и душой такая же разница, как между жёстким диском и программным обеспечением! Не совсем верный способ объяснить, за что заранее прошу прощения, но другого не придумал… Сейчас у вас на одном жёстком диске — слава Энме! — стоят две противоречащие друг другу программы, из-за чего создаётся впечатление, будто жёстких дисков физически тоже два. Но диск один и работает с огромными перегрузками. Значит, одну из программ придётся снести, заархивировав дистрибутив и всю историю действий, выполненных этой программой, чтобы убрать чёртову иллюзию раздвоенности, потому что если так продолжится дальше, то посыплется жёсткий диск, и это будет куда хуже потери одной программы. Вам дано право выбирать, какую из программ снести. Выбирайте любую. Можете выбрать безумного доктора и сумасшедшую леди — ваше право! Выбирайте и радуйтесь, никто не неволит. Кстати, заархивированное можно в любой момент распаковать и установить повторно. И оно заработает. Правда, вкривь и вкось. Но надо ли? Неужели вам всё ещё непонятно?
— Мне — понятно, — неожиданно расслабился Ватари. — Сразу бы так.
— А я не понял, — честно признался я и немного успокоился, узрев бледное, вытянутое лицо Тацуми, который в процессе осознания истины о программах и дисках явно ушёл не дальше меня.
Кадзу задумчиво смотрел на Ютаку, который всё ещё возвышался статуей посреди гостиной.
— Слезь, — неожиданно попросил Кадзу, слегка поморщившись. — Не хочу казаться занудой, но у меня новая обивка на стульях, и мне её жаль. А ты, наш бесценный разъяснитель, — Кадзу поднял голову вверх и начал изучать пустой потолок, — расскажи подробнее про Генсокай. Говори всё, что знаешь. Даже то, что тебе кажется несущественным. Полагаю, в грядущей битве любая мелочь не станет лишней. И про шикигами упомяни, а также про их связь с Асато и про то, каковы шансы у моего духа-хранителя преуспеть с их вызовом в день сражения.
— Да отличные шансы, — бодро отозвался амулет и рассказал следующее.
Генсокай и Замок Несотворённой Тьмы некогда образовали единый конгломерат, находящийся в собственном измерении на индивидуальной временной оси, лишь соприкасающейся с нашими мирами. Генсокай являлся местом хранения Ока до его пробуждения после жертвования ему семи невинных душ в 1135 году, а Замок — местом, где Око обитало после этого события. Также внутрь своего нового жилища — Замка Несотворённой Тьмы — Око собирало пожертвованные ему до и после пробуждения души. Замок и Генсокай были связаны через древний портал, закрытый для всех, кроме Энмы-Дай-О-сама и моей сестры. Микако-сан и Кадзу-кун смогли однажды пройти через этот вход с помощью амулета синигами, чего ни Энма, ни Лилиан от них не ожидали. После расщепления нулевого мира и всех живущих в нём душ выходы из Генсокай во избежание межвременных парадоксов открылись только в мир, условно обозначенный Ватари как «первый». Выхода во «второй» мир из Генсокай не существовало до тех пор, пока я его не создал прошлым летом, призвав Бьякко и Сузаку, чтобы спасти Кадзу-кун от вероломно напавшего на него лорда Эшфорда, пытавшегося разорвать связь Кадзу с амулетом синигами, освободив тем самым меня. Ещё в 1895 году, если верить рубину, скопировав в Хрустальный Шар память прибывшего из 1999 года нулевого мира Тацуми, Энма мгновенно понял, что с Генсокай теперь начнутся проблемы, главная из которых заключалась в том, что все шикигами по-прежнему помнили о том, что я — их хозяин. Для них временная линия продолжалась без обрывов, расщеплений, возврата в прошлое. Впрочем, как и для Энмы, отсидевшегося в момент разделения миров в Замке Несотворённой Тьмы. Никуда не годилось, если бы шикигами, почуяв, что молодая версия меня находится в опасности, пришли бы ко мне на помощь раньше, чем я по временной линии первого мира стал бы их хозяином. По замыслу Энмы шикигами вообще не должны были заподозрить, что снаружи их уютного мирка что-то странное стряслось. Впав в панику, шикигами могли стать неуправляемыми, и, предпринимая очередные меры предотвращения возможного катаклизма, Энма принял решение стереть память всем обитателям Генсокай с помощью Хрустального Шара. Правда, Повелитель Мэйфу подозревал, что эта мера не поможет надолго. Шикигами в любой момент могли вернуть память. Тогда Энма решил «подсунуть» им нового хозяина в лице Такеши-сан — первого напарника Тацуми в надежде, что тесное взаимодействие с Повелителем Теней подавит их память. Поначалу это сработало. Но, к ужасу Энмы, в день гибели Куроды-сан Тода, как самый сильный из шикигами, внезапно вспомнил о событиях в Киото нулевого мира и отправился к Повелителю Мэйфу, чтобы задать тому весьма неприятные вопросы. Не желая никому признаваться в содеянном, Энма вызвал на подмогу герцога Астарота. Прибегнув к помощи демонов, они усыпили и запечатали мощным заклинанием всех шикигами внутри Генсокай до того момента, когда явится повзрослевшая версия меня из первого мира и снова подчинит их себе, а это неизбежно должно было случиться. Обо всех этих манипуляциях спустя несколько лет узнал Хакушаку-сама из моего мира, но он не успел ничего рассказать мне, хотя собирался. К большому сожалению, по приказу Энмы ему уничтожила память Лилиан Эшфорд, иначе я бы давно уже был в курсе всех планов и подлостей Повелителя Мира Мёртвых.
