Мама больше не пыталась прерывать наши занятия. Только тяжело вздыхала, качала головой и уходила. А я ловил короткие минуты наслаждения, прикасаясь к спине и плечам анэсан, имея возможность видеть её так близко, что иногда от необъяснимого томительно-сладкого счастья кружилась голова.

Однажды Ру-тян остановилась посреди комнаты и сказала:

— Ты великолепно танцуешь. Больше нам не нужно продолжать. Хоть чему-то я тебя выучила!

Я похолодел. «Неужели это всё?! И больше — никогда?!»

— Нет, — моя ладонь сама собой двинулась вверх, чтобы коснуться её щеки, — не говори так. Скажи, что в следующий раз всё будет опять, как сегодня!

— Асато, — растерялась Ру-тян, — к чему это продолжать? Ты же всё умеешь.

— Это мама тебе чего-то наговорила?

— Я сама так решила.

— Прошу, передумай! Пожалуйста!

Я зарылся пальцами в её волосы, как давно хотел. Она смотрела на меня, словно пойманный зверёк, но не отталкивала.

— Ты хотя бы понимаешь, как я скучаю? Ты появляешься здесь так редко, что я бросаюсь на стены и разговариваю с твоими вещами! Я читаю жуткие книги, в которых не понимаю абсолютно ничего, только чтобы обмануть себя иллюзией, будто ты сидишь и читаешь то же самое рядом со мной! Я хочу видеть тебя каждый день! А теперь ты лишаешь меня последней радости? Ты стала жестокой.

Рука осторожно взялась за мои запястья и отвела ладони от своего лица.

— Скажи эти замечательные слова не мне, а своей девушке.

— У меня нет девушки.

— Значит, скоро появится.

— Это неправда.

— Я умею видеть отголоски будущего. В этом или в следующем году ты встретишь очень красивую девушку. Она сама придёт к тебе.

— Возможно, — сердце закололо, и, неосознанно желая отплатить ей за эту боль, я спросил. — Как поживает твой учитель философии?

Рука горько выдохнула.

— Мы расстались. Это не тот человек, с которым я бы хотела прожить жизнь.

— А где тот?

— Я ещё не встретила его.

— Может, тогда останешься со мной? — бездумно выпалил я, словно прыгая в океан с вершины горы. — На всю жизнь?

Она коротко выдохнула, но ничего не ответила.

— Обещаю, что буду аккуратно прибираться в доме, — продолжал я, — перестану портить вещи, научусь готовить пироги, буду помогать ухаживать за садом. Начну работать, и ты не будешь ни в чём нуждаться!

— Мы давно не дети, Асато, чтобы так шутить, — заметила Рука, качая головой.

— Я не шучу, а говорю серьёзно!

— Очень надеюсь, что неверно понимаю тебя, потому что иначе мне придётся перестать приезжать сюда.

Внезапно я догадался, чего она боится, и кровь бросилась мне в лицо.

— Неужели ты думаешь, я хочу от тебя того же, что и этот твой… преподаватель философии?!

Она молчала.

— Когда-то ты сказала, что я дурно думаю о тебе, но ты сейчас точно так же плохо думаешь обо мне. Я люблю тебя больше жизни, поэтому не посмел бы никогда!

Рука ничего не отвечала. Тогда я наклонился ближе и поцеловал её в щёку.

— Вот и всё, что я себе могу позволить.

Я не лгал и не лукавил. Любовь к Ру-тян была для меня чем-то возвышенным, священным. Она не могла быть осквернена ни при каких обстоятельствах. Но так уж был устроен этот мир, что я мог самозабвенно любить страну, императора или благословенного Будду, однако испытывать столь сильные чувства к родной сестре было запрещено.

А я любил и ничего не мог поделать с собой.

Отчуждения между нами не возникло. Мы продолжали общаться, как раньше, но в глазах Ру-тян я теперь часто замечал печаль и затаённый страх. Наверное, она боялась, что я снова заговорю на ту же тему. И я молчал, не желая снова пугать её и опасаясь потерять раньше, чем она выйдет замуж.

Отношения Руки и мамы внезапно стали крайне напряжёнными. Они часто ссорились по пустякам, а однажды утром я услышал, как мама на повышенных тонах отвечала Ру-тян на какую-то её реплику:

— Больше не заводи разговоров на подобную тему!

— Но он имеет право знать! — звенел голос Руки. — Ты когда-то обещала, что в шестнадцать …

— Скажешь ему хоть слово — ты мне больше не дочь! Я запрещаю тебе!

— Почему ты так реагируешь, мама? Словно я преступление совершить собираюсь?!

— Ты такая умная девушка и не понимаешь, какие будут последствия? Или только этого и ждёшь?! Наверное, ждёшь?!

— Ты… настолько плохого мнения обо мне? — с неожиданной обидой отозвалась Ру-тян.

— Я не знаю, что мне думать. Ты выросла совсем не такой, как я мечтала!

— И что со мной не так?

— Твои глупые идеалы и непонятные фантазии. Не уверена, что хочу о них знать. Даже боюсь догадываться.

Не выдержав, я рывком открыл дверь:

— Прекратите! Вы говорили, что мы одна семья, должны держаться вместе и любить друг друга! Поэтому из-за чего бы вы ни ссорились, перестаньте!

Разумеется, это была нелепая выходка, достойная ребёнка, но она сработала. Мама и Рука умолкли и больше не ругались. По крайней мере, в моём присутствии.

Через полчаса Ру-тян нашла меня в саду возле пруда и уселась рядом на один из камней. Некоторое время мы молчали.

Я не выдержал первым:

— Из-за чего она накричала на тебя?

— Так, — пожала плечами Ру-тян, — из-за ерунды. Впрочем, как обычно.

— А мне показалось, из-за меня. Что такого ужасного ты собиралась мне рассказать, от чего мама пыталась тебя отговорить?

Ру-тян поёжилась, хотя на улице было довольно тепло. Я плотнее придвинулся к ней и осторожно коснулся её плеч.

— В детстве между нами не было тайн, — напомнил я.

Я чувствовал, как она дрожит.

— Мёрзнешь? Пойдём в дом?

— Да, — внезапно выпалила она и подняла на меня свои блестящие чёрные глаза. — Да, Асато!

Я начал подниматься с места, но Рука внезапно уцепилась за край моего юката.

— Погоди, я о другом.

— О чём же?

— Помнишь, ты спросил, останусь ли я с тобой? Мой ответ — да.

Я с минуту удивлённо смотрел на неё, а потом обнял и тихо поцеловал в прохладный, пахнущий цветками апельсина висок.

Через три дня Рука вернулась домой с вещами. И со мной, и с мамой она отказывалась обсуждать причины того, почему вдруг решила бросить университет.

Я бы так ничего и не узнал, если бы спустя месяц к нам в гости не приехала Андо Тиаки, подруга Ру-тян. Она была худой стеснительной девушкой. Войдя, долго мялась в прихожей, объясняя мне, что не хотела никого побеспокоить, просто приехала поговорить с Рукой.

Прежде чем я успел о чём-то её спросить, вниз спустилась сестра и увела Тиаки к себе. Они беседовали довольно долго. Затем мы втроём пили чай в гостиной. Когда же Тиаки собралась уезжать, Ру-тян вызвалась провожать её. Однако перед этим Руке пришлось вернуться в комнату, чтобы переодеться, а я, улучив минутку, подошёл к Андо-сан:

— Спасибо! — поклонился я девушке. — Ради моей сестры вы проделали такой долгий путь. Я вам очень благодарен.

— Что вы! — улыбнулась Тиаки. — Путь сюда вовсе не был долгим. Кроме того, мы с Ру-тян дружим с первого курса. Я до сих пор не верю, что ей пришлось бросить учёбу. Я так за неё переживаю!

— Надеюсь, всё уладится, и анэсан восстановится в университете.

— Нет, она туда не вернётся. Мы с вашей сестрой похожи. Я бы на её месте поступила так же, — тяжело вздохнула Тиаки.

— Ради окончания университета можно и забыть про гордость.

Я сам не понимал, о чём говорю, но туманными намёками надеялся вызвать девушку на откровенность и узнать больше о случившемся с Ру-тян.

Тактика оказалась удачной.

— Вы действительно так считаете? — нахмурилась Тиаки. — Не думала, что вы способны забыть о кошмарах, пережитых вашей сестрой. Рука вас совершенно другим описывала!

Сердце пропустило удар, но я ничем не выдал своего состояния.

— Тогда расскажите, — серьёзно попросил я, — обо всём. Ру-тян постоянно молчит, и я не знаю, чем ей помочь! Она не говорит о том, каково ей пришлось.