— Погоди, — стараясь не выдавать своего волнения, я протянул руку, не зная, стоит ли касаться юноши. Скорее всего, лучше с этим повременить, ведь он эмпат. Одно прикосновение, и он почувствует ложь. — Тебе просто привиделось всё это. Расскажи, что именно ты видел во сне?

— Помню, как я отправился поблагодарить сенсея, — на лице Хисоки появилось выражение неуверенности, словно он и в самом деле засомневался, могло ли подобное случиться наяву. — Я купил букет белых роз, чтобы выразить своё восхищение мастерством Мураки-сан, но когда я пришёл к нему, и он открыл дверь… Я испугался! С лицом сенсея случилось что-то странное: один его глаз стал искусственным. И он смотрел на меня с ненавистью. Я вдруг отчётливо ощутил, что этот человек опасен. Я не понимал, почему доктор, спасший мне жизнь, вдруг так сильно изменился? Я заговорил с ним, а он втащил меня в дом и сделал укол в сгиб локтя. Всё моё тело ослабело. Воспользовавшись этим, сенсей связал мои руки, заклеил рот и привязал к столешнице. На мгновение я потерял сознание, а, когда очнулся, увидел вас и того парня с фиалковыми глазами… Он появился из ниоткуда, будто прошёл сквозь стену, а потом вы сказали ему, — голос Хисоки осип от волнения. — Вы попросили его стереть мою память. Тацуми-сан, сон был слишком реальным, словно всё произошло наяву!

Взять себя в руки. Прекратить паниковать. Теперь можно говорить.

— Послушай, Хисока, — заговорил я, усилием воли заставляя голос звучать буднично, — посуди сам, возможно ли подобное? Разве кто-то может уничтожить чью-то память или ходить сквозь стены? И разве Мураки-сенсей способен связать кого-то?

— Он не просто связал, — признался Хисока, вздрагивая от омерзения. — Он разорвал мою одежду и лапал меня, как тот ублюдок в машине, — юноша вдруг сжался в комок, и его затрясло, когда он вспомнил подробности. — Нет, это слишком отвратительно! Вы правы, такого не могло случиться наяву… Но если мне снится подобное, значит, мысли мои нечисты? — он отвернулся, пряча лицо.

Я осторожно положил ладонь ему на плечо, приложив все силы, чтобы сдержать свои эмоции, не позволяя ни крохе страха или ненужному образу проскочить внутри. Я справлюсь. Он ничего не заподозрит.

— Ничего нечистого в твоих мыслях нет. Ты слишком юн и впечатлителен, а сны не подвластны никому. Мне тоже иногда снятся кошмары, но я стараюсь забывать о них после пробуждения. Мозг перерабатывает информацию, полученную за день, а сны — это фильмы, которые он нам показывает, пока занят работой. Иногда это комедии, иногда приключения, иногда — ужасы. Никакого тайного смысла в них нет. Подчас они отражают наше прошлое, иногда могут показывать будущее, но это просто совпадения. Не стоит придавать снам большого значения. Если вентилятор жужжит в углу комнаты, много ли внимания ты обращаешь на его шум? Главное, чтобы вентилятор давал прохладу. Шум — побочный эффект его работы. То же самое и сны. В дневное время мозг помогает нам решать разные задачи, предупреждает об опасности. Можно позволить ему пожужжать немного ночью?

Кажется, прозвучало убедительно. Подумав немного, Хисока немного оттаял и, успокоившись, перестал сжиматься.

— Ложись, — я подтолкнул его к подушке. — Завтра тебе идти на собеседование, забыл? Если не выспишься, как будешь производить хорошее впечатление?

Он улёгся на бок, спиной ко мне. Я уже собрался отпустить руку, которой обнимал его, но внезапно Хисока поймал мои пальцы и вернул их на место.

— Пожалуйста, — едва слышно попросил он, — останьтесь рядом, как сейчас. Хорошо?

По телу пробежала невероятно тёплая волна, словно я приехал на Окинаву и собрался искупаться в море. Так странно… Я устроился поудобнее, но так уж вышло, что пришлось прижаться грудью к его спине. От волос Хисоки пахло чем-то невероятно приятным. Дорогая туалетная вода! Я себе так тратиться не позволяю. Наверняка парень влюбился и выбросил на ветер последние деньги, лишь бы понравиться какой-нибудь красивой однокласснице. Молодость и безрассудство идут рука об руку…

— Спи, — прошептал я. Светлые волосы, шевельнувшись от моего дыхания, мазнули по губам. Я хотел отстраниться, но вдруг поймал себя на том, что хочу снова ощутить это щекочущее прикосновение, и тогда, чувствуя лёгкий укол совести, я повторил снова. — Спи, малыш.

Нужно ли говорить, что на следующий день, едва позавтракав и проводив Хисоку на собеседование, я позвонил Лилиан и задал ей вопрос о том, какие ограничения могут быть у Ока, когда оно стирает память смертному.

— Никаких. Почему ты спрашиваешь? — кажется, она удивилась.

— Твой брат забрал у Хисоки воспоминания о нападении Мураки, однако память вернулась сегодня во сне.

Молчание и прерывистое дыхание в трубке.

— Этого не должно было случиться, — испуганно промолвила Лилиан.

— На самом деле у меня в своё время произошло то же самое. Я начал вспоминать во сне то, о чём забыл из-за тебя! Раньше, чем ты вернула мне мою память с помощью Ока, я уже видел во сне бессвязные обрывки прошлого.

— О…

— Что означает твоё многозначительное «О»?

— Оно может означать что угодно. Видишь ли, Око способно прочитать воспоминания любого человека, синигами или демона, за исключением высших демонов или Энмы-Дай-О-сама, но твои воспоминания оно прочитать до конца не смогло, и это странно. Признаюсь честно, Око давно сообщило мне, что начало твоих воспоминаний отсутствует. У тебя отрезан кусок памяти о том времени, когда ты ещё был смертным, и я тут, кстати, ни при чём.

Я вздохнул.

— Для меня это не новость. С самого начала работы в Мэйфу я знал, что мои воспоминания о жизни среди людей с моего согласия забрал Энма-Дай-О-сама. Если бы я не отдал их, то сошёл бы с ума. Меня спасли от безумия, только и всего. Всё, что я о себе знаю — это скупая информация из найденного в архивах досье. Там было написано очень немногое, но даже этого мне хватило, чтобы… не пожелать никогда вспоминать подробности.

— Ты совершил нечто ужасное? — тихо спросила Лилиан.

— Я не хочу об этом говорить.

— Прости. Ты сейчас подумал о досье, и кусок твоей памяти Око выдернуло из твоих мыслей. Мне жаль, Сейитиро. О таком в самом деле лучше не помнить.

Рука дрогнула, и я едва удержался от желания нажать на «отбой».

— Сейитиро, это может оказаться неправдой! Тебе ли не знать, что Энма-Дай-О-сама — лжец и фальсификатор. Пока ты сам не вспомнишь, что с тобой случилось, ты никогда наверняка не будешь знать, правда ли написанное в том досье или нет. Для начала скажи, была ли в досье указана дата твоего рождения?

— Двадцать седьмое декабря.

— И всё?

— Увы.

— Разве это не странно? В досье остальных синигами есть точная дата рождения и смерти. Пусть ты родился в середине девятнадцатого века, почему бы это не указать в твоём личном деле? Допустим, Энма-Дай-О-сама уничтожил твою память, однако, как ему удалось стереть всю информацию о тебе изо всех источников? Око не смогло найти ничего ни о твоей матери, ни о сестре, ни о тебе самом. О тебе нет никаких сведений, кроме записей в досье, хранящемся в Мэйфу. Это возможно лишь в том случае, если информацию о тебе стёрло Око.

— Но как?! — опешил я.

— Я давно подозреваю, что некая часть твоей памяти находится у моего двойника. В своём мире ты вполне мог столкнуться с Оком, и моя сестра забрала фрагмент твоих воспоминаний. Зачем ей это понадобилось — другой вопрос! Однако только так можно объяснить, что о твоей жизни до появления в Мэйфу никому ничего не известно.

Внутри снова всё похолодело, пожалуй, даже сильнее, чем в тот миг, когда Хисока начал вспоминать о нападении Мураки. Какой-то иррациональный, непреодолимый страх.

— Энма знает, что со мной случилось! Да, он злодей и подлец, но единственный мой шанс узнать правду — заставить заговорить его…

— Сейитиро, — глубокое сочувствие, звучащее в её голосе, заставило меня напрячься, — ты разве не знаешь последние новости? Ватари не написал?