Вымотанный и выжатый до капли, я не хотел физической близости, но что-то внутри продолжало изнывать, не находя покоя.

Внезапно Цузуки открыл глаза и повернулся ко мне, отбросив в сторону плед. Я увидел, что он спал одетым — в брюках и рубашке. Спросонья он не понимал, где находится, и почему я стою рядом.

— Ты поздно вернулся, — наконец, укоризненно вымолвил Асато.

— Была сложная операция. Зверски устал.

На душе стало невыразимо гадко. Захотелось попросить прощения, но я не мог понять, за что собираюсь извиняться.

— Ну да, я так и думал. Я ждал тебя, а потом заснул, — забормотал Цузуки. — Ты не позвонил, а я твой номер набирать побоялся. Вдруг я бы помешал тебе на операции, и твой пациент из-за меня умер бы?

Он волновался? Ждал? Чувство вины усилилось.

— Ладно, я пойду, Кадзу-кун. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Асато-сан.

Он развернулся и стал подниматься по лестнице. Я стоял и смотрел ему вслед, пока он не скрылся на втором этаже.

В последующие дни Цузуки пытался устроиться в магазин, офис, на склад, в кафе, в казино, но все эти попытки завершились полным провалом. Он ухитрялся потерять важные документы, проспать собеседование, сломать вещь, которая в принципе не могла быть сломана, забывал взять с клиента деньги… В течение одиннадцати дней он сменил пять мест работы, и я уже видел, что он недалёк от черты, за которой последует затяжная депрессия.

Первого июля в гости приехала Укё. Никогда не забуду, какими глазами она смотрела на Асато-сан. Во взгляде её читались нескрываемые восторг и благоговение.

Со стороны наблюдая за ними, я заметил, что эти двое странным образом схожи. Если леди Эшфорд и Цузуки походили друг на друга чертами лица, цветом глаз и волос, то сходство моего хранителя и Укё отмечалось, скорее, в поведении, в интонациях голоса, в манере мягко уступать собеседнику и стараться не задевать чужие чувства. Они оба были наивны и верили в лучшее. Я понял, что они приглянутся друг другу. Так и вышло.

Спустя час мы с Укё-тян отправились в Синдзюку выбирать подарки на день рождения её матери. Вечером я проводил свою подругу до Синагава и посадил в синкансен Нозоми, а, вернувшись домой, к величайшему изумлению, застал Цузуки сидящим на нижних ступеньках лестницы. У его ног покоились порожние бутылки «Домен Жером Шезо», «Кот д’Ор», «Коста Гримальди» и «Шато Монбуске». Он-таки нашёл мои запасы.

— Теперь, — заявил Цузуки, пытаясь сфокусировать на мне взгляд, — ты просто обязан вышвырнуть меня вон.

Я вздохнул и сел с ним рядом.

— Что случилось?

— У тебя замечательная невеста. Добрая, очаровательная, умная и талантливая.

— Давай медленно искать утерянное звено логической цепочки. Почему я должен выгнать тебя?

— Я мешаю вам.

— И каким, позволь узнать, образом?

— Не будь меня, вы с Укё-сан могли бы провести время намного лучше.

— Мы и так провели его отлично, можешь поверить.

Он удивлённо взглянул на меня.

— В любом случае, от меня никакого толку. Один вред.

— Ты мой хранитель и априори не можешь причинять мне вред.

Цузуки попытался подняться на ноги, но его качнуло в сторону, и он, ухватившись за перила лестницы, сел обратно.

— Знаешь, Асато-сан… Можно посадить возле своего дома куст роз и каждый раз, проходя мимо, хвататься за шипы, чтобы доказать окружающим, что ты плох и выращенное тобой — зло в чистом виде. Либо можно дождаться дня, когда куст расцветёт и любоваться цветами. Жизнь предоставляет обе возможности.

— На моих розах цветов никогда не будет.

— С чего ты так уверен?

— Я их не заслужил, — и глухо добавил. — Пожалуй, я расскажу тебе правду, Кадзу-кун. Ты же так хотел знать.

— Не стоит. Не сейчас, — попытался я остановить его, но он продолжал.

— Я не был таким, как мои родители и сестра. Несмотря на то, что Рука-тян с раннего детства обладала даром целительницы и умела делать магические талисманы, я всё равно отличался от неё. Мои раны затягивались мгновенно, а глаза были фиолетового, а не чёрного цвета. Я много раз спрашивал у родителей, почему цвет моих глаз не такой, как у них, но они молчали. Всегда молчали! А потом обнимали меня и говорили, что я их дорогой мальчик, и я особенный. Избранник судьбы… Лучше бы они сказали правду! Когда мне исполнилось три года, Ру-тян сделала защитный талисман из кусочка красного янтаря, но я не вполне отчётливо понимал, почему вынужден его носить. Понял лишь в шесть лет, когда однажды во время игры с другими детьми амулет случайно соскочил с запястья. Столб огня вырвался из моей ладони, и я серьёзно ранил мальчика, игравшего поблизости. Ребёнок скончался от ожогов. Я не хотел этого, я не собирался убивать, это вышло случайно!

— Верю, верю! — попытался успокоить я Цузуки, но он отвёл в сторону мою руку, которой я пытался погладить его по щеке.

— Другие дети испугались и бросились врассыпную, но, когда оглянулись и увидели, что повторить ещё раз то же самое я не могу, набросились на меня и стали избивать ногами, камнями и палками. Я вскочил и побежал, не разбирая дороги. Они гнали меня через весь город до берега Омоно, пока я не упал среди камышей и не затих. Я хотел умереть, ведь в тот день я осознал свою истинную суть. Я был не человеком, а отвратительным чудовищем. Утром меня нашла Рука и привела домой. С того дня, когда бы я ни выходил на улицу, в мою сторону летели камни и комья земли, а потом все разбегались, опасаясь мести. Отцу угрожали убийством. Маму и сестру стали называть не иначе как «мерзкими ведьмами». Мы были вынуждены покинуть Акита и переселились в Исиномаки. Мама строго-настрого запретила мне снимать талисман. Я и сам понимал, что никогда больше не должен делать этого. Но спустя шесть лет красивая синеглазая девочка по имени Йошико, жившая по соседству, попросила дать ей примерить всего на минутку украшение, которое я носил на запястье. Я думал, всё давно прошло, и ничего не случится. Я снял янтарь и протянул ей, а пробегавший мимо хулиган неожиданно вырвал талисман из её рук и толкнул Йошико-тян. Ярость вспыхнула во мне. Когда же тьма перед глазами рассеялась, я увидел, что янтарь валяется в пыли, а обидчик моей подруги, обожжённый, корчится рядом. Никогда не забуду, как посмотрела на меня Йошико. Это ужасное мгновение растянулось на целую вечность. В её глазах были страх, боль, отчаяние и вопрос: «Почему?», а потом она потеряла сознание. Мы покинули Исиномаки и переехали в Коива. Отец вскоре заболел и умер. Сестра и мама продолжали заботиться обо мне. Они делали всё, чтобы я мог получить достойное образование. Я вырос, кое-как выучился, потому что во мне не было ни капли усидчивости и усердия моей сестры. В итоге, чем я отплатил семье? Я предал их. Двадцатого марта восемнадцатого года я должен был находиться дома! Ру-тян так просила меня никуда не уходить! У неё с утра появилось дурное предчувствие, но куда там… За неделю до этого я встретил кого-то, чьего лица и имени сейчас не помню. Кого-то, очень важного … В тот день, несмотря на просьбы Руки, я ушёл на назначенную встречу, а когда вернулся, моим глазам открылось жуткое зрелище: пока я отсутствовал, кто-то проник в дом, перерезал моим родным горло и положил их, мёртвых, на пол возле порога. Мир померк. Я отвернулся и побежал, как в детстве, а, упершись в берег Эдогава, сорвал янтарь со своего запястья. Я хотел, чтобы все умерли. Эти жалкие ничтожества, заставлявшие меня и мою семью страдать! Коива охватило пламя. Я помню, как кто-то пытался пробиться ко мне сквозь огонь, но не сумел. Я слышал крики людей, видел их искажённые болью лица… А я двинулся вперёд по улицам города, и с моих пальцев слетали огненные языки. Когда бушевавшее пламя утихло, я осознал, что натворил, нашёл на пепелище осколок стекла и вскрыл себе вены.

— Не надо, — снова начал я, но Асато-сан не слышал меня.

— Очнулся я в больнице. Рана на руке почти затянулась. Тогда я разбил бокал, стоявший на столике, и снова располосовал себе запястье. Я повторял этот процесс снова и снова при любом удобном случае. Отказывался от еды, не принимал таблетки, вырывал иглы капельниц, не спал, не пил воду. Но продолжал жить. Не знаю, сколько дней прошло. Однажды в мою палату вошёл светловолосый мужчина с бледно-голубыми глазами. Он был так красив, что я в своём сумрачном бреду принял его за ангела, пришедшего освободить меня, но это оказался всего лишь частнопрактикующий доктор.