Старшие представители семейств Сакурайджи и Мураки молчали, уставившись на Укё широко распахнутыми глазами. Правда, никто при этом не двигался с места и не торопился вызывать девушке врача, а я этого всерьёз опасался, когда она заговорила настолько откровенно.
Я молчал, понимая: если сейчас заикнусь о том, что Ририка — моя сестра-двойняшка, и я, как и Укё, знаю про тёмный амулет и про разделение миров, меня сдадут в больницу. Одна надежда — Кадзу-кун, наверное, заступится…
К счастью, Укё здесь все любили. Обвинять её в сумасшествии никто не спешил, однако и энтузиазма подобные откровения ни у кого не вызвали. Первым опомнился Кадзу.
— И всё-таки почему ты молчала столько лет? — спросил он. — Разве нельзя было рассказать мне?!
— Прости, — Укё виновато взглянула на него. — Я боялась, что ты сочтёшь меня сумасшедшей. А ведь моё признание, я отлично понимаю, звучит как безумие. Если бы я потеряла и твою дружбу, я бы не вынесла этого! Но теперь такая мелочь не имеет значения. Миру приходит конец. Мы оба знаем это, поэтому я и рискнула рассказать. Можете все считать меня потерявшей рассудок, — девушка снова обернулась к своим потрясённым родителям, — но хотя бы в последние восемь месяцев, оставшиеся до решающего часа, я хочу жить свободно! Я разрываю помолвку с Кадзу-кун, и я не пойду замуж за кого-то другого, потому что тот, кто ради моего возрождения рискнул собой, ждёт меня. Я доживу эту жизнь и снова встречусь с ним.
— Глупости! — вскричала вдруг госпожа Мураки, вскакивая на ноги. — Это совершенно нелепая отговорка! Мой сын столько лет жил в ожидании этого брака, а теперь ему вдруг говорят, что свадьбы не будет? Невеста принадлежит воображаемому призраку? Чушь. Это лишь предлог, чтобы выйти замуж за кого-то ещё! Я не ожидала такого, — с этими словами госпожа Мураки зло взглянула на госпожу Сакурайджи, совершенно растерянную и пытающуюся сообразить, как теперь поступить.
— Да, это ни в какие ворота не лезет, — подал голос Мураки-сама, неторопливо поднимаясь с места с оскорблённым видом. — После такого остаётся только откланяться и уйти. Я не вижу смысла оставаться там, где к нам проявляют подобное неуважение. Такого бессмысленного спектакля от будущей невестки я не ожидал увидеть.
— Подождите, мы все должны успокоиться, — наконец, подал голос господин Сакурайджи. — Я не верю, что моя дочь могла поступить неразумно. Скорее всего, что-то испугало и взволновало её. Может, у неё стресс на работе? Она всегда была очень чувствительной. Из-за стресса люди подчас совершают странные поступки. Не уходите, сейчас мы выясним, что происходит!
— Да, всё поправимо! — вторила мужу Сакурайджи-сан, протягивая руки к господину Мураки, словно пытаясь его удержать. — Я уверена, Укё наговорила эту бессмыслицу из-за сильных внутренних переживаний, но она уже одумалась и раскаялась! — Сакурайджи-сан молниеносно повернулась к дочери и сурово произнесла. — Немедленно извинись перед всеми за эти бессмысленные слова, а мы сделаем вид, будто ничего не слышали.
— Но это не бессмыслица, — руки Укё опустились, и она побледнела. — Я не солгала ни словом.
— Ты сказала нелепость лишь ради того, чтобы разорвать отношения с честным человеком. Но как твоя мать я не позволю помолвке разрушиться. Она выйдет за тебя, — примирительным тоном обратилась Сакурайджи-сан к Кадзу-кун. — Не переживай, сынок.
— А я не переживаю, — все глаза обратились теперь к Кадзу, а он совершенно спокойно вдруг положил руку на моё плечо и притянул к себе, так близко, что наши лица соприкоснулись, а я отчаянно покраснел, понимая, что момент истины, наконец, настал. — Мне незачем волноваться. Укё давно знает о моих отношениях с Асато-кун, поэтому для неё не будет ударом, если я сейчас открыто заявлю об этом… Для тех, кто ещё не в курсе: мы с Асато состоим в близких отношениях и расставаться не собираемся даже под угрозой Апокалипсиса.
— Ка-каких… отношениях? — Мураки-сама начал заикаться. Щёки его покрылись неровными пятнами. — Что за бред ты теперь решил выдумать?
— Это не бред, отец. Мы с Асато любим друг друга. По крайней мере, я в него влюбился ещё в шестнадцать. С первого взгляда. Волей случая мы надолго расстались, а теперь встретились снова, и уже никто нас не разлучит! Именно поэтому я не беспокоюсь о том, что помолвка разорвана. Это правильно. Укё всегда была моей подругой, но не невестой. Я поддерживал её, пока она того желала. Больше она не желает быть связанной. А я не имею намерения её удерживать. Я уважаю её желание воссоединиться с любимым, кем бы он ни являлся. В призраков, демонов и синигами, кстати, я верю.
Госпожа Мураки застонала и начала валиться на пол. Семья Сакурайджи и муж захлопотали вокруг неё, брызгая водой из графина на платки и салфетки и пытаясь привести женщину в чувство.
— Видишь, что ты сделал с матерью, подлец! — яростно зашипел Мураки-сама, оставляя жену на попечение Сакураджи-сан и его супруги и подскакивая к Кадзу. — Как тебе совесть позволяет так издеваться над родителями?!
— Хорошо зная маму, думаю, она сейчас откроет глаза и начнёт проклинать… — заговорил Кадзу.
Закончить фразу ему не удалось.
— Будь ты проклят! — послышалось со стороны дивана, где всего мгновение назад лежала в обмороке госпожа Мураки.
— Ну вот, так и знал, — задумчиво пробормотал Кадзу, крепче обнимая меня. — Боги, как всё предсказуемо!
— Будь проклят сын, способный так унизить родителей! Как ты мог?! — госпожа Мураки оттолкнула от себя хлопочущих господина и госпожу Сакурайджи и, пошатываясь, приблизилась к нам, грозя пальцем почему-то мне, а не сыну, хотя обращалась именно к нему. — Когда успел примкнуть к представителям… секс-меньшинств и гей-сообществ?! К этим странным людям с неустойчивой психикой, предпочитающим физиологически неправильные способы справления биологических нужд?!
— Успокойся, дорогая. Кадзутака не виноват. Он попал под дурное влияние, — Мураки-сама ткнул пальцем в меня. — Вот кто растлитель! Стажёр со странными глазами! Мой сын был вполне нормальным до встречи с ним.
— Если учесть, что мы с Асато встретились, когда я был шестнадцатилетним юношей, получается, я с тех пор уже не являюсь нормальным, отец, — подначил его Кадзу-кун.
— Погодите… Можно что-то придумать, мы же разумные люди, — подал голос господин Сакурайджи, полулёжа на одном из стульев. Мне его невольно стало жаль: одной трясущейся рукой он срывал со своей шеи галстук, а второй пытался затолкать себе в рот таблетку.
— И я тоже думаю: можно найти удовлетворяющее всех решение, — госпожа Сакурайджи заботливо потрепала Укё по волосам. — Признайся, родная, ты совершила крупную ошибку, дав волю детским фантазиям, и из-за этой ошибки хороший человек, для которого неприемлемо изменять невесте с женщинами, не получая твоей любви, был вынужден искать утешения в объятиях мужчины. Но как только ты выйдешь замуж за него, всё наладится… Для вас обоих.
И тогда я впервые увидел, как кроткая Укё разгневалась.
— Мы не поженимся, сколько раз повторять! Это невозможно по трём причинам. Во-первых, Кадзу-кун вовсе не утешается с Асато-сан, а по-настоящему любит его. Всей глубины их отношений даже мне не понять, не говоря о вас. Во-вторых, я до сих пор люблю того, кого вы считаете выдумкой. В-третьих… Я не хотела говорить остального, но у меня нет выбора! Моим супругом в прошлой жизни был Мураки Юкитака, дедушка Кадзу-кун, а сам Кадзутака — наш с ним сын, возрождённый Юкитакой по ритуалам запретной книги О-кунинуси. У моего мальчика даже имя тогда было такое же! Мама, я не могу выйти замуж за собственного сына! Если бы я ничего не помнила, то да, возможно. Но поскольку я не просто знаю, а сама вспомнила, то это исключено.
Я мысленно досчитал до пяти, ожидая новых криков, проклятий или чьего-то обморока, но снова воцарилась зловещая тишина, в которой Сакурайджи-сан безмолвно хлопал глазами, по-рыбьи открывая и закрывая рот. Мураки-сама сжимал и разжимал кулаки, мысленно сокрушаясь, что он — разумный, цивилизованный человек, поэтому убить никого не может, хотя, судя по протекающим внутри него эмоциям, ему очень хотелось убить. Особенно меня. Обе матери семейств утратили дар речи и с отчаянием смотрели друг на друга. Кажется, они не поверили в сказанное, решив, что Укё либо подыгрывает мне и Кадзу, либо окончательно спятила.
