— Значит, Асато-сан действительно не понимает, где находится и что с ним случилось?

«Верно. Благодаря такому положению вещей он будет делать исключительно то, что прикажете вы. Его сознание подконтрольно мне, а, следовательно, вам. Цузуки сейчас будто спит, и вы для него — часть сна. Любой ваш приказ не встретит сопротивления, не станет обсуждаться и в итоге забудется. Разве это не лучший выход?»

Я должен оставаться спокойным. Если позволю себе впасть в ярость, лишь усугублю положение.

— Чья энергия способна дать тебе альтернативное питание и освободить духа-хранителя?

«Сила человеческих чувств».

— Каким образом ею надо воспользоваться?

«В книге О-кунинуси всё сказано».

Я выдвинул ящик стола, достал из кожаного футляра браслет Микако-сан и прочитал молитву о мире. Украшение превратилось в старинный фолиант. Потратив несколько минут на поиски, я обнаружил раздел, которого прежде не видел, хотя проштудировал книгу, как мне казалось, от корки до корки. Похоже, заколдованные богом О-кунинуси страницы умело прятали важную информацию.

«Ритуал условного освобождения духа-хранителя от власти амулета».

То, что надо.

И я прочитал: «До дня Апокалипсиса дух-хранитель остаётся связанным волей амулета и служит хозяину, подчиняясь ему разумом и чувствами, однако господин, внеся плату, может освободить защитника раньше наступления часа изменения мира. Для духа-хранителя существует три вида относительной свободы: сознательная, пространственно-временная и материальная. Первый вид означает, что хозяин освобождает разум и чувства хранителя, но для этого отдаёт талисману чужие эмоции, память или души в потребном количестве. Второй вид свободы подразумевает способность духа-хранителя находиться в физическом мире в любое время суток, вне зависимости от фаз луны. Платой является ограничение в сфере движения для произвольно выбранной жертвы, либо возвращение кому-либо способности к передвижению. Третий вид дарует духу-хранителю материальное тело. Для этого владельцу талисмана надо уничтожить или воссоздать чью-то физическую оболочку. Если дух-хранитель получает три вида свободы одновременно, то, кроме всего прочего, каждую ночь новолуния и полнолуния кто-то должен жертвовать кровь и эмоции, либо кровь и память амулету. И последнее: условная свобода для хранителя не является истинным освобождением. Дух защитника продолжает оставаться прикованным к кристаллу, отдаёт ему энергию и подчиняется хозяину в минуты опасности вплоть до дня Апокалипсиса».

— Какое количество эмоций тебе необходимо получить? — перешёл я к сути дела.

«Души у людей разные и способность испытывать чувства тоже. Если вы отдадите мне эмоции сильных душ, то таковых потребуется немного. Слабых необходимо гораздо больше».

— Как я узнаю, когда пора остановиться?

«Я сообщу».

— Промолчишь, вне сомнений.

«Лгать вам или утаивать важную информацию я не способен, поскольку вы — мой владелец».

— Раньше ты именно так и поступал.

«Я многого не помнил из-за влияния чужой магии, а теперь вы сняли блок, некогда установленный Оком, и я отныне в вашем полном распоряжении».

— Если я верно понял, эмоции людей, побывавших в результате ранения или болезни на грани жизни и смерти, но не умерших, а спасённых, тоже засчитываются как жертва, принесённая тебе?

«Безусловно. Но что вы собираетесь делать?»

— Ты чрезмерно любопытен.

Я положил амулет в карман, вернулся в библиотеку и посмотрел на ожидавшего меня Асато-сан. Желание расколоть рубин стало нестерпимым.

Приблизившись к Цузуки, я коснулся рукой его бесплотной щеки.

Разумеется, не ощутил ничего.

— Не сдавайся, — проговорил я. — Твой хозяин приказывает тебе оставаться самим собой и не позволять никому вторгаться в свою душу! Ты нужен мне таким, как прежде. А теперь — возвращайся. Других распоряжений не будет.

Цузуки растворился в воздухе. Продолжая смотреть в ту часть комнаты, где он только что находился, я процедил сквозь зубы:

— Бери с меня плату кровью. Или чем там я обязан пожертвовать, чтобы дать хранителю все три вида свободы?

«Хозяин, вы уверены?» — обеспокоился амулет.

— Больше, чем ты думаешь. Выполняй.

В мозг вонзились сотни невидимых шершней. То, что я считал давно похороненным, нахлынуло вновь.

«Кадзутака, ты меня утомляешь!»

«Хочешь, я подарю тебе своих кукол? Они ведь красивые, правда? Будешь играть с ними? Да забери их! Они мне осточертели!»

И в стену летят фарфоровые бело-розовые и золотисто-смуглые фигурки, превращаясь в груду хлама. Я наклоняюсь к осколкам, но мама отталкивает меня.

«Не стоит усилий. Люди такие же. Бесполезные, жалкие, недолговечные и пустые».

«Неправда…»

Я не хочу ей верить.

Мама отворачивается и начинает рыдать.

В конце концов, она оказалась права. Повзрослев, я увидел, что люди обращались друг с другом, как с марионетками, но каждый мечтал о взаимной любви, которой неоткуда было взяться. Я решил никогда не попадаться на эту дурацкую удочку. А десятью годами позже осознал: самое важное — быть сильнее всех, чтобы никто не имел права втоптать меня в грязь и унизить.

Надо же, эмоции по-прежнему свежи. Ничуть не угасли.

Я сел в кресло, опершись о подлокотники и ощущая, как ткань рубашки сзади пропитывается кровью и тяжелеет, прилипая к коже. Алые ручейки показались из-под манжет и крохотными бусинками застучали по паркетному полу. Как банально и ожидаемо.

Ничего. Я вырос. Осталась лишь застарелая боль, больше в теле, чем в душе. Да, верно, ведь душа в современной науке считается эпифеноменом психических процессов головного мозга.

«Хозяин, вы можете всё прекратить. Найдите жертву, которая будет платить вместо вас. Выберите необходимое проклятие из книги и… »

Заманчиво. Сам об этом думал. И тем не менее:

— Заткнись.

Я поднял голову и взглянул за окно.

Посреди неба ярко пламенел диск полной луны. До рассвета оставалось несколько часов.

Бросив утром испачканную одежду в стиральную машину, я тщательно протёр паркет и обивку кресла в библиотеке. Горничные не должны этого безобразия видеть. Впрочем, окровавленный пол и одежда — мелочи. Вспухшие багровые рубцы на спине куда менее приятное приобретение. Они могут значительно уменьшить удовольствие от общения с моими прелестными дамами. Правда, сомневаюсь, что в ближайшие дни у меня останется время на женщин.

В половине десятого я набрал номер клиники Дайго и, поприветствовав Чизу-тян, попросил её об одолжении:

— Я знаю, ты со многими клиниками поддерживаешь связь. Мне нужно, чтобы в течение некоторого времени на мой мобильный регулярно поступала информация о практически неоперабельных пациентах, находящихся между жизнью и смертью.

— Зачем тебе это?

— Решил попробовать себя в роли волонтёра.

— Ты — волонтёр? — звонко рассмеялась Чизу. — Хватит разыгрывать, Кадзу-кун!

— Я серьёзен, как никогда.

— Ничего не понимаю, — продолжала недоумевать моя подруга. — Что ты затеял?

— Если окажешь эту услугу, потом проси хоть луну с неба.

— И попрошу!

— Решено. Луна твоя.

— Кадзу, признайся честно, во что ты вляпался? — обеспокоилась Чизу.

— Выплачиваю невещественные долги очень крупной конторе.

— Твоя жизнь вне опасности?

— Да. Найди клиентов и забудь обо мне.

Чизу-тян не подвела. На протяжении следующих трёх недель я получил двадцать заявок на проведение сложнейших операций по пересадке органов, удалению запущенных опухолей или спасению тяжело раненых.

Итогом работы стали семнадцать спасённых жизней. Троих, к сожалению, вытащить не удалось. По моим подсчётам, я выполнил с лихвой все пункты, изложенные в книге: вернул нескольким пациентам способность ходить, собрал по кусочкам незадачливого спортсмена, пострадавшего после неудачного спуска на лыжах, но рубин упорно молчал.

Наступил май. Золотая неделя была в разгаре. Миновали День зелени и День Конституции. В Кокумин, но Кюдзицу* я ожидал очередного сообщения от Чизу, как вдруг кто-то позвонил в дверь. Я открыл. И, откровенно говоря, остолбенел, поскольку совершенно не ожидал увидеть снова эту женщину. Я был уверен, что она давно вернулась в Англию.