В ту ночь мне не спалось. Я выбрался из-под бока Руки, проскользнул в кухню, отодвинул сёдзи и вышел в сад. В небе сияла полная луна, но её внезапно затянули плотные облака, и стало темно.

Раздвижные двери снова зашуршали, и я поспешно спрятался за кустом рододендрона. Послышался скрип ступеньки, тяжёлый вздох отца, а затем озабоченный голос матери:

— Не знаю, что делать с ним, Хикару. Он непоседливый, любознательный, подвижный и сообразительный! Ему не терпится увидеть мир, и я его прекрасно понимаю. Когда-нибудь он просто выскочит из дома и убежит. Мне за ним не уследить.

— Таким и положено быть пацану трёх с половиной лет, — отозвался отец. — Всё нормально, Акеми!

— Через два с половиной года он пойдёт в школу … Что мы будем делать? Кроме нас, он никого никогда не видел. Как он привыкнет к учителям и одноклассникам? Нужно что-то решать. Полная изоляция — не выход.

— Верно, — задумчиво вымолвил отец. — Теперь стало очевидно, что его глаза навсегда останутся такими. И это не единственная проблема. Фальшивой бумажкой истину не прикроешь.

— Иногда мне кажется, я не выдержу лжи, в которой мы живём. Опасности, вечно бродящей по пятам… Происходящего с Рукой. Её вещие сны и предсказания пугают меня! — мама вдруг расплакалась, и от её слёз мне самому захотелось зареветь, хоть я и не понимал причин происходящего.

— Ну-ну, милая, успокойся! По крайней мере, Рука не задаёт больше вопросов.

— Асато начал спрашивать, и она опять начнёт. Что мне тогда говорить им?

— То же, что и раньше.

— Они повзрослеют и перестанут верить.

— А ты повторяй и повторяй. Понимаешь?

— Я понимаю, но… Это тяжело, Хикару! Если бы мы жили вместе, мне было бы легче выносить всё это, но необходимость находиться порознь иссушает моё сердце!

— Потерпи, родная. Мне тоже тяжело. Я выкраиваю каждый удобный случай, чтобы приехать. Но я не могу забрать вас в Токио! Слишком мало времени прошло, а у людей чересчур хорошая память. И я доверяю предсказаниям Руки. Нам нельзя рисковать. К тому же я не скопил денег на новое жильё и не продал прежний дом. Посмотри на меня, — осторожно выглянув из-за куста, я увидел, как отец нежно прикасается ладонями к маминому лицу, — мы справимся. Обещаю!

Мама прильнула к отцу, порывисто обняв его за шею.

— Порой я отчаянно хочу сбежать, забрав Руку! Я так слаба! Боюсь не выдержать.

— Ты ведь не поступишь так? — отец отстранился от мамы и внимательно заглянул ей в глаза. — Не поступишь?

Она отрицательно качнула головой.

— Нет. Прости меня.

— Идём в дом.

Они ушли. Я выбрался из кустов и вернулся в комнату. Интересно, почему плакала мама? Почему она сказала, что хочет сбежать с Ру-тян? Неужели ей здесь плохо из-за меня?

На следующее утро я прямо спросил об этом, войдя на кухню перед завтраком.

Мама остолбенела, а потом отбросила в сторону полотенце, подбежала ко мне, подхватила на руки и крепко прижалась губами к моему лбу:

— Мальчик мой, Асато, милый, прости! Я очень, очень глупая женщина! Я люблю вас с Рукой больше всех на свете! Обещаю, что не буду больше плакать и говорить такие ужасные вещи! Клянусь тебе!

Она сдержала слово. Плачущей маму я увидел в следующий раз лишь в день смерти отца.

Вскоре я выяснил, почему цвет моих глаз огорчал родителей. Когда в очередной раз в гости к нам заглянул кто-то чужой, я, не выдержав одолевшего меня любопытства, вышел в прихожую и столкнулся лицом к лицу с пожилой женщиной в ярко-фиолетовом кимоно. Та побледнела, прижав ладонь ко рту, и вдруг завопила:

— Пресвятая Дева Кантон! Глаза демона!!! Глаза демона!!!

И стремительно выскочила на улицу, даже не обув дзори.

Мама обернулась. Она была бледнее только что сбежавшей соседки.

— Зачем ты вышел, Асато? — холодно спросила она. — Я тебе не разрешала.

Я молчал, понимая, что совершил серьёзную ошибку, хотя до меня не доходило, в чём она заключалась.

— Немедленно уйди и не смей появляться, пока я не позову. Тебе ясно?

Насупившись, я ушёл в комнату, уселся на татами и захлюпал носом. До прихода Ру-тян я успел выплакаться и успокоиться.

Вернувшись из школы, сестра поставила сумку с учебниками в угол и присела на корточки передо мной.

— Что случилось? Ты такой смирный, братик. Неужели тебя наказали?

Я кивнул.

— Странно! Мама обычно не сердится, даже если ты ухитряешься разгромить всё вокруг. Что ты сегодня натворил?

Я рассказал о противной тётке, обозвавшей меня демоном. Рука тихо улыбнулась.

— Хочешь шоколадное печенье? — и протянула мне целую коробку, пояснив. — Подруга угостила.

Я охотно ухватил предложенное лакомство и начал с аппетитом поглощать.

— Ру-тян, я, правда, демон? — уточнил я, сжевав всё печенье и облизав пальцы.

— Нет! — категорически отвергла сестра моё предположение. — Ты человек!

— А почему у меня глаза такие?

— Потому что тебя ангелы принесли, я рассказывала.

— И тебя тоже — ангелы?

— Нет, аисты, — вздохнула Рука. — Отцу подарили.

По выражению её лица не похоже было, чтобы она верила в историю с аистами.

— А какие ангелы меня принесли? Как на картинках, с белыми крыльями? — продолжал спрашивать я.

— Да, и у одного из них были глаза в точности, как у тебя.

— Но я хочу чёрные, Ру-тян!

— Чем твои-то хуже? Яркие, как цветки рододендрона, — сестра опрокинула меня на пол и начала щекотать. — Покажи, где демоны завелись? В руках, в волосах, на пятках или на спине? Где? Не вижу. Значит, ты не демон!

Шёлковая лента соскользнула на её плечи, блестящие тёмные пряди волос растрепались. Вся печаль была мигом забыта. Я не мог расстраиваться, находясь с нею рядом. Она была светлее солнца и ярче звёзд. Моя Ру-тян…

Через несколько дней сестра торжественно вручила мне самодельный амулет — кусочек алого янтаря, через который был продет сплетённый её руками чёрный шнурок.

— Это талисман, защищающий от злых духов. Носи его на запястье, — торжественно сказала Рука, — и твои глаза ничем не будут отличаться от глаз других детей. Никогда не снимай его, и никто не назовёт тебя сыном демона.

И почему-то добавила после короткой паузы:

— Никто не похитит тебя у нас.

Ру-тян помогла мне надеть талисман на правое запястье и поднесла зеркало к моему лицу.

— Видишь, теперь твои глаза стали, как у меня. Пока ты носишь янтарь, такими они и останутся. А если снимешь — станут прежними, поэтому береги мой подарок.

Счастливый, я повис у неё на шее. Я не понимал, как у неё такое получилось, знал одно: моя Ру-тян способна на любое волшебство, потому что, хоть она и не признаётся, её тоже принесли ангелы. По-другому и быть не может.

Маму действие талисмана сначала изрядно напугало.

— Великая Аматэрасу-омиками! — охнула она, увидев меня за ужином, и уронила чашку с рисом на пол.

Пока она подбирала черепки и подметала рис, я молчал, нервно теребя шнурок амулета. Словно догадавшись о чём-то, мама повернулась к сестре:

— Рука, иди-ка сюда! Быстро!

Они ушли в спальню и плотно задвинули фусума. Я опасался, что сестру накажут, однако Рука вскоре вернулась и уселась рядом на татами очень довольная.

— Скоро тебе разрешат выходить из дома, Асато-кун, — радостно сообщила она. — Совсем скоро.

— Я вырос? — обрадовался я.

— Да, мама сказала, ты достаточно взрослый, — рассмеялась Ру-тян, взъерошив мне волосы.

Я кинулся обнимать её, едва не опрокинув столик с едой.

Наконец, я перестал быть затворником в собственном доме.

В августе я впервые увидел, как танцуют бон одори на празднике поминовения усопших и спускают в реку бумажные фонарики с горящими свечами. Узнал, как прекрасны листья клёнов в сезон момидзи. В конце декабря я помогал делать кадомацу* перед входом в дом, украшал жильё ивовыми ветками, подвешивая на них цветы и фрукты. Вместе с отцом мы угощались рисовыми лепёшками, ходили в буддийский храм покупать кораблики удачи и запускали в небо воздушных змеев, а следующей весной я любовался цветущими сакурами, сидя на траве в парке рядом с другими детьми.