— Ририка… — отчаянно застонал я.
Она мучила меня намеренно, нисколько не стыдясь этого.
— Не смей называть меня этим именем! — она перегнулась через стол, и её указательный палец больно упёрся мне в лоб. — Я не считала тебя своим братом в течение многих лет и не собираюсь начинать делать это теперь, когда ты узнал правду от другой. Кто ты? Слепец, возомнивший себя спасителем Вселенной! Он, — резким жестом Лилиан указала себе за спину на Мураки, — намного умнее, честнее и талантливее тебя. Жаль, что пришлось сломать его таким образом. Эта боль теперь будет преследовать меня вечно.
— Сломать? — взволновался я. — Что ты имеешь в виду?
Лилиан замолчала на несколько мгновений, а потом вдруг выпалила с решимостью человека, бросающегося в горящий дом, где уже трещит и рушится кровля.
— Я его любила. Хотела, чтобы мы вместе создали новый мир и правили им, как короли. Я никогда не лгала ему, исключая наш контракт, но то была вынужденная мера. Оку непременно требовался хранитель, а мне — вся сила амулета, чтобы вернуть к жизни маму. Никто, кроме тебя и Мураки, больше не подходил на роль хранителя. Душу любого другого существа Око бы сожгло. Только вас двоих оно сочло достаточно сильными. Но с тобой я покончила много лет назад, когда ты предал меня, и я не собиралась возвращаться к старому. Тогда я выбрала его. Не сказав всей правды об амулете, привязала его к Оку, когда он был ещё шестнадцатилетним подростком, подарила ему магическую силу, от которой никто не сумел бы отказаться. Тем более, юноша, потерявший родителей и мечтавший отомстить за их смерть. Мы договорились, что его душа перейдёт под власть Ока полностью лишь в тот день, когда он возродит Саки и будет уверен, что тот понёс достаточное наказание. Око, безусловно, могло бы немедленно вернуть душу того неудачника обратно, однако у нас на тот момент не было на примете подходящего тела для процедуры реинкарнации. Кадзутака пожелал создать для брата бессмертный саркофаг, до краёв наполненный страданием, чтобы мерзкий грешник мучился вечно, не имея второй возможности умереть.
— Но ты же сама заключила контракт с ним ещё раньше, чем с Мураки, — с отвращением вымолвил я. — Именно ты наполнила душу впечатлительного юноши тьмой и желанием причинять боль. Ты дала ему силу побеждать в битве на мечах или врукопашную. Ты посоветовала рецепт яда, которым были отравлены родители Кадзу-кун. Если хорошо подумать, трагедия в доме Мураки — твоих рук дело! Саки стал лишь беспомощной пешкой в твоей игре.
— Верно, — не стала отпираться Лилиан. — Я довольно скоро поняла, что из Шидо-кун не получится достойного хранителя, хотя после смерти его матери я поначалу остановила выбор на нём. Око сомневалось на его счёт и предложило мне попробовать испытать его, что я и сделала, заключив с ним контракт на посмертные воспоминания и взамен подарив ему магическую силу. Только таким образом Око могло получить доступ к его душе и прощупать скрытые возможности. Но этот мстительный недоносок оказался лишь бледной копией брата. Его душа являлась костром, душа Кадзутаки — солнцем. Если бы тебе пришлось выбирать между хризопразом и изумрудом, что бы ты выбрал?
— Значит, — я задохнулся, поняв, наконец, как всё произошло тогда, – именно ты спланировала всё заранее и намеренно уничтожила жизни троих людей, охотясь за Мураки, чтобы связать его контрактом?! Ты подстрекала Саки к убийству с целью загнать Мураки в угол, заставить испытывать ненависть и искать помощи у тёмных сил для осуществления мести? И когда это случилось, ты пришла и предложила «помощь»?!
— Да. И сделала бы то же самое снова.
— Как ты можешь говорить о любви к нему?! — я действительно не понимал. — Возможно, однажды я уничтожу миры по неведению, ибо не знаю, как их объединить. А ты? Спасёшь, чтобы превратить в ад, где нет сострадания, только ненависть? Я не хочу, чтобы наша мама возродилась и жила в таком мире! Лучше смерть.
— А ты сам способен любить?
Я замер.
— Кому твоя любовь подарила счастье? — безжалостно продолжала Лилиан. — Руке? Акеми-сан? Почему они умерли молодыми, беспомощно взывая к тебе? Может, ты любил меня или отца? Думаю, нет, если пытался сжечь нас в Коива. Или ты сделал счастливым Куросаки-сан? Ох, нет-нет… Бедняга по-прежнему один в рушащемся мире и наверняка испытывает невыносимые страдания, постоянно думая о том, что ты находишься здесь по доброй воле с двойником его убийцы! А Мураки? Я имею в виду моего хранителя, чьё прошлое ты безуспешно попытался изменить. Ты же на самом деле его ненавидел, считал монстром, чудовищем! Но даже изменив прошлое другого мира, в конце концов подарил ли ты счастье тому, ради кого затеял всё это?
Я снова взглянул на Мураки за её спиной.
— Он все эти годы провёл со мной, — сухо прибавила она. — Ты ничего не знаешь ни о нём, ни обо мне, поэтому не имеешь права судить. Ты — Иуда, предавший собственную семью.
Я чувствовал себя раздавленным и уничтоженным. Наш разговор напоминал схождение в ад — бессмысленное, невыносимое, мучительное. С каждым следующим сказанным ею словом я всё менее был способен на сочувствие и понимание, несмотря на свои изначальные намерения пробиться к её душе. Слушая признания Лилиан и отвечая на её вопросы, я думал лишь о том, что настоящий демон и истинное зло во всей этой истории — моя родная сестра, и она даже не раскаивалась в содеянном. Наоборот, гордилась. Однако мне предстояло впереди ещё множество горьких открытий…
— Я наблюдала за ним годами, пока он взрослел, — продолжала Лилиан. — Он стал прекрасен! Ведомый тьмой амулета и собственным гневом, борющийся против того, что пожирало его изнутри, не желающий сдаваться, но постоянно проигрывающий свой разум Оку, он был для меня желаннее всех! Он был похож на меня, я — на него. Именно тогда моё сердце и получило неисцелимую рану. Я прекрасно знала глубину тьмы, заключённую в Оке. Окунувшись в неё даже кончиком ногтя, никто и никогда не сумел бы выбраться назад! Я согласилась и смирилась с тем, что буду жить во тьме безумия почти всю жизнь ради возрождения мамы, но в какой-то миг я пожелала отпустить его. Однако ты лучше всех теперь знаешь, что контракт с абсолютным амулетом отменить невозможно. Единственный приемлемый вариант, предложенный мной, Кадзутака отверг. Ещё в нашем родном мире… Упрямец! А всё из-за тебя, Асато, будь ты проклят! Если бы ты знал, какие страдания я пережила тогда! И только посмей сейчас что-то сказать об истинной и фальшивой любви. Только посмей…
Черты лица Лилиан исказились. Она сжала пальцы так, что ногти побелели. Мураки оставался неподвижным и безразличным. В моей душе всё перемешалось, и я уже не понимал, что чувствую. Не понимал и того, о какой моей вине по отношению к Мураки она сейчас говорит. Не знал, чему верить. Не соображал, стоит ли её останавливать или позволить ей высказаться до конца, не важно, будет это правда или очередная ложь?
Пока я пытался выплыть из водоворота собственных хаотичных эмоций, Лилиан заговорила снова.
— Конечно, Кадзутака однажды попытался освободиться от контракта, не подозревая, какие последствия на себя навлечёт. Двенадцать лет назад он нашёл в моём доме в Дареме книгу О-кунинуси. Я её тогда не прятала. Не видела смысла. Слуги всё равно не сумели бы прочесть её, а больше никто и не собирался на неё покушаться. После ужина, когда я заснула, Кадзутака поднялся в мою библиотеку, взял магическую книгу и к утру проштудировал от корки до корки, как потом донёс амулет. Почему-то Кадзутака решил, что одно из сложнейших тёмных заклятий поможет ему освободиться. Нет, не от связи с Оком. Этого мой находчивый хранитель не желал, ибо уже оценил свою невероятную силу и не собирался с ней расставаться. Кадзу стремился избавиться от необходимости выполнять в будущем условия контракта, а также от своей платы за использование магии в настоящем. Он хотел сохранить свой разум независимым и не вносить в будущем плату. Лучше бы он заранее признался в том, что собирается сделать, и я бы защитила его. Такое ещё не удавалось никому, даже сильнейшим тёмным магам, а юноше, недавно начавшему вызывать тёмных сущностей, не стоило и пробовать. Но Кадзутака сумел разобраться за одну ночь во всех тонкостях и применить на практике приглянувшееся ему сложное заклятье, однако результат вышел иным, нежели чем он ожидал.