Она снова опустила руку на голову кота, и тот благодушно замурлыкал, устраиваясь поудобнее на коленях Гретхен.
— Я выскочила замуж рано, едва закончив Академию, за учителя по имени Петер, в которого влюбилась ещё девчонкой. Ради него я старалась танцевать лучше всех в классе! В конце концов, моя мечта сбылась: незадолго до окончания учёбы он ответил мне взаимностью. Петер был старше на целых восемнадцать лет, но меня не смущала разница в возрасте, казавшаяся моим подругам просто ужасной. Кроме создания семьи, я мечтала, конечно, и о другом. Хотела совершенствоваться в балете, выступать в столице, а к двадцати пяти стать лучшей балериной в стране. Ничему не суждено было сбыться… Через год после свадьбы я поняла, что жду ребёнка, и мечты о карьере пришлось оставить. Я ничуть не сожалела, что мои планы разрушились. Петер был счастлив, и я тоже. Как я могла хоть секунду сожалеть об этом? Однако в голове впервые мелькнула мысль о том, что в жизни не всё и не всегда случается, как мы хотим. Нет, я сейчас пытаюсь лукавить. Это не вся правда. Знаете, Факир-сан… Больше всего на свете я боюсь подумать, что на мгновение тогда помыслила о будущем ребёнке как о препятствии для карьеры, потому жизнь и отомстила мне, отняв дочь.
Факир открыл рот, чтобы успокоить Гретхен, но, не найдя нужных слов, предпочёл промолчать. Кот продолжал довольно мурлыкать. Ему везло. Он не понимал, какую горькую историю рассказывает женщина, приютившая его возле камина.
— Катарина росла чудесным, сообразительным, красивым ребёнком. Соседи не могли налюбоваться ею, как и мы с мужем. Тем более удивительно, что сейчас о ней все позабыли… Играя с ней, я танцевала для неё прямо в комнате, и Катарина повторяла мои движения грациозно и легко. Я была уверена: у неё однажды получится то, чего не сумела достичь я. В моей душе родились новые мечты о том, как моя дочь станет талантливой балериной и будет исполнять ведущую партию в знаменитой сказке про принцессу-лебедя… Вы, случайно, не слышали, ставят ли ещё этот балет в столице?
— Сейчас в столице ставят всё, — усмехнулся Факир. — Говорят, его Высочество принц Мартин вынуждает несчастных танцоров делать даже то, что создано лишь его богатым воображением и выходит за пределы физических возможностей. Юноши и девушки ломают руки и ноги, пытаясь воплотить в жизнь его фантастические причуды. Простите, отвлёкся. Да, ту сказку ещё исполняют.
— Вот и я танцевала партии из того балета для Катарины, а она повторяла за мной. И я мечтала однажды увидеть дочь в этой роли, но, — она перевела дыхание и продолжила. — Это случилось спустя два года после рождения моей малышки. Я отправилась в центр города, чтобы купить подарки на Рождество мужу и дочери. Проходя по площади, внезапно отчётливо услышала пугающе громкий металлический скрежет. Я удивилась и начала выспрашивать у прохожих, что это за звук и откуда он исходит, но, казалось, никто больше не слышал его. Мне стало любопытно. Я несколько раз обошла вокруг одного и того же места только для того, чтобы понять: звук доносится с верха главной башни. И я решила подняться и посмотреть, что там находится. Меня не остановило даже то, что внутри всё пребывало в запустении. Похоже, никто не заходил в это место долгие годы. Скрежет усилился. Ступенька за ступенькой я поднималась наверх, пока, оказавшись в комнате на самой вершине, не обнаружила там загадочный механизм. Работая, он издавал тот самый скрипучий звук. Я подошла ближе и остолбенела от ужаса: механизм сам собой быстро писал на бумаге, бегущей нескончаемой лентой, какие-то предложения. Те складывались в истории. Ужасные, жестокие. Истории эти были о жителях Кинкан Таун и о вымышленных персонажах. Я запомнила только самое странное имя — Великий Ворон. Ну вот, — она мельком взглянула на бледное лицо Факира, — вы, наверное, больше не верите мне. Считаете, будто я нелепость выдумываю? Конечно, как в такое поверить?
— Ошибаетесь, верю, — глухо промолвил юноша. — Пожалуйста, продолжайте.
— Забыв обо всём, я стояла и читала появляющийся на моих глазах текст. Но внезапно кто-то подкрался сзади, крепко схватил меня и втолкнул внутрь тёмного, тесного помещения. В какой-то шкаф или, возможно, кладовую и запер дверь! А потом я услышала снаружи противный, дребезжащий смех, словно смеялся древний старик. Я стала стучать и звать на помощь. Само собой, никто не ответил и не явился ко мне. В помещении было невыносимо душно. Я легла на пол и постепенно провалилась в глубокий сон. Мне снились грустные до слёз сны об умирающей принцессе, танцующей балет ради спасения принца-ворона, и другие, жуткие — о растерзанных людях, о человеке, лишившемся рук, и ещё какие-то ужасы, о которых не хочется вспоминать. А когда я очнулась, то обнаружила, что лежу в той же башне возле механизма, но он сломан и не работает. Жутко болела голова. Я ощущала невероятную слабость. Кое-как поднявшись на ноги, спустилась вниз, и, выйдя наружу, вдруг увидела, что в городе наступило лето. Я испугалась и бросилась со всех ног домой, — Гретхен подавила всхлип. — Наш с Петером дом стоял мрачный, пустой, с забитыми крест-накрест окнами… Я постучала к соседям, где прежде жила моя подруга Мария, но совершенно незнакомые люди, открыв дверь, сообщили, что хозяин дома съехал много лет назад вскоре после того, как его жена однажды загадочно пропала. О моей дочери они ничего не знали. По их словам, у хозяина дома никогда не было детей. Я стала говорить им, что я — Гретхен, жена Петера, а они не верили. «Ты совсем юная, а той женщине, по слухам, должно быть за тридцать». Я постучала в другой дом, потом в третий. Там меня, наконец, узнали и стали с интересом выспрашивать, где я пропадала столько времени. А я в свою очередь спросила, как долго отсутствовала. Ответ этих людей уничтожил меня. Башня со странным механизмом, пишущим жуткие истории, похитила у меня двенадцать лет жизни!
— Это ужасно, — прошептал одними губами Факир, — ужасно…
Ахиру тихо перебралась на руки своего друга и сидела там молча, почти не дыша, что было на неё совсем не похоже.
— Но даже эта семья, узнавшая меня в лицо, ничего не могла сказать о Катарине, — продолжала Гретхен. — Они утверждали, будто никогда не видели её. Чувствуя себя так, словно вот-вот утрачу рассудок, я помчалась искать единственную родственницу Петера, его сводную сестру Нину. Пусть она всегда была против нашего брака и недолюбливала меня, но я не знала, у кого ещё спросить о судьбе мужа и дочери. Увидев меня на пороге, Нина, конечно, совсем не обрадовалась. Наоборот, не на шутку разозлилась, обвинив меня в смерти брата. «Если бы он женился на ком-то другом, жил бы сейчас счастливо! Из-за тебя Петер умер. Да, он переехал ко мне и четыре года прожил у меня. А куда ему было идти? Он остался один, кроме того, вскоре серьёзно заболел. Ему требовались помощь и уход. Петер не перенёс твоего предательства. Как ты могла сбежать от него?!» «Но я никуда не сбегала! — пыталась возразить я. — Меня держали взаперти в башне на городской площади в бессознательном состоянии, и я даже не знаю, кто мой похититель, и не понимаю, каким образом выжила, спустя столько лет!» «Ага, рассказывай, — зло ответила Нина. — Это Петер, слепой от любви, мог бы тебе поверить. Он верил в любую твою ложь. Я-то догадываюсь, как всё случилось. Сначала тебе вздумалось с кем-то из твоих бывших так называемых „друзей“ сбежать в столицу, чтобы иметь возможность танцевать свой драгоценный балет, а теперь ты опомнилась и вернулась. Поздно! Петера нет, и именно ты виновна в его смерти. На твоём месте я бы уехала прочь и никогда не смела показываться никому на глаза в Кинкан Таун! Бессовестная!» Я изо всех сил старалась переубедить её, объяснить, что она ошибается, и я никогда не предавала мужа, даже не думала об этом! Пыталась спрашивать её о дочери, но это было бесполезно. Единственное, чего мне удалось добиться, да и то лишь спустя несколько месяцев ежедневных просьб и слёз, чтобы она отдала узел со старыми вещами Петера, где я и нашла то детское платье. К сожалению, за прошедшие месяцы не обнаружилось никаких других свидетельств тому, что моя дочь когда-либо существовала. Записи о её рождении в мэрии города отсутствуют. Я не понимаю, как такое могло произойти. Теперь скажите, по вашему мнению, я действительно сумасшедшая? Сама я уже не понимаю, во что мне верить!
